Вместе со всеми он смотрел кинокомедию, и так, как веселился он, как смеялся, как бурно выражал свои чувства, восхищался и негодовал, — так мог веселиться, восхищаться и негодовать только человек, обладающий неиссякаемой жизнерадостностью, жизнеутверждающим оптимизмом…
Впоследствии много рассказывали мне маршалы и генералы, во время войны работавшие в непосредственной близости с Иосифом Виссарионовичем, о его бесконечной выдержке, о гигантской, ни с чем не сравнимой трудоспособности, о гениальной, неповторимой памяти, об исключительном внимании к советам специалистов, о его непревзойдённых знаниях в области техники — мирной и военной, о презрении к невеждам и зазнайкам, о неиссякаемой бодрости духа в тяжелейшие дни борьбы с гитлеровскими ордами. Советовался ли он со своими соратниками о положении на фронте и в тылу, вызывал ли к себе какого-либо офицера-«направленца», то есть знающего строго определённый участок фронта, беседовал ли с конструктором или с деятелем в области сельского хозяйства, — он вникал во все мельчайшие подробности докладов, сообщений, сводок, чутко прислушивался к тому, как бьётся сердце народа, как велика его воля к победе — воля к победе, воспитанная им — Сталиным, отцом народа!
Нет его теперь! Замолкло это великое человеческое сердце. Скорбь народа необъятна, глубина её необозрима. Но сказаны мудрые слова: «Скорбь превратим в силу». Наша сила — в могуществе Советского Союза, в нашей беспредельной сплочённости вокруг Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, возглавляемого испытанными в борьбе соратниками Иосифа Виссарионовича, наша сила в том, что будущее страны и всего мира всегда и вечно будет связано с именем наших великих учителей — Ленина и Сталина.
Запечатлеть образ Сталина видевшим, слышавшим его, знавшим в годы расцвета его величия и мудрости, запечатлеть для поколений, воплотить в новых книгах, пьесах, сценариях, песнях великие черты этого величайшего, неповторимого характера — не только наш святой долг, но и прямая обязанность. Сталин оставил нам огромное, бесценнейшее наследство. Его последние труды — грандиозная программа действий на много и много лет вперёд, программа осуществления коммунизма, ради которого он жил и боролся, боролся до последнего своего часа. Изучать сталинское наследство и обогащаться им, вооружаться его учением и его мудростью, воссоздать образ живого, вечно живого Сталина — такова наша большая задача. Она огромна и трудна, ибо, чтобы написать в полную силу образ гения человечества, надо быть самому гением. Но невозможно, ссылаясь на этот очевидный факт, сидеть сложа руки и дожидаться появления этого гения, который напишет нам Сталина. Наш коллектив — писателей, поэтов, драматургов, артистов, художников, скульпторов, режиссёров — талантлив и велик своей силой, вооружён самым мощным оружием: учением Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина; он силён знанием цели — она едина с целями партии и народа; он силён и тем благородным стремлением, каким жил Сталин, каким живут его соратники, — всё отдавать для благосостояния народа, его счастья, его мирного труда, его великой мощи. Этот коллектив имеет все возможности в бесконечном ряде произведений навечно оставить народам черты того человека, которого мы любим всей душой, перед мудростью которого склоняем свои головы, заветы которого ведут нас к солнечным вершинам коммунизма.
Кум откушал огурец
И промолвил с мукою:
«Оказался наш отец
Не отцом, а сукою».
Александр Галич
Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией.
Франсуа де Ларошфуко
Новая реальность
Один немолодой человек сказал 5 марта 1953 года: «Наконец он издох! То, что в мире не будет Сталина — счастье».
Един во многих лицах
В 1953 году в нашей системе ещё ничего не успело измениться, но массовые репрессии прекратились. Это с экспериментальной точностью доказывает, кто именно был их организатором.
Литературно-репрессивная статистика
Террор унёс тысячу двести советских писателей. Шестьсот вышли из лагерей после смерти Сталина. По словам первого секретаря Московской организации Союза писателей Степана Щипачёва, было репрессировано четыреста писателей-москвичей. На Украине из двухсот сорока писателей было репрессировано около двухсот.
Это были огромные потери: человеческие, культурные, экономические. Почему экономические? Владимир Войнович с горькой иронией заметил: если бы, например, в Голландии арестовали одного-двух писателей, с прилавков тотчас исчез бы сыр. Об этом и частушка:
Ах, кали´на-ка´лина,
Шесть ошибок Сталина.
Если будет ещё шесть,
Что тогда мы станем есть?
О заслугах
«Ошибки твои известны. Заслуги твои бесспорны», — писал о Сталине Дмитрий Волкогонов. Бесспорны ли? Если со Сталиным и связано что-то хорошее, то надо проверить, во-первых, какой это было достигнуто ценой, во-вторых, может ли это быть отнесено непосредственно к нему, и, в-третьих, сознательно ли это было сделано, ведь и стоящие часы дважды в сутки показывают верное время.
Десталинизация сознания
Сознание людей моего поколения находилось под гипнозом страха и пропаганды: мы славили вождя и готовы были идти за него в огонь и в воду. Однако каким эфемерным оказалось это обожание! То же и в Германии: после краха третьего рейха мало кто остался верен Гитлеру. Положение тирана исторически непрочно. С его смертью хорошо организованное обожание сменяется неорганизованным отрицанием. Уже осенью 1953 года я написал первые стихи с не очень внятным ощущением ухода истории и страны от сталинизма. Привожу их не как образчик поэзии, а как свидетельство духовного развития моего поколения:
Мчатся в будущее кони,
В колеснице Аполлон.
Он смирить их бег не волен,
Непреложный, как закон.
Мчатся в будущее кони,
Их уж не удержит бог.
Скаты крыши переломом
Двух эпох.
На следующий год пришло более ясное понимание:
Пусть мне не сносить головы,
Но истина вечно права:
Чем выше вершина горы,
Тем глубже ущелья провал.
И там, у вершин человеческой мысли,
К которым стремились восторг и любовь,
На совести гения гирей повисли
Злодейства, тиранство, жестокость и кровь.
А в 1955 году появилось сомнение и в том, что Сталин находился «у вершин человеческой мысли»:
От Кушки до Невы
Прозреешь поневоле.
Про то, что гений вы,
Мы все учили в школе.
Есть гении глупцы,
Есть дураки, своим умом известные.
А мы живём в слепой и глупой вере.
Но гений и злодейство —
Две вещи несовместные.
Две вещи несовместные,
Не правда ли, Сальери?
Несостоявшийся продолжатель
Берия ненамного пережил Сталина, иначе жить бы нам под лозунгом: «Берия — это Сталин сегодня», «Берия — великий продолжатель дела Ленина — Сталина». Сразу же после ареста Берия возникли частушки:
Цветёт в Тбилиси алыча
Не для Лаврентий Палыча.
А для Климент Ефремыча
И Вячеслав Михалыча.
Наш товарищ Берия
Вышел из доверия.
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков.
* * *
На писательском митинге, посвящённом осуждению Берия, писатель Л. сказал столь же литературно изящную, сколь и лживую фразу: «Берия был той гнилой мандариновой коркой, которая была брошена под ноги народу, нёсшему в руках портреты Сталина».
Конец
Свой арест Берия не воспринял как начало конца. Его вели по кремлёвским коридорам, и он звал на помощь дежурных офицеров. Никто не отзывался: вместо сотрудников госбезопасности на постах стояли армейские офицеры. Его поместили в здание штаба ПВО. Предание говорит, что какой-то чекист в больших чинах пытался выручить Берия, предъявив охране заверенное высокими печатями предписание выдать арестованного для перевода в другую тюрьму. Он был задержан. Охрана строго выполняла приказ подчиняться только своим непосредственным начальникам. В камере Берия, не стесняясь наблюдения в глазок, занимался онанизмом. В перерывах пил много чаю.
Суд под председательством маршала Конева судил Берия не за его реальные преступления, а за мнимый шпионаж. И Берия получил прекрасную возможность убедиться в тщетности любых аргументов. Он говорил: «Если бы я был шпионом, разве я допустил бы создание советского атомного оружия?! Ведь я руководил всем нашим атомным делом!» Берия умолял сохранить ему жизнь и обещал оказать большие услуги государству и его новым руководителям. Приговор был суров и справедлив: расстрел.