Но оказалось, что он полностью ошибся. Старые коллеги отца была далеки от того, чтобы радоваться при мысли о том, что служат под началом Харди, глубоко оскорблены его присутствием в батальоне. Они были первым поколением индийских солдат, которое служило под началом индийских офицеров. Многих это смущало: их отношения с британскими офицерами являлись предметом гордости и престижа. Служба под командованием индийцев означала исчезновение такой привилегии.
Пришел день, когда командир батальона, подполковник "Баки" Бакленд порекомендовал Харди в качестве командира третьей роты. Для сержантов роты это стало последней каплей. Некоторые хорошо знали подполковника Бакленда, они много лет служили вместе с ним, их задачи включали информирование командующего о том, что происходит в подразделении. Они составили делегацию и направились к нему, сказав: этот мальчишка, Хардаял Сингх, которому вы отдали командование третьей ротой, мы знаем его отца, его сестры замужем за нашими братьями, его дом стоит рядом с нашими. Как вы можете рассчитывать, что мы будем обращаться с этим мальчишкой как с офицером? С какой стати, он ведь даже не может переварить ту еду, которой питаются офицеры. Он тайно прокрадывается в нашу столовую, чтобы поесть чапати.
Подполковника Бакленда обеспокоили эти жалобы, подобное дрянное отношение не могло не встревожить. Насколько же эти люди не доверяют сами себе, если испытывают такое отвращение при мысли, что должны доверять человеку, единственной виной которого является то, что он один из них?
Подполковник Бакленд устроил сержантам выволочку:
- Вы живете в прошлом. Пришло время, когда вам пора научиться слушать приказы от индийцев. Этот человек - сын вашего бывшего соратника, вы и правда хотите публично его опозорить?
Несмотря на выговор, сержанты стояли на своем. В конце концов, уступить пришлось подполковнику. Между солдатами и английскими офицерами всегда существовал негласный договор: по определенным вопросам нужно учитывать желания солдат. Подполковнику не осталось другого выбора, кроме как послать за Харди, чтобы сказать ему, что его назначение пока невозможно. Это оказалось самой трудной частью дела. Как объяснить эти обвинения Харди? Как военный может защититься от обвинения в том, что тайно ест чапати? Как быть с его самоуважением?
Подполковник Бакленд вел себя как можно тактичнее, и после беседы Харди не выказывал никаких видимых признаков разочарования. Лишь его ближайшие друзья знали, как глубоко он ранен, как сложно ему было смотреть в лицо этим сержантам на следующий день. И, конечно, армия была маленькой и сплоченной группой, сплетни расходились быстро, и время от времени даже друзья могли брякнуть что-то лишнее, как и произошло в тот вечер.
***
- Так значит, вам всем предстоит с этим столкнуться? - спросил Арджуна Дину. - Солдаты с трудом будут воспринимать вас как офицеров?
- И да, и нет, - отозвался Арджун. - Мы постоянно ощущаем, что они нас оценивают более придирчиво, чем британцев, особенно меня, я думаю, раз уж я единственный бенгалец. Но мы также чувствуем, что они идентифицируют себя с нами, одни воодушевляют нас, а другие ждут нашего провала. Когда я смотрю на них, то могу сказать, что они ставят себя на мое место, пересекая мысленный барьер, который раньше был для них таким огромным. В то мгновение, когда они представляют себя перешагнувшими эту черту, что-то меняется. Всё становится уже не таким, как прежде.
- Ты о чем?
- Не уверен, что могу объяснить, Дину. Расскажу тебе одну историю. Однажды нашу столовую посетил старый английский полковник. Он не переставая рассказывал о старых добрых временах. После ужина я услышал, как он разговаривает с Баки, нашим командиром. Он сопел и пыхтел, попивая свой виски. Он считал, что эта новая мода делать офицерами индийцев разрушит армию, все друг с другом перегрызутся, армия распадется. Баки - самый справедливый и порядочный в мире человек, и он не собирался мириться с подобным. Он стойко нас защищал и заявил, что его индийские офицеры прекрасно справляются со своей работой и всё такое прочее. Но знаешь, всё дело в том, что в душе я понимал, что Баки ошибается, а старикан прав.
- Почему?
- Всё просто. В каждой организации есть собственная логика, а британская индийская армия всегда существовала благодаря пониманию, что существует разделительный барьер между индийцами и британцами. Это была честная система: они держались порознь, и обе стороны явно ощущали, что это для их же блага. Это непросто, знаешь ли, заставить солдат сражаться. Британцы нашли способ это сделать, и это сработало. Но теперь, когда мы сидим за офицерским столом, я не знаю, будет ли это работать и дальше.
- Почему бы нет?
Арджун встал и плеснул себе еще бренди.
- Потому что старикан был прав, когда сказал, что мы перегрызем друг другу глотки.
- Кто "мы"?
- Индийцы и британцы.
- Правда? Но почему? За что?
- Главным образом из-за всякой ерунды. В столовой, к примеру, если британец включит радио на программу на английском языке, можешь быть уверен, что через несколько минут индиец настроит его на песни из индийского кино. А потом кто-нибудь переключит обратно, и так без конца, пока уже только надеешься, чтобы его окончательно выключили.
- Похоже на... потасовку на школьном дворе.
- Да. Но думаю, за этим стоит нечто важное.
- Что?
- Понимаешь, все мы делаем одно дело, едим одну и ту же пищу и так далее. Но парнишкам, которые прошли обучение в Англии, платят гораздо больше, чем нам. Я лично не особо возражаю, но парнишек вроде Харди очень волнуют такие вещи. Для них это не просто работа, как для меня. Понимаешь, они действительно верят в то, чем занимаются, верят, что британцы борются за свободу и равенство. Большинство из нас, когда слышат подобные громкие слова, принимают их с оглядкой. А они нет. Они чудовищно серьезны насчет всего этого, вот почему им так сложно приходится, когда они обнаруживают, что то равенство, о котором им твердили - лишь подвешенная перед мордой морковка, болтается перед носом, чтобы заставить их идти вперед, но всегда вне пределов досягаемости.
- Почему они не жалуются?
- Иногда жалуются. Но обычно не о чем особо жаловаться. Возьми дело с назначением Харди. Кого тут винить? Харди? Солдат? Уж конечно не сержантов. Но так всегда и выходит. Когда кто-нибудь из нас получает повышение или назначение, всегда возникает завеса правил, которая делает всё каким-то туманным. На поверхности кажется, что армией управляет свод правил и процедур, вроде бы всё четко и ясно. Но на самом деле под этим прячутся грязные тени, которые никогда толком не различишь: предрассудки, недоверие, подозрительность.
Арджун проглотил бренди и сделал паузу, чтобы налить следующую порцию.
- Я расскажу тебе кое-что, что случилось со мной в академии. Однажды мы с друзьями направились в город - Харди, я и еще несколько офицеров. Начался дождь, и мы зашли в магазин. Владелец предложил взаймы зонтики. Не раздумывая, я сказал: "Да, спасибо за помощь". Остальные взглянули на меня, словно я сошел с ума. "О чем ты только думаешь? - набросился на меня Харди. - Тебя не должны видеть с зонтиком". Я был озадачен и спросил: "Почему же? Почему меня не должны видеть с зонтиком?". Харди ответил так: "Ты когда-нибудь видел индийского солдата с зонтиком?" Я подумал и понял, что нет. "Нет", - ответил я.
"Знаешь, почему?"
"Нет".
"Потому что в прошлом на Востоке зонтики были признаком верховной власти. Британцы не хотят, чтобы сипаи слишком много о себе воображали. Вот почему в гарнизоне ты никогда не увидишь зонтиков".
Я был потрясен. Неужели это правда? Я был уверен, что никаких правил на этот счет не существует. Можешь представить правило, которое гласит: "Индийцы не должны хранить в казармах зонтиков"? Такое и вообразить невозможно. Но в то же время, в части действительно не увидишь никого с зонтиками. Однажды я спросил адъютанта, капитана Пирсона: "Сэр, почему мы никогда не пользуемся зонтиками, даже во время дождя?" Капитан Пирсон был крепким и коренастым человеком с бычьей шеей. Он посмотрел на меня как на червяка. Ничто не заткнуло бы мне рот быстрее, чем его ответ. "Мы не пользуемся зонтиками, лейтенант, потому что мы не женщины".
Арджун засмеялся.
- И теперь, - сказал он, - я готов сделать что угодно, лишь бы меня не увидели с зонтиком, пусть я лучше вымокну под дождем.
В тот год казалось, что муссоны разразились над Ланкасукой задолго до того, как в небе появились первые облака. Свадьба Манджу состоялась в конце июня, как раз до прихода дождей. Дни стояли жаркие, и в парке перед домом уровень воды в озере упал до такой степени, что лодки больше не могли вытащить на берег. В это время года вращение земли, казалось, замедлилось в предвкушении потопа.
