– Я вынашиваю еще одного сына, – добавила роженица.
– Шансы всегда равны. Посмотрим. А тебе это очень важно?
– Конечно, нет. Совсем не важно. Мальчик или девочка – это мой ребенок.
– А для некоторых важно. Женщины тоже увлекаются волшебными сказками.
Алис сжала пальцы Карлы, затем убрала руку, и итальянку затопило чувство утраты. Ее новая знакомая уперлась ладонями в стол и наклонилась вперед, собираясь встать.
– Вода в котелке еще горячая. Мы в мгновение ока смоем кровь, – сказала она.
– Нет, нет, мадам! Пожалуйста, сидите. Я уже ходила по крови, и мне все равно. Вы правы, я знаю, что вы правы. Честное слово. Пожалуйста, дайте мне руку.
Карла взяла руку Алис и заглянула в долгую, холодную зиму ее глаз:
– Вы имеете так мало, а даете так много.
– Спасибо, но больше не стоит об этом говорить. Мы не держим прилавок на рынке, хотя могли бы. Дом набит всяким хламом.
– Я не хотела вас обидеть. Я имела в виду…
– Мы знаем, что ты хотела сказать, любовь моя, и не обижаемся. – Старуха повела плечом, словно прогоняя боль. – А что касается твоего «иметь», то у тебя самой ничего нет – даже меньше, чем ничего. Могу сказать наверняка, что тех вещей, с которыми ты рассталась, здесь нет, и возможно, уже никогда не будет. Стоит ли на них надеяться?
– А я и не надеюсь. В противном случае я вряд ли бы выжила и оказалась тут.
– Хорошо сказано, девочка. Человеку не нужно то, что нельзя унести с собой. Вот мое правило.
Карла улыбнулась и почувствовала, как стянули кожу щек высохшие полоски слез. Она вспомнила, каким оборванцем был Орланду, когда она впервые его увидела. Вспомнила Матиаса, смотревшего с палубы уходящей в ночь галеры, как горит то, чему он посвятил жизнь. Вспомнила себя саму – не в конкретный момент или в определенном месте, потому что таких моментов и мест можно вспомнить много, а в состоянии, когда у нее не было ничего, кроме сокровищ, хранившихся в сердце. В точности как теперь.
– Значит, ты не услышала ничего нового. – Алис тоже улыбнулась. – Может, ты сама немножко ведьма?
– Может.
– Отлично. Отлично. Тогда мы поговорим без обиняков.
Графиня вернулась к своим воспоминаниям и нашла ошибку:
– Я не могу унести с собой лошадь, но без этих животных я была бы почти нищей. Хотя никто не может похвастаться, что владеет лошадью. В лучшем случае человек использует ее.
– Это удовольствие, которое старуха никогда не испытывала, но она рада, что тебе это дано. И вот еще что: в том, что касается «отдавать», мы равны. И Алис верит, что так будет и дальше.
– Вы мне льстите. – Карла увидела, как одна бровь ее собеседницы поползла вверх. – Да. Согласна. Мы встретились, как равные, и останемся равными. – Бровь опустилась на место. – Можно задать один необычный вопрос?
– Твои вопросы мне нравятся.
– Вы называете меня «любовь моя».
– Тебе это подходит. Но если не нравится, буду называть так, как захочешь.
– Нет, нет, это чудесно.
Карла вновь обнаружила, что улыбается, а улыбка Алис стала грустной.
– Вот и ответ на твой необычный вопрос, – сказала она.
– А второй можно? Если я не ошибаюсь, вы ни разу не произнесли слово «я».
– Не ошибаешься. Женщина не хочет обманывать себя, думая, что является центром чего-то важного, иллюзии, которая возникает, когда говоришь «я». Эту иллюзию она видит везде, и эта иллюзия первая из тех сказок, от которых наши туфли наполняются кровью. Так женщина лучше понимает свое положение – она всего лишь нить, а не ткань.
Карла поняла. Разум ее замер в оцепенении, но душа сразу же впитала слова старой женщины. В это мгновение не было никакого «я», только «мы».
– И еще она должна заметить, – прибавила Алис, – что ложная скромность тут ни при чем.
– Понимаю, – сказала Карла. – В таком случае, это красная нить.
Старуха приняла этот утонченный комплимент легким наклоном головы.
– Кроме того, – сказала она, – у меня тоже есть ангелы.
Итальянка смотрела на ее сгорбленную, бесформенную фигуру, такую некрасивую, но исполненную благородства.
– Жаль, что я их не вижу, – сказала она. – Должно быть, они ослепительны.
– Не лучше твоих или чьих-то еще. Раскрой глаза, и ты их увидишь.
– Можно я буду называть вас «Алис»?
– Черт возьми, это гораздо лучше, чем «мадам».
Почувствовав, что опять начинаются схватки, Карла встала и оперлась руками на стол. Теперь она не сдерживала стоны, и от этого ей было легче. Спазмы внутри живота утихли, но боль в пояснице стала такой сильной, что роженица забеспокоилась, не поврежден ли у нее позвоночник. Она изо всех сил оперлась на ладони, но это не помогало.
Хозяйка дома с трудом поднялась. Несмотря на все самообладание, старухе не удалось скрыть, чего стоило ей это усилие.
Карла вскинула голову и выпрямилась, стараясь не показывать, как ей больно. Алис, шаркая, обогнула стол. Ее гостья увидела распухшие лодыжки, которые нависали над краями домашних туфель. Пожилая женщина энергично потерла ладони и зашла ей за спину.
– Неудивительно, что тебе больно, – проворчала она. – Опусти плечи, расставь ноги пошире и разведи колени. Ты не на приеме у королевы.
Графиня послушалась, и ей стало немного легче.
– Теперь посмотрим, не помогут ли нам немного ангелы, – вздохнула Алис.
Карла не почувствовала ее прикосновений и была уверена, что старуха до нее не дотрагивалась, но волна тепла разливалась по ее животу. Через несколько секунд боль исчезла и осталось лишь легкое напряжение.
– Как вы это сделали? – изумилась роженица.
– Мы все способны исцелять руками, нужно только знать как.
Алис похромала к буфету, припадая на одну ногу, достала одну глубокую миску и две миски поменьше, две ложки – все из дерева – и нож. Потом она поставила посуду на стол.
– Давайте помогу, – предложила итальянка.
– Не суетись. Все уже готово.
Алис вернулась к буфету, взяла большой глиняный кувшин и тоже принесла к столу. На ее стуле лежала потертая светло-зеленая подушка. Поправив подушку, старуха с явным облегчением села. Темно-красные пятна на ее щеках стали ярче. Она тяжело дышала, опираясь на покрасневшие локти, и не сразу пришла в себя. Карла забеспокоилась. Ей не хотелось, чтобы эта женщина перенапряглась, принимая у нее роды. Может, позвать кого-то на помощь? Старуха заметила выражение лица гостьи.
– Тебе же сказали: не суетись. – Алис откашлялась в кулак и, скривившись, сглотнула. – А теперь открывай кувшин и принимайся за дело.
Глиняный кувшин был покрыт смолой и запечатан крышкой из плетеных ивовых прутьев, пропитанных воском. Его до краев наполнял жидкий мед с половинками груш. Карла набрала две маленькие миски.
– Пахнет вкусно, но не только грушами и медом, – заметила она.
– Там еще есть дольки айвы, если набирать со дна. Выбери, что тебе больше нравится. И не жалей меда, лей, сколько душа пожелает. Нам нужно прикончить этот кувшин раньше, чем вернется мой сын. Просто чудо, что он еще сохранился.
– А куда пошел Гриманд?
– Старая женщина научилась не задавать вопросов.
– Он вернется? – Графиня чувствовала себя здесь в безопасности, но с Инфантом ей было бы еще спокойнее.
– Эта большая миска для тебя, – сказала Алис. – На случай, если захочешь опорожниться.
– Из меня по-прежнему течет.
– Этот пол видел кое-что похуже. Скажешь нам, если выделения станут кровянистыми или зелеными.
– Можно я буду есть стоя? Мне так удобнее.
– Пожалуйста. Это поможет ребенку.
– Правда? То есть я стану на голову, если вы скажете, но в прошлые разы повитухи советовали мне весь день не вставать с постели.
Алис отреагировала на эти слова недовольным молчанием и выпяченной губой.
– Скажи спасибо, что до тебя не добрались хирурги, хоть у них и чесались руки, – проворчала она потом. – Могильщики и священники поживились бы тогда за твой счет.
Старуха схватила одну из маленьких мисок, и они принялись за еду. Карла нахваливала угощение, а хозяйка причмокивала, вздыхала и облизывала губы. Итальянка вдруг почувствовала прилив нежности к старой женщине, такой глубокой нежности, что она даже растерялась, и слезы вновь потекли у нее по щекам. Алис подвинула опустевшую миску к кувшину, и Карла снова наполнила посуду, не жалея меда. Слеза упала прямо в миску, и графиня извинилась. Потом она поставила кувшин и отхлебнула чаю.
– Наша Мать любит слезы всех своих детей. Они напоминают ей, что мы достойны цены, которую она за нас заплатила, – сказала мать Гриманда. – Особенно слезы счастья. Давай подогреем чай.
– Не нужно. Мед хорошо запивать холодным.
Карла снова глотнула чаю и взяла себя в руки. Что-то она сегодня расчувствовалась.
«Сыграй для нее», – услышала она вдруг шепот Ампаро.
Этот голос звучал так отчетливо, что итальянка оглянулась. Она не увидела ни света, ни сияния и была разочарована, но затем ее взгляд упал на футляр виолы, валявшийся среди всякого хлама.
