Итак, мы получили возможность говорить один на один. Мне также удалось вдохнуть в твоего отца мужество и решимость противостоять нападкам, которые то и дело сыплются на тебя, на твоего супруга, а также на его побратима. Я веду себя умно – в те дни, когда придирки учащаются, я лишаюсь вдохновения. Закир плачет как ребенок и требует продолжения. В такие минуты к нему лучше не подходи. С моей помощью Закир укрепил свой дух и отвергает всякие домогательства выразить покорность дракону. Как только он дает от ворот поворот всяким ходатаям, тайным посланцам, драконовым доброжелателям, прижившимися во дворце, ко мне тут же возвращается способность к сочинительству. Мне удалось внушить твоему отцу нехитрую мудрость – потерять голову при живом Салманасаре проще простого. Как оно будет с драконом, Иштар надвое сказала.
Зачем рисковать?
Госпожа, только не надо заблуждаться – худшее не за горами. Как оказалось, главная опасность исходит не столько от скошенной на один бок склянки, вход которой во дворец заказан, так как к ней прикасались «чужие руки», но, прежде всего, от царского полководца Бау–ах–иддина. Ты должна помнить его, этот мужлан был послан охранять границу с Эламом. Бау чванлив, самонадеян и открыто презирает меня, а в моем лице всякое письменное слово. Он называет это «ерундой». Полководец постоянно склоняет царя принять сторону дракона еще до того, как об этом будет объявлено официально. Хуже всего, что ему удалось найти общий язык с приставленным к Закиру посланцем царя царей, который является ярым сторонником огнедышащего змея. Привожу некоторые выражения, которые он позволяет в присутствии Бау: «Дамаск посмеялся над старческой немощью…», «Ашшур слишком жирный кусок для худородных отпрысков Иблу…», «илу светится только у молодых и дерзких».
На днях они вдвоем настояли, чтобы царь Вавилона письменно выразил дракону свою признательность за заботу о «несчастной дочери» и выразил готовность «всегда и во всем помогать ему». Когда от него потребовали приложить к сырой глине свой ноготь, Закир обратился ко мне за советом. Я ответил, ноготь это не государственная печать. Вполне достаточно поблагодарить доброго человек за участие в судьбе дочери. Зачем заходить далее? Я напомнил царю: «Кто без ума спешит, тот опаздывает».
Гонец со дня на день отправится в Калах.
Не упустите гонца.
Рад сообщить, что Ардис жив и здоров, чего и всем желает. Он живет в подаренном ему Закиром поместье вблизи Борсиппы, в Вавилоне появляется редко и, будучи в отставке, окончательно потерял связь с дворцом.
Поверишь ли, о нем забыли.
Воистину:
Поднимись и пройди по развалинам древним,
Взгляни на черепа последних и первых:
Кто был злодей, кто – благодетель?
Так и хочется сказать:
В реку бы броситься – вот что благо!
* * *
Сразу после возвращения армии в Калах на нового туртана, брата царя Шамши–Адада, а также на его раб–мунгу Нинурту–тукульти–Ашшура, была подана жалоба, будто они утаили часть дани, собранной на побережье в финикийских городах. Царь приказал тщательно пересчитать добычу. В комиссию вошел наследник престола и несколько чиновников, среди которых оказался и Азия. Сначала под пристальным наблюдением царя проверили все записи, затем неделю перебирали привезенные сокровища, пересчитывали скот, глиняными мерами перемеряли зерно. Шамши–Адада, как и его раб–мунгу Нинурту, царь обязал тоже присутствовать при проверке. Злостных нарушений комиссия не выявила, нехватка оказалась ничтожной, и через день после утверждения результатов расследования Нинурте с конницей было позволено вернуться в Ашшур, чтобы к следующей весне быть готовым к походу на север, на заметно повзрослевших, накопивших уверенность в себе горцев Урарту.
Такое неслыханное милосердие никак не вязалось с жесточайшим наказанием, которому царь подверг мелких воришек. Некоторых солдат, сопровождавших обоз, посадили на колы всего за миску просыпавшегося зерна. Их ободранные воронами тела были выставлены на одном из хозяйственных дворов столичной цитадели. Кто‑то из ближайших подчиненных обратил внимание Нинурты на этот зловещий нюанс. Начальник конницы, заметно разбогатевший после победоносного похода на запад и уверенный в добром отношении царя – Салманасар лично даровал ему наместничество в Ашшуре – презрительно отмахнулся от досужих разговоров.
Едва Нинурта покинул столицу, как владыке вновь представили донос, в котором командир одной из эмуку городского ополчения Шибанибы, обвинил Шамши–Адада в дерзком нарушении установленного богами чинопочитания. Нарушение выразилось в неоднократном употреблении неприемлемого выражения «старший брат», под которым туртан подразумевал царя царей. Настойчивое стремление считать себя равным владыке Ашшура могло быть простой оплошностью, если бы не прямое пренебрежение разрешением царя великого, царя могучего, «известной всем хромой особе» вернуться в Вавилон. Командир эмуку также обвинил Шамши–Адада в покровительстве разбойникам, напавшим на караван и дерзнувшим лишить жизни вышеупомянутую «особу».
В отличие от обвинения в хищении дани, на этот донос Салманасар никак не прореагировал. Правда, знающие люди были уверены – рано или поздно жалобе дадут ход. Об этом говорил отказ Салманасара лично встретиться с братом. Это мнение косвенным образом подтвердило одобрение мер, с помощью которых сын управлял страной. Салманасар в эти дни был особенно ласков с Шурданом.
Предсказание сбылось, когда вслед за покинувшим столицу конным войском, в Ашшур был послан гонец с приказом Нинурте немедленно вернуться в столицу.
Добравшись до своего родового гнезда, знакомясь с делами, Нинурта выразил крайнее неудовольствие тем, что Шами позволила сестре вернуться в Вавилон. Он назвал это «дерзким самоуправством» и «неоправданным, оскорбляющим богов милосердием». Если бы кто‑то чужой, заявил он жене, посмел с такой небрежностью исполнять его распоряжения во время похода, он, не раздумывая, приказал бы отрубить бы ему голову. Дисциплина – это обязательное условие победы. Кто этого не понимает, будет наказан.
Шаммурамат невозмутимо выслушала упреки мужа, затем, оставшись с ним один на один, попыталась объяснить, чем этот приказ грозил ему и их семье.
— Тебя заманили в ловушку, и ты едва не угодил в нее.
Она напомнила мужу – многим в Калахе возвышение Шамши–Адада и Нинурты как кость в горле.
— Неужели вы всерьез поверили, что Шурдан сдастся без боя? Если дело дойдет до схватки, у него куда больше возможностей отправить вас к судьбе, чем у тебя и твоего волосатого побратима. Единственное спасение – навязать Шурдану войну при благоприятных для нас обстоятельствах. Это значит, наше дело должно быть правым, освященным богами и поддержано Салманасаром, чья воля должна быть выражена в письменной форме, иначе наши немногочисленные союзники отвернутся от нас. А вы легкомысленно попались на крючок. Что означает в эту минуту расправа с Гулой? Прямое нарушение приказа великого царя. Разве эта распутная дрянь стоит ассирийского трона? Разве этого ждет от вас великий Салманасар? Он ждет от вас поддержки, а вы чем занялись?! Ведь он не вправе обойти родного сына при назначении преемника?
Нинурта, за время похода заметно располневший, набравшийся грубости, даже разговаривая с Шаммурамат, не снижал командный голос. Он в буквальном смысле отмахнулся «от женщины» и перевел разговор на милости, которыми Салманасар одарил его за победный марш по побережью.
огда Шами представила письма Сарсехима, тайными путями доставленными из Вавилона, призвала Ишпакая, чтобы тот попытался убедить зарвавшегося «победителя». К доводам, изложенным старым евнухом, а также к письмам Сарсехима, Нину отнесся насмешливо. Вавилонского скопца обозвал «продажной тварью», соображения Ишпакая – «сказками, до которых Ишпакай всегда был большой охотник», над изменой Ушезуба посмеялся.
— Одноглазый с детства верно служил нашему дому. Зачем ему предавать нас?
Шаммурамат поднялась и вышла из комнаты. До ночи супруги не виделись.
Когда Нинурта вошел в спальню жены, Шами перебралась в соседнее помещение, где ночевала служанка. Девушку она выставила, однако закрыть дверь не успела. В комнату шагнул Нинурта и потребовал объяснений. Не услышав ответа, замахнулся на жену.
Голос жены – попробуй ударь! – привел его в чувство.
Он умерил пыл.
Шаммурамат с горечью укорила его.
— Тебя избаловали наложницы! Ты решил, что, получив высокий пост, стал умнее?! За весь день ты не нашел минуты, чтобы поиграть с детьми. Этому тебя также научил побратим? Нашел дружка! Надо додуматься назвать «братом» царя царей, да еще в присутствии простых воинов, не говоря уже о командирах! Нину, не ослеп ли ты? Тебе даже в голову не приходит, что если дело и дальше пойдет подобным образом, Салманасар отвернется от тебя? Ты понимаешь, чем грозит нам опала? Своеволие – это хуже, чем преступление. Это роковая ошибка.
