Артём не собирался, несмотря на трудные обстоятельства, расставаться со своей мечтой стать военно-полевым хирургом. Хотя и понимал: для этого знаний и опыта нужно гораздо больше, чем даже те, что он уже получил. Но решил продолжать двигаться к цели, хотя усталость каждый вечер накатывалась такая, словно на тело навешали пару мешков с песком. Они тянули вниз, и стоило порой закрыть на минуту глаза, как парень проваливался в тяжелый короткий сон.
Шестого августа случилось то, чего Артём ждал, только без особенной надежды. От Лёли пришло долгожданное письмо. Парню казалось, будто девушка станет общаться с ним только через маму. Маняша уже встретила его однажды после занятий в училище и передала привет от дочери, устно рассказав, как той приходится на фронте. Артём ловил каждое слово, задерживая дыхание, чтобы ничего важного не пропустить. И потом горячо поблагодарил Марию Матвеевну за хорошие вести. Не сдержавшись, от полноты чувств даже в щёчку звонко поцеловал, чем смутил потенциальную тёщу.
И вот теперь его собственная мать, войдя поздно вечером в комнату, протянула маленький бумажный треугольник с черным оттиском штампа и сказала с улыбкой:
– Сынок, тебе письмо с фронта.
– Это от Лёли! – Артём пулей вскочил с кровати, на которой лежал с учебником в руках, на пожелтевшей обложке которого значилось: «Этапное лечение повреждений. Материалы по военно-полевой хирургии. Наркомздрав СССР. Медгиз. Ленинградское отделение. 1939 г».
Мать вручила сыну письмо и тихо удалилась, оставив того наедине с весточкой от любимой. Артём осторожно, с сильно бьющимся сердцем раскрыл конверт и, включив настольную лампу, принялся читать.
Глава 63
Купание в реке, да разве можно придумать что-то более классное, чем это! Особенно когда ты уже несколько дней живешь посреди тяжелой изнуряющей жары. Это не говоря обо всём остальном. Животные тоже ощутили все тяготы степного июля, и нам с Петро даже не пришлось загонять их в воду. Широко раздувая ноздри, когда учуяли запах реки, они сами пошли в неё всем табуном, а потом жадно и долго пили, опуская волосатые губы в воду.
Пока лошади пили, мы с Петро разделись до исподнего и полезли купаться. Плавали и ныряли, и на какое-то мгновение я ощутил себя обычным гражданским человеком, который пришёл на пляж. Даже показалось на минутку, что вокруг Волга, а берег – это часть острова Городской, который делит великую русскую реку на два крупных рукава. Вот только Нового моста не видно, да и людей вокруг не особенно много – остальные бойцы купались чуть дальше, выше по течению, чтобы лошадей не пугать.
Насладившись речной прохладой, мы выбрались и устроили постирушки. Петро взял кусок хозяйственного мыла и принялся деловито натирать им свою гимнастёрку и галифе. Потом отдал мыло мне, и я последовал его примеру. Заодно и исподнее освежили. Правда, я не совсем понимаю, зачем на такой жаре носить под верхней одеждой ещё и нижнюю – нательную рубашку и кальсоны. Да, оно тонкое, хлопчатобумажное. Но зачем?! Лишняя возня с ним только.
– Петро, вот скажи мне, почему у нас кальсоны и рубаха, а не майка с трусами? – спросил я напарника.
– Не положено, – ответил он.
– Нет, я знаю, что не положено. Но ты хотя бы поясни, в чем суть?
– А в том, что согласно Приказу Наркома Обороны от 1 апреля 1941 года о перечне предметов вещевого имущества Красной Армии майка и трусы указано, что эти предметы одежды носятся только летом и только в мирное время, – послышался знакомый голос. Петро вскочил первым и вытянулся, я следом. Из-за кустов вышел капитан Балабанов.
– Вольно, – сказал он, усмехнувшись, поскольку мы с напарником предстали перед его карие очи совершенно голыми. А поскольку руки полагалось по швам держать, даже прикрыться не могли. Только дождавшись команды. – Продолжайте, – разрешил комбат, и мы уселись, прикрывшись.
– То есть, получается, трусы и майки нам только после войны выдадут? – спросил я.
– Видимо, так, – ответил капитан. – Ладно, Николай, одевайся. Дело у меня к тебе. Да погоди, не спеши. Сначала дай искупаться, а то с этой круговертью…
Он неспешно стянул одежду, а потом полез в воду. Окунулся несколько раз, выбрался наружу. Не стесняясь нас с Петро, снял рубаху с кальсонами, тщательно выжал, повесил на ветку ивы сушиться. Уселся на песок. Подозвал меня жестом. Я подошел, сел рядом.
– Вот что, Николай. У меня к тебе поручение будет. Поскольку ты с лошадьми с детства знаком, тебе одному оно под силу.
Я напрягся. Балабанов видит мою казахскую внешность и думает, что раз так, то я с малолетства лошадьми окружён. «Наверное, он еще про юрту заговорит и кумыс, а я их только по телевизору и видел», – промелькнуло в голове, заставив сильнее нервничать.
– Короче, так. Поскачешь и найдешь штаб нашего полка.
Капитан достал планшет, раскрыл и стал показывать на карте.
– Мы вот здесь, хутор Востриковский. Видишь? Так, а штаб, по моим сведениям, расположился здесь, в хуторе Бабуркин. Отвезёшь им мой рапорт. Я там написал в конце, какие запчасти нужны. Наши орудия пострадали несильно, так что здесь всё заменить можно быстро. Только доставить надо. Понимаешь, насколько это важно? Немцы скоро нас догонят. Ночью арьергард пехотный вернулся. Фрицы до самого утра громили наши позиции. Но теперь уже наверно поняли, что нас нет, и двинулись вперёд. Ты понимаешь, Коля, насколько важное у тебя поручение?
– Так точно, товарищ капитан, – ответил я мгновенно пересохшими от волнения губами.
– Тогда одевайся, бери рапорт, – Балабанов протянул мне пакет, – и скачи во весь дух. Я бы ординарца своего отправил, да его контузило немного.
– Товарищ капитан, а к кому мне в штабе обратиться? – спросил я.
– Ищи майора Денисенко, он начарт полка. Всё, дуй, чтоб ветер за спиной!
– Есть! – я вытянулся, потом быстро оделся, вспоминая, что двигаться мне нужно всё время на запад. «Господи, только бы не потеряться в этой степи без карты-то!» – думал со страхом. Подошёл к Петру, спросил его, какая лошадь у нас самая резвая.
– Чекай, я тобі допоможу, – сказал напарник. Помог седлать животное – темно-гнедую с белым пятном на лбу и носу. Я положил пакет в вещмешок, набросил лямки на плечи. Затем нацепил скатку шинели (Петро приучил, сказал, если где оставлю, то могу и не вернуться в то место, а это потеря военного имущества), винтовку. Забрался в седло.
– С Богом! – сказал напарник негромко и шлёпнул лошадку по крупу ладонью. Она резво помчалась прочь от реки, и мне пришлось вцепиться в поводья, чтобы не выпасть из седла на полном ходу. Капитан был прав: чем быстрее неслась лошадь, которую я отчего-то окрестил Белкой, тем сильнее свистело у меня в ушах. Зато не было жарко: ветерок приятно обвивал чуть влажное после купания тело.
Я мчался и думал о том, какое расстояние между двумя хуторами. На карте я запомнил масштаб – два км в одном см. От Востриковского до Бабуркина примерно пять см. Значит, около десяти км. Этот нехитрый расчет меня обнадёжил. Ну что такое десять км? Помнится, родители однажды купили дачу неподалеку от Морского посёлка. Мы тогда жили в центре Астрахани, так вот оттуда до неё было 11 км. На машине отца добирались примерно минут за 20, если без пробок. Средняя скорость авто по городу, учитывая светофоры и прочее, 30 км/ч. У лошади, интересно, сколько? Будем считать, что наполовину меньше. Значит, я доберусь минут за 40.
«Да ерунда!» – обрадовался я. Привычно посмотрел на запястье, но увы. Вот чего не оказалось у сержанта Агбаева, так это наручных часов. «Да, надо бы обзавестись», – решил и продолжил скачку. В это время я ощущал себя кем-то невероятно важным. Может быть, даже самым важным во всем пехотном батальоне и нашей батарее! Подумать только: от того, насколько быстро я достану запчасти и вернусь, зависят жизни нескольких десятков человек! Восхитился своей значимости, но тут же пришло ледяное осознание огромной ответственности, которую капитан возложил на мои плечи.
