Для обустройства «приемышей» Петр задействовал Наума Сенявина и молодого лейтенанта Конона Зотова.
Зотов не так давно привел в Ревель из Пярну купленный Салтыковым 50-пушечный корабль «Перл», построенный в Англии. Его привел в Пярну английский капитан еще глубокой осенью, но ледяной панцирь уже сковал Финский залив. Чтобы не держать англичан, Петр отправил Конона принять у них «Перл».
— Гляди, сей жемчуг обследуй добротно, тебе ведомы аглицкие проделки, ты един у нас по-свойски общаешься с ними.
С Кононом Зотовым у царя давно сложились добропорядочные отношения.
Его отца, своего первого наставника в детстве, дьяка Никиту Зотова, царь сделал главным фискалом, возвел в графское достоинство, но не только это сблизило бывшего дьяка и царя.
С юных лет привилось Петру страстное влечение к Бахусу. В этом деле Никита Зотов четверть века составлял ему компанию. Ныне во «всепьянейшем синоде» царь числился «протодиаконом», а Никита был «всепьянейшим патриархом».
Многое дозволяется по «пьяной лавочке», но в обращении с царем никто, кроме Никиты Зотова, не позволял себе лишнего. Безотчетно, душевно располагался царь к Никите и перенес свои симпатии на его детей.
За казенный счет отправил учиться уму-разуму за границу трех сыновей Никиты — Василия, Ивана и Конона. Первыми отправились за рубеж старшие братья, преуспели в науках. Иван в совершенстве овладел французским языком, изучил быт французов, ездил в Париж с посольством Андрея Матвеева. Бригадиру Василию царь доверял важное дело. Младшего, Конона, 14-ти лет от роду, царь отправил в Англию обучаться морскому делу за казенный счет.
Прикоснувшись к морской стезе, за три года Ко-нон «прикипел» к морю и запросил разрешения у отца остаться в английском флоте, дабы в совершенстве овладеть сложной наукой и практикой в мореходстве.
Прочитав письмо Конона, царь восхищенно произнес:
— Первого охотника зрю, который по доброй воле на любое мое дело морское просится.
Тут же были наполнены кубки венгерским, и Петр выпил за здоровье первого охотника. Восемь лет осваивал это дело Конон на английском и голландском флоте, встречался не раз с Федором Салтыковым, помогал ему. На десяток лет моложе Наума Сенявина, он действовал теперь с ним рука об руку…
Получив депешу от Апраксина, царь немедля собрал консилиум флагманов и капитанов.
Расхаживая по каюте, контр-адмирал Петр Михайлов рассуждал вслух:
— В первой стычке Лилье хвост показал. — Петр ухмыльнулся, сдвинул брови. — Ныне эстафета получена генерал-адмирала. На Гангуте адмирал Ватранг крепко уперся. Сие вам ведомо, полторы дюжины кораблей линейных да фрегаты и шхерботы.
Петр остановился, взглядом окинул собравшихся:
— Генерал-адмирал сетует, что без флота корабельного ему не пройти с галерами, потому пытает наперво устроить диверсию нашим флотом корабельным супротив шведов у Гангута. Кое мнение господ флагманов и капитанов?
В каюте воцарилась тишина, а Петр, усмехаясь, кивнул Шелтингу: «Начинай, мол».
Почин значит многое. Казалось, Шелтинг, который еще в прошлую кампанию упрекал в трусости Крюйса, выскажется за то, чтобы «азардировать»…
— Господин контр-адмирал знает, что половина наших кораблей годится только едва пройти под парусами. Нет пушек, нет ядер, нет пороха, нет канониров. — Шелтинг бросил взгляд на притихших капитанов. — Другая часть капитанов не всегда смыслит сигналы флагмана.
Только накануне Петр выводил корабли из бухты, пробовал начать осмысленные маневры, но большая часть капитанов действовали неумело. Как понял царь, на кораблях долго мешкали из-за плохого знания капитанами русского языка. То, что сходило с рук в обычном походе, в бою приведет к поражению.
— Потому, — заключил Шелтинг, — считаю прежде времени совершать диверсию против неприятеля, который столетия плавает по морям.
Петр молча, взглядом, поднял сначала Сиверса, потом каждого капитана. Все они в той или иной манере соглашались с мнением капитан-командора Шелтинга.
Последним встал лейтенант Конон Зотов:
— По уставу флота аглицкого, азардировать под парусами супротив эскадры на якорях есть превосходство. Но то касаемо сил равных. У нас же скудно и в людях, и в пушках, — Конон развел руками, — потому смысла нет, погубим дело.
«Знатно рассуждает», — подумал Петр и кивнул секретарю Макарову:
— Сие внеси в протокол. Диверсия невозможна.
Петр отыскал глазами в углу, на конторке, потухшую трубку, вышел на балкон, выколотил, набил табаком и закурил. В каюте капитаны задвигали принесенными стульями, заскрипели на диване, начали перешептываться, но царь, видимо, еще не все высказал. Раскурив трубку, он вновь заговорил:
— Другую стезю советует генерал-адмирал. Нашему флоту парусному обойти шведа морем, податься к Твермине и стать покуда на якорь. Прикрыть наши галеры от шведов. У них-то сила в пушках, А ну, как навалятся на наши галеры бомбами, пожгут флот.
Затянувшись, Петр выдохнул, клубы дыма потянуло в распахнутую балконную дверь.
— Еще Федор Матвеевич мыслит, как бы нашему флоту парусному навалиться на шведа с моря и враз ударить галерами от шхер и сцепиться на абордаж. Сие толково, но прежде времени. Поелико фарватеры с моря в тех местах нам не ведомы. — Петр в упор посмотрел на Питера Сиверса. — Посему, командор, тебе задача. Сей же день отбери штурманов, завтра бери бригантину и айда к Порккала-уду35 , а оттель в Твермине, к генерал-адмиралу. Промерь там подходы и места для якорного стояния эскадры. Не мешкай, лето на убыль пошло.
Отправив Сиверса, царь послал с ним письмо Апраксину. Соглашаясь с доводами генерал-адмирала, Петр строго наказал «не итти дальше Твермина или Гангута, покуда не прояснятся замыслы шведов».
Сообщая о консилиуме и его однозначном решении, Петр разделил взгляды Апраксина на совместный удар по эскадре Ватранга. Но «не зная броду, не суйся в воду». Потому-то и отправился к нему Сивере. Ежели глубины позволят, и парусная эскадра пройдет к Твермине «когда случимся все вместе, тогда или тихим ветром, или в самую тишь можем букси-
рами неприятеля атаковать… Буде же вышеписанно-го фарватера36 нет, то не знаем, что делать, разве, отбив батареями от берегу, пропустить треть скампавей к Або…»
В среду, последний июньский день, Апраксин в который раз просил Петра приехать для совета. Ставка в дальнейших действиях была высока. Решалась судьба не только кампании, а может быть, и всей войны.
Капитан-командор Шелтинг, как положено, на следующий день докладывал Петру о состоянииэс-кадры и происшествиях за ночь.
Выслушав рапорт, Петр приказал:
— Изготовь фрегат Бредаля, он самый борзый на ветру, пойду к Гельсингфорсу, генерал-адмиралу потребно. Для сопровождения шняву Ипата Муханова, «Рафаил» Ивана Сенявина и фрегат, какой выберешь сам.
Из Журнала поденной записи Петра Великого:
«Июля в 4-й день от Ревеля шаутбенахт корабельный поехал на фрегате «Св. Павел» к Елизинфор-су… за ним последовали шнява «Принцесса» и две галеры да для сопровождения два корабля «Рафаил» и «Ланадоу»…
В 5-й день в шестом часу поутру в виду от Ели-зинфорса, например, меньше трех миль были, и понеже лавировать к шхерам опасно было… поворотились… к Ревелю во флот в десятом часу».
Жди у моря погоды. Давняя, верная присказка моряков. Всем распоряжаются неведомые силы Природы и воля Божья. Спросить бы их.
Как ни вертись, а против ветра лавировать с парусом весьма сложно, а подчас рискованно. В шхерах на веслах с трудом продираешься, а под парусом гиблое дело…
Шквальный ветер с каждым днем крепчал, развело крупную волну. После долгого затишья начался шторм…
В первый день второго летнего месяца, как обычно, в походном журнале Густава Ватранга появилась очередная запись: «…Четверг 1 июля. Ветер норд-вест при хорошей погоде… От крестьян мы получили сведения, что противник с целой массой судов находится невдалеке от нас и что солдаты его движутся вдоль берега, зажигая ужасные огни…»
Перечитав запись, адмирал откинулся в кресле. Безмятежный послеобеденный отдых располагал к благодушию. Но есть обязанность. Редкую неделю Ватранг не доносил о положении вверенной ему эскадры. Надобно отписать его королевскому величеству, что морякам приходится несладко, противник явно набирает силу…
Последний рейд вице-адмирала Лилье встревожил Ватранга. Оказывается, в Ревеле у русских большая эскадра линейных кораблей, подобная его эскадре здесь, у Гангута37 . Но у него под боком, в Твермине, еще одна эскадра, добрая сотня галер, их нельзя сбрасывать со счетов. Иначе можно попасть впросак… Он уже сообщил королевскому Совету в Стокгольм, что ему срочно нужна подмога.
