Фекла снова принялась за дело, но опять крючки намертво вцепились во что-то на дне, и она была вынуждена их оборвать. Слезы закипали у нее на глазах от досады: не лезть же в прорубь из-за крючков!
Сменила еще два места — результат прежний. Злое, роковое невезение вконец расстроило Зюзину. Она прекратила лов, когда оборвался последний крючок, собрала рыбью мелочишку в мешок и отправилась домой. К ней подошла Авдотья:
— Ты чего уходишь? Еще рано.
— Крючья все оборвала, ловить нечем, — сказала Фекла, — что-то на дне попадается… какие-то коряги…
— Наверное, приливом да течением нанесло, — с притворным сочувствием заметила Авдотья. — У меня тоже оборвалось три уды.
И отошла с озабоченными видом.
Уженье, однако, было в самом разгаре. Рыбаки, просидев день на льду, в глубоких сумерках уходили домой с мешками мороженой рыбы. От безделья и неудач Фекла окончательно упала духом. Она отправилась со своей бедой к Иерониму Марковичу Пастухову. Уж он, старый рыбак, должен знать, почему крючки у нее обрываются, а у других целехоньки.
Выслушав ее, Иероним Маркович поразмыслил и сказал:
— Ежели в четырех лунках у тебя, Феклуша, крючки обрывались, так корягами, о которых ты говоришь, кто-нибудь тебя облагодетельствовал. Есть у меня одна догадка. Вечерком, когда никого на реке не будет, пойдем проверим.
Поздним вечером, когда на льду не было ни души, дед взял железную кошку, привязал к ней конец и вместе с Феклой, которая прихватила пешню, отправился на реку.
— Показывай твои лунки, — сказал он.
Фекла указала. Дед сломал пешней намерзший на лунке лед и опустил в воду свое приспособление. Кошка сразу за что-то зацепилась.
— Клюнуло, — дед стал осторожно тянуть кошку из воды. — Тяже-е-елая рыбина попалась. Не упустить бы…
Из проруби дед выволок довольно большой, опутанный сетью тяжелый ком.
— Гляди хорошенько. Твои уды тут.
— Камень сеткой обмотан. Кто же это так сподличал? — Фекла, склонившись, высвободила крючки.
— Есть, видно, у тя враги, Феклуша. Завистники. Ловила поначалу хорошо, вот и стали вредить.
— А в другой, в другой-то проруби посмотрим! — Фекла нетерпеливо потащила деда к лунке поодаль.
И там Иероним выловил такой же тяжелый камень, обмотанный куском невода.
— Вот тебе и вся причина. Теперь надо выяснить, кто. Камни уберем, чтобы никто не догадался, что мы их вытащили. Завтра днем лови с богом, только пробей новую лунку, виду не подавай. А ночью не поленись посмотреть, кто придет снова сюда…
…Фекла затаилась за углом бани на берегу и стала ждать. Ночь была тихая, морозная и темная — ни одной звездочки. С неба сыпался мелкий и сухой снег. Поодаль угадывалась в потемках тропка, что спускается по косогору к реке. Ее протоптали рыболовы-наважники.
Ждать пришлось долго. Порядком продрогнув, Фекла уже хотела было идти домой. Но вот из-за крайней избы показалась и торопливо направилась к реке высокая фигура. Фекла смогла только рассмотреть, что это женщина. Она несла что-то в руках, прижимая к себе, словно ребенка. По высокому росту и размашистой мужичьей походке Фекла догадалась, что это — Авдотья Тимонина. Что гонит ее на лед в глухую пору? — думала Зюзина. — Баба вроде не злая. Никаких раздоров у меня с ней не бывало. И вот поди ж ты… Фекла вздохнула и, напрягая зрение, все смотрела ей вслед с любопытством и неприязнью. А может, она не с камнем? — появилось и тут же исчезло сомнение. — С камнем! Ишь тащит… Даже сгорбилась. Видно, тяжел. Из-под снега, поди, откопала, старалась.
Все еще выжидая, Фекла думала не о том, что вот сейчас соседка тащит этот несчастный камень, чтобы бросить в нее, а о том, откуда взялись эта злоба и коварство у Авдотьи, с которой ей, Фекле, делить решительно нечего. Зависть? А причина ее? То, что Фекла ловила рыбы больше? Но ведь и другие ловят помногу! Почему именно Феклу избрала Авдотья для мести за удачливость на льду? А может, дело вовсе не в этом? Фекла терялась в догадках.
Авдотья меж тем спустилась на лед к середине реки, осмотрелась и направилась прямо к той проруби, возле которой Фекла сидела нынче днем. Подойдя к лунке, подняла камень и с размаха опустила его, чтобы проломить уже намерзший тонкий лед. Камень исчез подо льдом. Авдотья отряхнулась, зябко повела плечами и вздрогнула от неожиданности, услышав:
— Издалека камни-то носишь?
— Ой… — Авдотья схватилась рукой за грудь.
— Вот работка! А кто за нее платит? — Фекла подошла к Авдотье вплотную, и та увидела ее большие недобрые глаза, так и обдавшие холодом.
— Какие камни? Ты чего?.. — спросила она испуганно.
— Сама знаешь, какие. Я же видела — ты спустила в лунку камень, сеткой обмотанный.
— Тебе померещилось.
— Померещилось? Тогда зачем сюда пришла? Бессонница одолела?
Фекла вспомнила свои оборванные крючки и неудачи, обозлилась и хотела было схватить обидчицу и выкупать ее в проруби. Но лунка мала. Тогда Фекла с размаха, по-мужски ударила Авдотью по уху. Та схватилась за висок, согнулась и со всех ног кинулась бежать. Фекла в два прыжка догнала ее и толкнула в спину. Авдотья упала ничком, потом села на снег и заплакала. Фекла остановилась в недоумении. Она ожидала сопротивления, быть может, отчаянной ругани — знала, что Авдотья за словом в карман не лезла. Но Тимонина только всхлипывала. Это совсем обезоружило Феклу. Запал у нее прошел.
— Ну вставай, — сказала она. — Зачем вредишь?
Авдотья смахнула слезы рукавом и со злобой бросила ей прямо в лицо:
— Потаскуха! Семью разбиваешь!
Фекла отшатнулась, выбросив вперед руки в шерстяных варежках, как бы защищаясь от обидных бранных слов.
— Да как ты смеешь? Сроду никому я жить не мешала!
— Злодейка! Разлучница! — Авдотья, распаляясь, повысила голос до крика и стала наступать на Феклу, почти касаясь своей тощей грудью упругой и налитой груди Феклы. — У дочери моей мужа отбивать? А про детей забыла? Где твоя совесть?
— Какого мужа? Ты что, спятила?
— Я спятила? Это ты спятила! Овечкой прикидываешься! Зачем Митьку в свой невод заманиваешь? Зачем хвостом перед ним вертишь?
— Ах вон оно что! — догадалась Фекла. — Вон тебе что наплели. Кто же пустил такую небылицу?
— Зря люди не скажут. — Авдотья чуть отступила и стала перед Феклой настороженная, злая, натянутая, словно струна. — Он сам мне сказал, что ты уговариваешь его жить с ним…
Фекла дернулась, как от резкого и неожиданного удара, и едва сдержала себя, крепко стиснув зубы. Наконец она вымолвила:
— И ты веришь этому?
— Верю.
— Напрасно. Хочешь, я тебе расскажу все по правде? Идем.
Авдотья шла молча рядом. Фекла стала рассказывать ей все, как было, без утайки. Начав с прихода Обросима лет десять назад, она сказала и о том, как уже теперь к ней являлся Дмитрий со своими приставаниями, и она его выгнала, наказав никогда больше не переступать порог ее избы.
— Все равно не верю тебе, — глухо сказала Авдотья.
— Но почему мне не веришь, а ему веришь? И для чего это мне кидаться на шею женатому мужику, которого видеть не могу, не то что… Ты сама подумай. Хорошенько подумай! Если бы я хотела, давно бы связалась с кем-нибудь попригляднее да получше твоего никудышного зятька! И ты, вместо того чтобы прийти ко мне да поговорить начистоту, вон чем занялась! Не стыдно ли? Ведь не мне вредишь — колхозу! А если узнают? Тебе несдобровать по нынешнему военному времени! Посчитай-ка, сколько я из-за твоих каменьев рыбы упустила? Самое малое — центнера полтора. За такое дело по головке не погладят.
Авдотья испугалась.
— Жаловаться пойдешь?
Фекла помолчала, потом сказала раздумчиво:
— Подумаю… Жаль мне тебя. Ладно, если штрафом да позором отделаешься. А если срок дадут? Если уполномоченный НКВД этим делом заинтересуется? Припишут вредительство в военное время! Под старость-то каково будет?
— Не знала, что так может обернуться, не подумала, — Авдотья вздохнула и отвернула лицо в сторону. — За дочку боялась, думала — без мужа оставишь…
— Ну, а если бы и в самом деле я имела виды на Митьку — помогли бы твои каменья?
— Не помогли бы. Знаю твой характер: напролом бы пошла.
— Ну вот…
Авдотья поскользнулась на подъеме в горку и чуть не упала. Фекла вовремя подхватила ее.
— Не ходи жаловаться-то. Боле не буду камни под лед опускать. Вот те крест!
— Ладно, молчу. Если другие не проговорятся…
— А разве другие знают?
— Есть и глаза и уши.
— Бес попутал… — опять вздохнула Авдотья и, не попрощавшись, свернула в свой проулок. Поверила она Фекле или нет, так для Зюзиной и осталось неясным.
Фекла тихо пошла домой. На пути ей повстречался старый, полуразвалившийся амбар Мальгиных, и она вспомнила, что давно, перед женитьбой Родиона, ревнуя его к Августе, пустила у колодца недобрую сплетню. Ей стало неловко и стыдно самой себя: Правду люди говорят: как аукнется, так и откликнется…
