Благодаря однако сильным связям, бывший генерал-губернатор действ. тайн. советн. Пестель хотя и отданный под суд, добился пенсии по 25 тысяч рублей в год (ассигнациями).
Пестель вместо того, чтобы явиться в Сенате к ответу, благополучно и беззаботно отправился в препокойном дормезе, купленном у перваго мастера Иохима за семь тысяч рублей, на жительство в деревни свои, в Смоленской губернии лежащия, где и доныне (1827 г.), конечно, живет беззаботно и весело 1).
1) Достойно внимания, что Иван Пестель пережил смертную казнь сына своего Павла Ив. Пестеля (повешен 13 июля 1826 г.). В кабинете отца постоянно висели два живописные портрета: его сын Павел молодым офицером и затем полковником, командиром Вятскаго полка. Фотографии с этих двух интересных портретов были нам доставлены покойным кн. Друцким-Соколинским.
Выехавшие из Москвы дворяне, пред вступлением туда Наполеона, оживились в Нижнем любовию к отечеству. Некоторые из них слыхали что-то такое о Пожарском, о Минине! Отысканное дворянином Федором Михайловичем Тургеневым в селе неподалеку, — верстах в 80 от Нижняго, принадлежавшем некогда знаменитому Пожарскому, знамя, то самое, с которым дружина Пожарскаго двинулась к Москве на одоление и низвержение владычества чуждаго, сохранявшееся в церкви и купленное у священника села за 700 рублей—воспламенило их еще более. Каждый видел в самом себе Пожарскаго.
Начали здесь давать пиры, банкеты, пить и кричать еще более. Невежды всегда не могут терпеть ни ума, ни учения, ни просвещения.
По какому поводу, по каким причинам закосневшая и глумившаяся в невежестве толпа дышала ненавистию к Сперанскому —сказать определительно не могу. Думаю, Сперанскаго дворяне ненавидели без всяких причин и единственно только потому, что Сперанский был умен, хорошо учен, а они невежды.
За лакомым столом у губернскаго предводителя нижегородскаго дворянства князя Грузинскаго, более достойнейшаго быть атаманом разбойничьей шайки, нежели первым представителем дворянства 1), дворяне и вместе с ними от инфантерии генерал граф Толстой до того распалились гневом противу Сперанскаго, что многие подавали уже голоса: «повесить», «казнить», некоторые кричали: «сжечь на костре Сперанскаго!»
1) О некоторых деяниях или, вернее сказать, злодеяниях этого кн. Грузинскаго подробный разсказ помещен в «Русском Вестнике» покойным П. И. Мельниковым, под заглавием «Медвежий угол».
Местная власть была уже близка к тому, чтобы утвердить которое-либо из трех предложений, но, к счастию Сперанскаго, к счастию самих бесновавшихся дворян и генерала от инфантерии графа Толстаго, нашлась в собрании за обедом умная и трезвая голова - какой-то дворянин незнатной породы,—воспротивившаяся намерениям гг. дворян, готовых жарить Сперанскаго, и голова с большим умом, с большим даром убеждения. Она остановила благия намерения дворянства и готовность власти утвердить их и привесть в действие. По долгом пререкании, наконец приказано отправить Сперанскаго на жительство в Пермь.
Когда Постель был отдан под суд, то в Петербурге при двоpе нашлись заступницы «несчастных Пестеля и тобольскаго губернатора Фанбрина»; высказана была уверенность, что Пестель и Фанбрин люди правые, невинные!
При ревизии дел в Сибири, Сперанский нашел и признал большое число чиновников, служивших, виновными, назначил им наказания, разделив преступников на пять или на шесть разрядов. Bсe наказаны: бывший в Иркутске губернатор, действительный статский советник Трескин лишен дворянства, чинов, знаков отличия, а тобольский гражданский губернатор Фанбрин, действовавший в Тобольске таким же образом, как Трескин в Иркутске, то-есть исполнявшей также и таковыя же противузаконныя веления Пестеля, по окончании ревизии, не только вывернулся от наказания, но возведен в достоинство сенатора.
Аракчеев был, смею сказать, единственным другом Александру Благословенному.
В 1825 году Елисавета, супруга императора, по совету врачей для возстановления повредившагося здравия, изволила отправиться на жительство в Таганрог.
Во время частых и отдаленных поездок по России и заграницей Александра I, правление государства было безусловно вверено другу его, вельможе, генералу отъ артиллерии графу Аракчееву,—безусловно потому, что граф Аракчеев был уполномочен объявлять Высочайшею волею, утверждать именем императора доклады министров, Государственнаго Совета и Сената. Манифеста о таковом Высочайшем соизволении обнародовано, однако, не было, но тем еще более было тайное доверие царя Аракчееву. Все знали, и в целой империи было известно, что Александр Павлович изволил находиться в отсутствии из Петербурга, где все постоянно пребывают: правителъственныя места и лица, государственное управление составляющия. И в это время отсутствия его на поступивший доклад министра, Государственнаго Совета и Правительствующаго Сената Аракчеев, по званию своему председателя в Комитете министров, на другой или через несколько днй, как то ему было благоугодно, объявлял в присутствии (заседании) Комитета министров, по установленной форме, именно сими словами: «На такое-то представление или доклад Высочайшее соизволение последовало или не последовало!»
Объявление Аракчеева было принимаемо настоящею волею монарха.
В конце ноября 1825 года, когда император Александр находился в Таврической губернии,—в селе Грузине, принадлежащем графу Аракчееву, близ древняго Новгорода, где граф всегда имел свое пребывание, случилось варварское, злодейское происшествие: наложница графа Аракчеева, известная Настасья Федоровна, которую Аракчеев отнял у мужа ея—артиллерийскаго фурлейта, по приказанию которой Аракчеев прогнал от себя законную свою жену, которая, то-есть наложница Настасья, была удостоена дружеским знакомством самых высших в государстве лиц. При посещениях графа Аракчеева в Петербурге и селе Грузине, лица эти беседовали, завтракали с Аракчеевым и Настасьею, целовали у Настасьи руку,—уважение, которое не всегда оказывалось почтеннейшим дамам двора.
Настасья тиранством превосходила еще и Аракчеева, которому солдаты и народ, по известному его расположению к тиранству, дали прозвание «змей Горынич».
Слуги Аракчеева, выведенные жестокими и не перемежающимися наказаниями от Настасьи из терпения,— убили ее.
Аракчеев, пораженный сим случаем, забывает все, долг присяги верноподданнаго, всю ответственность, забывает нежную, искреннюю к нему дружбу Александра Павловича, не помнит о соделанном ему доверии от монарха—управлять государством, слагает с себя самовольно все обязанности, перестает править царством, пишет о сем императору и, переехав из Грузина в Новгород, где был губернатором Жеребцов, его творение, начал производить мучительнейшия пытки над дворовыми служителями своими: из 150 человек обоего пола—80 или 90 человек умерли под плетьми, кнутьями, от свертывания головы канатом и другими ужаснейшими мучениями в присутствии и под глазами Аракчеева!
Друг сердечный графа Аракчеева, смиренномудрый, неблазный (?) высокопреподобный священно-архимандрит отец Фотий, вопреки церковных уставов, номоканонов, кормчия книги и всех требников вкупе, предал бренные останки Настасьи, которая была лютеранскаго исповедания, посреди святыя православныя церкви села Грузина в могиле, приуготовленной графом для погребения своего, когда преставится, у подножия портрета императора Павла I, с надписью над надгробием, взятою из девиза, даннаго Павлом в герб Аракчеева: «Без лести предан».
По получении письма Аракчеева, Александр I писал ему: «Единственный друг мой, и я проливаю слезы о Настасье Федоровне, и я в ней потерял друга,—Прошу, умоляю тебя не сокрушаться, не убивать себя, здравие и жизнь твои нужны для счастия и благосостояния России» 1).
1) См. письма Александра I к Аракчееву в «Русской Старине» изд. 1870 г. Ред.
Алексей Григорьевич, сын Орлов, из дворян Симбирской губернии, соделался знаменит, славен и награжден возведением в графское достоинство, наделен более нежели на 150 миллионов рублей по цене землями, рыболовными водами, великими лесами и 48-ю тысячами мужскаго пола душ крестьян, за участие в событиях 1762 года, сопровождавших вступление на престол Екатерины II. Но деяния Алексея Орлова многократно были описаны и всем известны по преданию. Скажем, что знаем, о единственной его дочери, девице Анне Алексеевне Орловой-Чесменской.
Отец ея получил проименование Чесмеяскаго за сожжение турецкаго флота при Чесме в Морее; действовал адмирал Спиридов, а Орлов, во время сожжения, пил с приближенными своими в каюте корабля,—как говорят—не на живот, а на смерть; так и надлежало, потому что тысячи сражавшихся дрались—не на живот, а на смерть.
