75-й полк располагался на обоих берегах реки, на хорошем плацдарме для развёртывания войск, у русских такого плацдарма не было.
«Ну что ж! Значит, туго придётся Советам в этом месте!» – решил Коити.
Когда он по картам усвоил всё, что казалось ему необходимым, то решил, что обращаться к Киму за помощью больше не будет. «Пусть себе, индюк надутый!» – подумал он без всякой злобы. Ещё начальник разведки сказал, что даёт ему десять человек «добровольных охотников», самых лучших в роте, и их задача будет брать в плен советских офицеров, а Кэндзи будет их опрашивать. На подготовку «охотников» была отведена неделя, то есть 28 июля – не позже 29-го его группа должна быть готова. Капитан так и сказал – «ваша группа».
«Одиннадцать! – подумал Кэндзи. – Коскэ я тоже возьму с собой!»
На самом деле он этого не хотел. Коскэ был простой, хотя и грамотный деревенский парень, который ничего не умел, кроме как махать заступом. Так думал Кэндзи, однако оказалось, что Коскэ недурно стреляет, умеет перевязывать раны, что-то ещё, о чём он просверлил все уши. Под конец он пробормотал, что, если «господин лейтенант не возьмет его в дело, он попросится обратно в роту, потому что слышал, что многие рядовые возвращаются домой фельдфебелями». А это значило, и это он тоже объяснил, что, когда он появится в деревне в полной форме: в фуражке с красным околышем, кителе, застёгнутом на все пять пуговиц, галифе, обмотках и ботинках, а ещё и с погонами фельдфебеля, – староста деревни, старший брат старосты и его сын, вместо которого Коскэ пошёл в армию, будут посрамлены. Так он отомстит им за своего отца.
«Ну прямо настоящий Коскэ!» – подумал после этого Кэндзи.
Начальник разведки возражать не стал.
Последующие дни он проводил занятия с группой. Для этого довольно далеко в тылу полка был отведен специальный полигон; его «охотники» стреляли, окапывались, ночью устраивали засады, разминировали проходы, бесшумно резали колючую проволоку, с висящими на ней банками и склянками, вязали пленных. Коскэ и вправду себя проявил: он хорошо ориентировался ночью на незнакомой местности, у него оказались чувствительные пальцы, которыми он очень осторожно вывинчивал детонаторы из учебных противопехотных мин. Он оказался весёлым, неунывающим и выносливым парнем и всем хвастался подаренной ему отцом ладанкой из хвоста ската.
Глядя на него, Кэндзи никак не мог для себя решить, он всё-таки асугиру или дзоритори? Когда после занятий Коскэ готовил для него еду, убирался в палатке или приводил в порядок его одежду, он был слугой-дзоритори, а когда показывал сноровку на занятиях, то, несомненно, солдатом-асугиру. Кэндзи решил, что, когда его стажировка в войсках закончится, он обязательно напишет ему представление на фельдфебеля, пусть даже в обход других промежуточных солдатских званий. Только один раз он спросил Коскэ:
– А не боитесь, Коскэ, что вместо сына-фельдфебеля ваша мать получит вашу фотографию – сына, павшего на поле боя героя?
Коскэ улыбнулся, молча вынул из-за пазухи и показал ладанку из хвоста ската.
В среду утром, 28 июля, на полигон приехал заместитель начальника штаба по разведке. Он выглядел уставшим, у него были запавшие глаза и слегка подрагивали руки. Он попросил показать, как он сам сказал, «самое главное – как они умеют маскироваться», сам выбрал для этого очень неудобное каменистое ровное место у подножия сопки и засёк время. Когда «охотники» окопались, обложились камнями и накрылись ветками, он с удовлетворением глянул на часы и сказал:
– Только не надо шуметь, бить лопатами по камням и высекать из них искры; камни надо вытаскивать руками, складывать перед собой и засыпать землёй, чтобы получилось что-то наподобие бруствера.
Потом он отозвал Кэндзи в сторону:
– Заканчивайте учения, отводите личный состав в казармы, и отдых… – он снова посмотрел на часы, – до двадцати трех часов. Вам в 22:00 прибыть в штаб полка.
Кэндзи тоже был доволен своей командой. Вначале, когда он получил приказ целую неделю заниматься боевой подготовкой и жить вне расположения полка, он расстроился; он боялся, что всё начнется без него. Но когда начались боевые стрельбы, обсуждение с «охотниками» тактики проведения засад, захват пленных, то увлёкся и почувствовал азарт. Он с удовольствием стрелял и учился этому у своих более опытных солдат, сидел в засадах, иной раз сам изображал пленных русских и что было мочи матерился, чтобы те привыкали к русской речи, чтобы могли различить «Я сдаюсь!» от «Ё… я не сдаюсь!»; махал лопатой, хотя окопавшийся раньше его Коскэ каждый раз предлагал ему свой окопчик, всегда чистый, утоптанный и с красивым бруствером.
Когда учения закончились и он с группой возвращался в расположение, он сказал, что русские называют японцев макаками. Это была правда, он узнал об этом от опытных старших офицеров, которые воевали с русскими ещё в начале двадцатых, а те ещё раньше от других старших офицеров, которые воевали против русских в Порт-Артуре и под Мукденом. Солдаты сначала не поверили! Почему? Разве они похожи на макак? Потом их измученные, а потому похожие на злые лица заострились, и они не стали больше обсуждать этого. Кэндзи только увидел, как сжались и побелели их кулаки, и понял, что выполнил ещё одну задачу – поднял их боевой дух.
В штабе полка были зачитаны результаты произошедшего сегодня днём боевого столкновения; командир полка показал указкой на высоту хребта, проходящего вдоль западного берега озера Хасан, Коити отвлёкся на советскую карту и быстро нашёл это место – высота Безымянная.
– С обеих сторон есть потери убитыми и ранеными, но хочу обратить ваше внимание, господа офицеры, – считать высоту занятой пока не могу, там ведут оборонительный бой ещё шестеро их солдат! И, господин переводчик, посмотрите документы убитого лейтенанта, не помню– как его фамилия, по-моему, Махарин… короче говоря, разберитесь!
«Скорее всего – Махалин!» – подумал Кэндзи, а при слове «переводчик» оторвался от карты, посмотрел на полковника и случайно перехватил взгляд переводчика Кима. Тот встал, поклонился полковнику, высокомерно буквально на одну секунду глянул на Коити и, держа спину прямее школьной линейки, вышел из канцелярии, при этом заместитель начальника штаба по разведке поджал губы и сделал движение руками, как делают, когда о чём-нибудь сожалеют, но ничего не могут поделать.
В конце совещания был зачитан приказ на следующие сутки, и офицеры разошлись по своим службам для уточнения задач. Группа Коити должна была от расположенной у подошвы сопки Богомольная корейской деревни Хомоку скрытно подойти к подошве сопки Заозёрная, по крутому склону подняться к её вершине туда, где проходила линия границы и где – это было зафиксировано – в свежеотрытых окопах сидели советские пограничные наряды, постараться оттуда кого-нибудь выманить, захватить и вернуться обратно. Это надо было сделать до утра и к рассвету вернуться. Задача показалась Кэндзи слишком простой и даже скучной: идти, ползти, потом назад ползти и снова идти, и он ещё подумал: «За что же я буду писать на Коскэ представление? Если так, то ничего героического он и сделать не успеет!»
Рядом с берегом оказалось довольно оживлённо – не только его группа готовилась к десантированию. На южном склоне большой сопки, на правом берегу реки Туманган, относительно замаскировавшись, по кустам сидело – Коити оценил на глаз – не меньше трёх рот пехоты.
Перед посадкой в лодки он осмотрел солдат: в казармах они оставили всё лишнее, при них было только оружие, притороченные к ремням сапёрные лопатки, фляги с водой и санитарные пакеты. Впервые за несколько дней Кэндзи осмотрелся сам, он глянул на свою форму и обнаружил, что она сильно изменилась: френч посерел и смялся на локтях, галифе, наоборот, посветлели, особенно на коленях, где они попросту вытерлись; на носках сапог появились царапины от острых камней; а кожаные портупеи и ремень пропитались потом, почернели и уже не были так похожи на только что полученные со склада. Поэтому на последнем совещании он уже не чувствовал себя чужим и новичком.
Ему и его солдатам были выданы железные шлемы, очень громоздкие, неудобные и звонкие, когда они ударялись о железо винтовок или фляг. Между собой они договорились, что оставят их у подножия сопки Заозёрная.
На тот берег уходило сразу несколько разведывательных групп.
Столкнули лодку ровно в 24:00, на вёслах за двадцать минут дошли до противоположного берега и быстрым шагом стали продвигаться к подножию ближайшей сопки Богомольная. Была пасмурная ночь, в воздухе висел мелкий дождь, он же хлюпал под ногами, и было темно так же, как неделю назад в кузове грузовика. Только сейчас Кэндзи снова обратил внимание, что Коскэ подкашливает и перхает. Он вспомнил, что то же самое слышал в кузове, и ещё хотел спросить, не болен ли он, потом забыл, потому что больше не слышал.
