Церковные реформаторы не одобряли этой практики, но в целом Церковь мирилась с таким положением дел.
Быть может, когда-нибудь епископом стал бы и юный Силверсливз.
Зачем он пошел с ними? Нравилось ли ему их общество?
Нет, но они были молодые лондонские щеголи – все сплошь, как он, из видных купеческих семей. Выходили раз в месяц. Черные клобуки. Кинжалы и мечи. Однажды отправились за реку в бордель. Острие, приставленное к груди шлюхи. Ее заставили ублажить всех за красивые глаза. Как она бранилась! А что крестьянин, которого они нашли в лесу? Решили прокатиться в его повозке. Лунная ночь. Малый так перепугался, что счел себя околдованным. Компания въехала в реку – там его и бросила. Вот была потеха!
Беды никакой. Так развлекалась вся молодежь. Простая дань моде. Никто не воспринимал эти проделки всерьез. Чем наглее, тем лучше!
Но он-то зачем пошел?
– На бабу похож, – дразнили его в школе. Над ним вечно потешались. – И как баба живешь!
Дурацкая песенка. Ну, он им показал. Водился теперь с отчаяннейшей бандой. Никого не поймали!
До последней ночи.
– Надо бы отличиться, – заявил Ле Блон. – День коронации как-никак.
День коронации. Странное же это было дело! Возможно, не будь оно таким странным, он не отправился бы после выпивать с дружками. Никогда бы не согласился.
Ну и перепились они! Иначе как могли сунуться не в тот дом? Боже святый! Это был вовсе не пекарь. Там жил оружейник. Мужик в кольчуге – сильный, что твой кузнец. Экую бучу он поднял! Они хотели всего-то рубаху стащить. Как трофей.
Затем подмастерье. Мальчишка с ножом и вытаращенными глазами. А потом… Думать об этом было невыносимо. Кулаки у него были стиснуты. Надо расслабиться.
Никто его не видел. Они сбежали. Поднялся шум и крик. Его никто не мог заметить.
Коронация, состоявшаяся в Вестминстерском аббатстве накануне, 14 июня 1170 года, – событие примечательное в двух отношениях. Во-первых, короновавшийся юноша, по сути, не был королем.
После правления сыновей Завоевателя – Руфуса и Генриха I – и периода феодальной анархии, когда за трон боролись наследники по женской линии, английской короны удостоился неординарный человек. Генрих II унаследовал Англию и Нормандию через мать, внучку Завоевателя. Благодаря выгодному браку он контролировал просторы Аквитании на юго-западе Франции, включая богатую винодельческую провинцию Бордо. От француза-отца он унаследовал также плодородный край Анжу, расположенный между его нормандскими владениями и землями жены. Король Англии, таким образом, повелевал феодальной империей, простершейся вдоль Атлантического побережья Европы от Испании до Шотландии и угрожавшей завистливому королю Франции.
От отца ему досталось еще два подарка. Первым была мудреная фамилия. Сказывали, что некий пращур носил в своем головном уборе не перо, а цветок – метелку ракитника. По-французски она называлась plante à genêt. По-английски – Plantagenet.
Унаследовал он и семейный темперамент Плантагенетов. Смекалистый и неуемный, Генрих редко задерживался в одном месте больше нескольких дней, трудясь над защитой и расширением своей империи. Он был великолепным руководителем. Генрих уже перекраивал английское правосудие, его искушенные судьи чинили над подданными суды королевские взамен ненадежных судилищ феодальных баронов. Он правил строго. Из года в год половина английских шерифов тряслась при виде клириков Казначейства, нагрянувших с инспекцией. Неудивительно, что отец наставлял юного Силверсливза: «Весь мир окажется у твоих ног, если будешь верой и правдой служить королю».
Но Плантагенетов отличала и другая грань. Они были безжалостны и коварны даже по меркам тех опасных времен. Говаривали, что они ведут свой род от самого дьявола. «От дьявола происходят и к дьяволу возвратятся», – так мрачно заметил о них Бернар Клервоский. О вспышках их ярости ходили легенды.
У короля Генриха II было четыре буйных сына. Поэтому он, действуя ради сохранности наследования английского трона и во избежание анархии, призвал в Вестминстерское аббатство семью и знать, чтобы засвидетельствовать коронацию старшего сына еще при жизни самого Генриха. «Быть может – праведно уповали зрители, – в этом дьявольском выводке станет больше порядка».
Другой странной особенностью церемонии явилось отсутствие главного священнослужителя – Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского. Он покинул страну.
Бекет. Проклятое имя, проклятый род. Их рубишь, а они восстают, как гидры.
Темная ночь. Вот что напомнило ему о Бекете. Была другая темная ночь, давно. И еще одно злодеяние. Чудовищное.
Его ли семья виновата? Были ли они прирожденными преступниками?
Нет. С этим он смириться не мог. Если Бекеты толкали людей на черные дела, то виноваты были они, проклятые Бекеты. Только так, и не иначе.
Вражда между Бекетами и Силверсливзами не просто тянулась с прошлого века, но даже усугубилась.
Когда преуспевающий торговец сукном Гилберт Бекет прибыл с семейством в Лондон, Силверсливзы, так и проживавшие в своем крепком каменном особняке в тени собора Святого Павла, были богаты, горды и пользовались уважением. Однако когда они самонадеянно объявили чужаков контрабандистами, никто как будто не обратил на их слова большого внимания. В этом не было ничего особо удивительного. Уже в те времена среди влиятельных граждан Лондона числились многие переселенцы из Франции, Фландрии и Италии. Такие фамилии, как Ле Блон и Букерелли, вскоре преобразовались в английские: Блант и Букерель. Бекеты вселились в солидный дом на Уэст-Чипе, ниже еврейского квартала. Они приобрели и десяток других. Семейство процветало. Но когда дед юного Силверсливза, законно ожидавший избрания на важный пост в городском руководстве, узнал, что вместо него был выбран Гилберт Бекет, старая неприязнь превратилась в лютую ненависть.
Кто занимался поджогами? Первый пожар вспыхнул в доме Бекета в ночь рождения сына – Томаса. Второй случился много лет спустя – занялся в другом месте, но уничтожил бо́льшую часть их имущества. И поползли слухи. «Это Силверсливзы, – шептались люди. – Они поджигали, они разорили Бекетов». Дело выходило возмутительное. Оно бросало тень на всю семью Силверсливз. С каким бы пылом ни отрицал этого отец Пентекоста, сплетни множились и пресечь их не удавалось. Постепенно в умы сего мрачного семейства закралась новая, еще более извращенная мысль. «Слух распустили Бекеты, – решили там. – Они хотят свести нас в могилу». Юный Пентекост втайне задавался вопросом: так ли это? Но это ничуть не уменьшало его негодования.
А клятые Бекеты все не сдавались. Лондонцы отлично запомнили юного Томаса Бекета – Томаса Лондонского, как он часто себя называл. Ленивый малый, который, как молодой Силверсливз, так и не выбился в магистры. Но при этом стал клириком и, несмотря на разорение отца, обратил на себя внимание. Он преуспел, легко обзаводясь друзьями и бросая их, как неизменно указывали в семействе Силверсливз. Затем его приблизил старый архиепископ Кентерберийский. Бекет очаровал короля. У него и к этому был талант. Высокий, статный, полный изящества и с ясным взором. Должно быть, он неплохо служил своим господам, ибо внезапно, к удивлению всего Лондона, стал канцлером Англии в каких-то тридцать семь лет.
Пентекост видел однажды, как тот ехал по Уэст-Чипу в сопровождении свиты – в роскошных одеждах, плащ оторочен горностаем. Котта сверкала самоцветами. Даже его сопровождающие казались герцогами. «Он приобрел стиль, – угрюмо заключил отец. И раздраженно добавил: – Взгляни на него! Лоску больше, чем у короля!»
Но удивление, вызванное возвышением Бекета до канцлера, явилось ничем по сравнению с общим оцепенением, когда через семь лет его произвели в архиепископы Кентерберийские. Томас, светский слуга короля, – и вдруг примас всей Англии? При этом оставшись королевским канцлером?
– Монарх хочет иметь Церковь под своей пятой, – изрек отец юного Силверсливза. – С Бекетом он этого добьется!
Вполне разумно, хотя и гадко.
А дальше случилось престранное дело. Пентекост отлично помнил, как в день, когда он вернулся домой из учения, отцовский двор был заполнен гудевшей толпой.
– Бекет выступил против короля!
Конечно, размолвка между монархом и архиепископом не была редкостью. Последнюю сотню лет в Европе бушевала великая борьба за власть между Церковью и государством. Должны ли подчиняться королям видные феодалы-епископы? Может ли папа сместить короля? Звучали злые речи, иных даже отлучали от Церкви. В Англии всего поколением раньше праведный архиепископ Ансельм вынужденно покинул королевство на несколько лет, гонимый грубым обхождением Руфуса с Церковью. Генрих II же был, разумеется, из тех монархов, кто мог спровоцировать подобную ссору. Но Бекет? Доверенное лицо самого короля?
