Я замолчал.
Загрустил и Уиздом, повесил рыжеволосую голову, задумался.
– Я не могу назвать себя его другом или хорошим знакомым. В ту пору, когда я ещё был в вашем возрасте, Джонатан, мне посчастливилось встречать его в обществе. Должен признаться, он не произвел на меня сильного впечатления. Долголетие, эликсир жизни, неисчислимые таланты, многознание и многовидение, которыми он якобы обладал, меня не занимали. Насчет состояния мне грех было жаловаться, отец оставил мне древнее имя и, отслужив долгий срок в Парижском парламенте, порядочное состояние. Мы не из каких-то там скороспелых "дворян мантии" или "дворян колокольни".[137] Я служил в королевской конной полиции. Мы несли охранную службу во дворце. То есть, на виду у власти. Это давало определенные преимущества. Сверстники уже тогда косо поглядывали на меня. Этим жуирам и rakes в голову не приходило, что служба – это нечто большее, чем скука, бездарные начальники, вылизывание высокопоставленных задниц, красивый мундир и как приложение к мундиру бесконечные амурные похождения. Для меня служба была призванием. Вы испытываете удовольствие от общения с книгами?
Молодой человек кивнул.
– Вот и я испытывал радость, когда мне удавалось отлично выполнить то или иное поручение. Но вернемся к Сен-Жермену. Я не особенно доверял слухам о чудо-человеке, как называли его поклонницы. Их, обожательниц Сен-Жермена, в Париже было просто не перечесть, его портретами на улицах в разнос торговали. Однако то, что это человек неординарный, у меня сомнений не вызывало. Перед самым мятежом в восемьдесят девятом году мне было приказано задержать его и доставить к первому министру графу Морепа. Наш мистик ушел у меня буквально из-под носа. Как ему удалось преодолеть кордоны и добраться до границы, до сих пор ума не приложу. Одним словом, на меня свалили все грехи и скорехонько выперли в отставку. Это был страшный удар. Старый режим расправлялся с самыми верными слугами, и в угоду кому? Графу Морепа, который ни разу палец о палец не ударил для спасения королевской семьи. Как только горлопаны из Национального собрания начали брать верх, первый министр укрылся в своем поместье. Наверное, решил переждать бурю. Он умирал тяжело. Неожиданно вспомнил обо мне, вызвал в свое имение и буквально принялся умолять, чтобы я отыскал нашего графа и привез к нему. Он вылечит – эти слова отставной министр твердил уже не в силах встать с постели. "Он непременно вылечит!.." Морепа передал мне бумаги, которые по его указанию собирались об этом фантастическом человеке. Сен-Жермена я не нашел и, признаюсь, с той поры ни разу не встречал этого таинственного человека. До самых этих дней, когда неожиданно столкнулся с ним в Париже. Поймите мое состояние.
Я был не в состоянии совладать с голосом. Встал, прошелся по библиотеке, затем продолжил.
– Нос к носу столкнуться с человеком, который давным-давно не существует на свете! Его два раза официально похоронили – вот выписки! Черт с ними, с выписками! В случае нужды я могу подготовить какой угодно документ, в чем угодно удостоверяющий. Не-ет, согласно физических законов, смысла жизни, он должен, по крайней мере, уже полвека прозябать в могиле. И после этого его постоянно видят то там, то тут. То он появляется в Вене, то присутствует на съезде вольных каменщиков в Париже, то устраивает делишки в Голландии. Пусть даже большая часть этих свидетельств откровенное вранье, но о встречах с ним я слышал от вполне приличных людей, которым нет нужды лгать. Наоборот, некоторые из них даже стесняются упоминать об этих встречах, они полагают, что это грозит их репутации, но истина в конце концов торжествует. Надеюсь, имя мадам де Жанлис вам известно?
– Да.
– Графиня уверяет, что встречала его на Великом конгрессе в Вене в 1815 году. Не желаете познакомиться с отрывком из её воспоминаний, вышедших здесь, в Париже, в двадцать пятом году. Он касается графа Сен-Жермена. Как бы создает образ…
Молодой человек как-то нелепо дернул головой – по-видимому, кивнул.
Я открыл первую папку, нашел соответствующую выписку и протянул лист Уиздому. Тот принялся читать в полголоса.
"Он был неплохо осведомлен в физике, а химиком был совершенно превосходным. Мой отец, признанный специалист в этих областях науки, весьма высоко отзывался о его талантах… Ему ведома поистине удивительная тайна цвета, и благодаря этому известному только ему секрету его картины выделяются среди прочих непостижимым блеском и сиянием красок… Сен-Жермен, впрочем, отнюдь не горел желанием поделиться с другими своей тайной…".
– Обратите внимания – владел тайной цвета! – воскликнул я и примолк.
Затаился и Уиздом. Я видел его насквозь. Теперь он понемногу начинал разбираться в обстановке. Англичанин всегда остается англичанином. Стоит ему даже в самом легкомысленном разговоре учуять практический смысл, он тут же делает стойку.
– Привести ещё свидетельства?
– Да.
– Может, тогда начнем обзорную лекцию с происхождения этого графа?
– Я не против.
– Начнем с удобопонимаемого… – я протянул его кипу бумаги. Это были копии, снятые с писем, отрывки из воспоминаний, записи устных бесед, которые случались у меня с людьми, так или иначе убедившимися в необыкновенных способностях Сен-Жермена.
Я передал их Уиздому, сам сел в соседнее кресло, чтобы иметь возможность сразу ответить на возникающие вопросы.
Сверху лежала выписка из воспоминаний овдовевшей графини фон В.
"…он преподнес маркизе де Помпадур удивительную, поразившую всех своей красотой и необычностью конфетницу. Изящество, с каким была исполнена работа, было поразительно – черная, глубокого насыщения эмаль покрывала ларец, на крышке – инкрустация из агата. Граф попросил маркизу подвинуть шкатулку поближе к огню – та отнесла её к камину. Через некоторое время мы все убедились – резьба по агату исчезла, и на её месте появилось изображение пастушки в окружении милых овечек…".
– Взгляните вот на этот отрывок, – я указал Уиздому на начало страницы.
"Рисует граф превосходно. Его мастерство поразительно, но самое чудо заключается в красках, состав которых разработан им самим. Они излучают неожиданное, неподражаемое сияние. Наряды дам на исторических картинах графа Сен-Жермена блещут такими оттенками голубого, алого и зеленого цветов, что, кажется, краски эти получены из драгоценных камней – сапфира, яхонта и смарагда. Ванлей, восхищенный этим зрелищем, постоянно обращался к графу с просьбой открыть свой секрет. Граф, однако, остался непреклонен…"
– Заметьте, и здесь речь идет о рецепте красок, блистающих как-то необычно, с неподражаемой яркостью. Читайте дальше…
"В то время я была не в состоянии по достоинству оценить все таланты этого человека, которые произвели большое впечатление на двор и на весь город. Все изощрялись в догадках и предположениях, однако, по общему мнению и по моему собственному, все эти чудеса могли иметь источником исключительно глубокие познания в физике и химии. Именно в этих науках граф Сен-Жермен проявляет наибольшую подготовленность. По крайней мере, очевидно, что только на знании этих наук может быть основано его цветущее здоровье, позволившее ему перешагнуть рубеж отпущенного человеку срока. Это знание помогает ему также обзавестись всеми необходимыми средствами, чтобы сохранить себя от сокрушающего воздействия времени. Среди некоторых его высказываний, с очевидностью подтверждающих его потрясающие достоинства и таланты, бросается в глаза его недавняя беседа с госпожой де Жержи, о которой та рассказала фаворитке короля. Это была её первая по прошествию стольких лет встреча с Сен-Жерменом. Графиня де Жержи сообщила, что давным-давно, ещё в Венеции, где её покойный муж представлял интересы Франции, она получила от него замечательное снадобье, благодаря которому вот уже более четверти века сохраняет неизменным очарование юности…"
– А вот отрывок из записок ландграфа Карла Гессенского, заместителя великого гроссмейстера, принца Брауншвейгского Этот документ касается долголетия графа.
"История этого человека несомненно хранит некоторые исключительно интересные детали, привлекающие внимания всякого любопыствующего и доброжелательного исследователя. Мне, пожалуй, стоит подробнее остановиться на его происхождении и в точности передать то, что я сам лично слышал от самого Сен-Жермена. При этом мне придется кое-где вставить отдельные замечания, чтобы его рассказ стал более понятным.
Граф лично поведал мне, что в наши германские края прибыл уже восьмидесяти лет отроду, и является сыном небезызвестного Ракоци, принца Трансильвании[138] и его первой жены по имени Текели. Совсем ещё ребенком он был отдан на воспитание в дом последнего герцога де Медичи (Джованни Гасто). Герцог буквально обожал ребенка и укладывал на ночь в своей опочивальне. Когда же подросший Сен-Жермен узнал о том, что два его брата, сыновья принцессы Гессен-Ванфридской (Рейнфельдская линия) оказались подданными императора Карла VI и каждый получил титул – они стали называться Сен-Карл и Сен-Элизабет – он решил назваться Сен-Жерменом, что означает "святой брат". Я не буду утверждать, что у меня есть исчерпывающие документы, подтверждающие его рассказ, который свидетельствует о высоком происхождении графа, однако о могущественном покровительстве герцога Медичи, оказываемом ему, у меня есть вполне определенные сведения. Этому источнику можно доверять".
