Василий глядел на мать испуганно, словно галчонок-птенец, выпавший из гнезда. Нижняя губа подёргивалась, коленки дрожали.
– Коли сделаешь так, быть тебе наследником, а не Дмитрию, – довершала наставление Софья Фоминична, не спускающая с сына любящего зоркого ока. Не то магнетический взгляд повлиял, не то слова Царевны Софьи, но с Василием буквально на глазах происходили разительные перемены. Софья видела: и тот Василий, и вроде бы не тот. И вот уж стоит перед ней не юнец с туманным взором, а взрослый муж, боевой и решительный. Ничего не страшно с таким: хоть в огонь, хоть в воду ступай.
– Исполню, матушка, как трудно не будет мне, твой наказ, – Василий поцеловал образок архангела Гавриила, который носил на груди. – Пиши письмо Геннадию.
О дальнейшем свидетельствует Краткий летописец под 7008 год – он описывал события с апреля 1499 по август 1500 года – кроме него, нет нигде ни одного поминания об этой таинственной истории из жизни великокняжеской семьи:
«Князь Василий, хотя великого княжения, и хотев его истравити на поле на Свинском у Самсова бору, и сам побежа в Вязьму со своим войском и советниками. А князь Великий, нача думати со княгинею Софьей и возвратили его, и даша ему великое княжение под собою…».
Отряд воеводы Юрия Захарьича Кошкина шёл по дороге Вязьма – Ельня. Конный разъезд двигался впереди, рассыпавшись по Свинскому полю, между деревнями Самсов бор и Свинская. Местность болотистая, труднопроходимая, с лесами и перелесками, была изрезана мелкими речушками. «Глаз держать востро, – велел боярин. – Литовцы могут засаду устроить». Три дня назад без боя был взят Дорогобуж, и Юрий Захарьевич теперь не полагался на везение, ожидал серьёзного боя. Не так далеко, в Смоленске, всего в 69 верстах, копил силы гетман литовский Константин Иванович Острожский, о смелости которого легенды ходили не только по Литве, но и по Москве. Прадед его, князь Фёдор Данилович, участвовал в сражении при Грюнвальде, знаменитой битве польско-литовского воинства с Тевтонским орденом, и там героически отличился. Александр и всё войско литовское возлагало надежды на возрождение силы литовского оружия. Потому паны и шляхта охотно прибывали в Смоленск, кто на коне в полном рыцарском снаряжении, а кто и с собственной дружиной. Костяк войска составляли земляки Острожского с Волыни – украинское панство – Сангушки, Вишневецкие, Чарторыйские, Корецкие. Острожский выделялся среди них не только ратными доблестями, но и огромным богатством, величина которого могла сравниться с казной Великого князя Литовского и польского короля вместе взятых.
Конная разведка Юрия Захарьича держала востро не только глаз, но и слух. Услышав подозрительный шум в лесу возле деревни Самсов бор, конники спешились, ползком и короткими перебежками подобрались к опушке на краю леса, где их глазам открылась такая картина.
В тени дубравы отдыхали ратники, было их человек двести, кони были привязаны к деревьям, в центре стояла палатка, из которой доносился громкий разговор.
– На литовцев не похожи. Вроде, наши, – прошептал один из лазутчиков.
– Да где бы им взяться? – ответил другой. – Кроме нас никого не должно быть. Один отряд пошёл на северо-запад к Торопцу, второй – с Яковом Захарьичем, братом нашего воеводы, на юг к Брянску. Чую, что-то здесь не то.
Так же тихо убрались восвояси и доложили Юрию Захарьичу. Тот послал князя Фёдора Васильевича Телепню Оболенского, а с ним сотню всадников из передового отряда.
Фёдор Васильевич, даром что прозвище «телепня» получил, воевода оборотистый – всё сделал по уму. Окружил незнакомцев со всех сторон – те даже сторожей не поставили – а сам с десятью молодцами стремглав бросился к шатру, никто и крикнуть не успел. Молодцев своих расставил вокруг, а сам зашёл внутрь. Каково же было его удивление, когда на походной кровати обнаружился Великий князь Василий Иоаннович, а рядом близкие люди его. Поклонился Телепня в пояс и спросил, что здесь делает Василий.
– Это государева тайна, – усмехнулся княжич.
– Нельзя тебе здесь быть, Василий Иоаннович, – предупредил Телепня. – Не сегодня – завтра быть здесь сече с литовцами. Люди у тебя, видать, не сильно обученные, пострадать не за грош можно.
– Не тебе мне приказывать, смерд, – рассердился Василий. – Прочь с глаз моих.
– Ну что ж, будем по-другому решать, – Телепня смиренно поклонился и вышел. Охрану вокруг опушки оставил, а сам к главному воеводе с докладом: так, мол, и так, нашёл в лесу отряд, а во главе Великий князь Василий Иоаннович.
– Бери пять коней на смену и скачи к государю, – приказал воевода нахмурившись. – Только тебе могу доверить это дело. На третий день вечеру будешь в Москве, и сразу – к Великому князю Иоанну Васильевичу. Спросишь государя тайно и никому больше ни слова, не он ли послал сына на войну и что нам делать с Василием Иоанновичем? Я это место облюбовал под расположение засадного полка на случай битвы с литовцами. Теперь не смекну, что делать с упрямым наследником, как нам его урезонить.
Государь был в большом раздумии. Словам Телепня верить не хотелось, но пришлось. Позвал Иоанн Васильевич Софью Фоминичну, та в слёзы. Ещё вчера днём был Василий на месте. Утром хватилась, не видно. Почему шум не подняла? Да, Василий, бывало, на ночь к дворовым девкам бегал, любил пошутить с ними по-молодецки, вот и не стала шум поднимать.
Стали думать, что же с молодцем делать и почему он на Свинском поле вблизи границы оказался.
– Не вовремя сынок озадачил нас! – Иоанн Васильевич круто повернулся к Телепню Оболенскому. – А что с литовским войском, где они обитают?
– По словам наших людей, в Смоленске князь Острожский собирает большую рать и хочет направиться с ней к Дорогобужу, вызволять город. Мы же движемся от Дорогобужа в сторону Ельни, стоим сейчас у реки Ведроши. До Смоленска семьдесят вёрст, два дневных перехода. Думаю, гетман Острожский захочет нам дорогу преградить.
– Хорошо, что приехал, – обратился Иоанн Васильевич к князю. – Не надо и гонца посылать. Передай Юрию Захарьичу, что высылаю на подмогу большой тверской полк во главе с князем Щеней-Патрикеевым. Из Брянска подтянем князей Стародубского с Шемячичем и Яковом Кошкиным. С тобой передам военный указ. Старшим в войсках будет Щеня-Патрикеев. Под команду Юрия Захарьича отдаю сторожевой полк. Пусть собирают силы у реки Ведроши, там и бой дадим литовцам. По слухам, горяч князь Острожский. Нужно только слегка ему поддаться, отступить, а потом ударить засадным полком.
Ну, с Богом, – Иоанн Васильевич перекрестил Телепня.
Тот неуверенно переминался с ноги на ногу.
– Ну, что ещё? – спросил государь.
– А как же Василий Иоаннович?
– Совсем забыл, – Иоанн Васильевич недовольно поморщился. – Он нам всё дело испортит. Не хватало ему только к литовцам в плен попасть. Передам со Щеней-Патрикеевым письмо к Василию, поручу поговорить с сыном. Пусть домой возвращается, ругать не буду, но и по головке не поглажу.
Прибытие князя Даниила Васильевича Щени-Патрикеева с указом о назначении его главным воеводой вывело Юрия Захарьича Кошкина из себя. Мало того, что он, видный воевода, участник казанского и новгородского походов, наместник Новгородский, отстранялся от руководства, так и секретные переговоры с княжичем всё тот же Шеня вести должен. А кто он такой, Щеня? Ну, взял два города, Хлынов и Вязьму, и ту не один, а с двоюродным братом Васькой Патрикеевым. Ну, финских крестьян пожёг вместе с братом Васькой в свейском походе. Так и он, боярин Кошкин, взял Дорогобуж без сучка и задоринки. А еретиков новгородских кто выявил и изничтожил? Нет, у него, Кошкина, заслуг больше. И пишет Юрий Захарьевич с обидой в грамоте государю: «То мне, государь, стеречь князя Данила?»
Отвечает ему Иоанн Васильевич: «Гораздо ль так делаешь? Говоришь, что тебе непригоже стеречь князя Данила: ты будешь стеречь не его, а меня и моего дела. Каковы воеводы в большом полку, таковы – и в сторожевом! Так не позор это для тебя!»
Пришлось мириться Юрию Захарьевичу с Даниилом Васильевичем. Тем паче, что по донесениям князь Острожский прошёл через Ельню и был где-то рядом, совершая марш через леса и болота. Окопался большой полк во главе со Щеней-Патрикеевым у села Ведроши. Место унылое, пойменное, тремя речками Ведрошью, Тросной и Сельной окантованное. Ждали-ждали гетмана Литовского, а всё равно, словно вынырнул из болот, аки дикий вепрь неприкаянный в поисках дичи, набросился на полки русские нежданно-негаданно. Началась сеча… О том князь Данила доносил государю своему в особой грамоте.
Донесение Великому князю Московскому Иоанну Васильевичу, государю всея Руси, о победе при Ведроши войска русского над литовцами, писано рабом твоим ничтожным Данилкой Щеней-Патрикеевым
