А в долине бубны бьют, на зарез полет ведут,
Возле шеи аркан вьется, по ногам цепочка бьется…
И словно накликали беду, пропев оказавшиеся пророческими слова: прибежали вооруженные татары, начали вытаскивать из камер ослабевших полоняников и тут же перерезали им горло — все равно их никто не купит, стоит ли зря кормить, если уже не товар? Жизнь человека иной веры, захваченного при набеге в полон, и не сумевшего сохранить силы за время перехода до Кафы, ценилась очень дешево, — вернее, не имела никакой цены!
Тимофей завыл, как лютый зверь, пытаясь разорвать цепи, выбить дверь, броситься на ненавистных работорговцев, грызть их зубами, душить, сворачивать ударом кулака скулы, дробить носы и ребра. Но цепи и каменный мешок держали крепко…
Вскоре все было кончено. Один из надсмотрщиков, весь, как мясник, забрызганный кровью, подошел к двери камеры, в которой сидел казак, и глумливо засмеялся:
— Заткнись! А то и тебя прирежем.
Головин уцепился за решетку и выглянул в оконце. Татарин испуганно отшатнулся, увидев его смертельно побелевшее от ярости лицо с расширенными, ставшими черными от гнева глазами.
— Я возьму твою жизнь, — неожиданно спокойно сказал казак. — У тебя нет права жить!
— Сумасшедший. — Оправившись от неожиданности, надсмотрщик презрительно сплюнул. Двое его приятелей уже заканчивали грузить на арбу трупы.
— Вы все умрете! — повторил казак. — Все!
— Немой заговорил? — Рядом с надсмотрщиком появился уже знакомый старик в грязном тюрбане.
— Хозяин, позволь проучить его, — поклонился надсмотрщик.
— Его накажет сама судьба, — важно ответил работорговец. — Не смейте трогать уруса, у него не все в порядке здесь. — Он покрутил тонким пальцем у виска и ушел. Надсмотрщик побежал за ним следом.
Тимофей до боли стиснул зубы и забился в угол. Чего бы ему это ни стоило, он должен привести свою угрозу в исполнение. Однако проще пригрозить, чем расправиться с убийцами. И все же он попытается. Вспомнилось, как ослабли ноги и подкатила к горлу тошнота, когда увидел в степной балке порезанный полон. И тут, прямо на его глазах, случилось то же самое. Если он не отомстит, то и сам не сможет жить!
Незаметно опустилась ночь. Головин провалился в забытье, но короткий тревожный сон не принес желанного облегчения. Привиделось, будто стоит он на монастырском дворе, держа за руку девушку из дворца Алтын-карги. И отец Зосима подает им зажженные свечи, готовясь совершить обряд венчания. Но кто-то, прячась за его спиной, задувает маленькие огоньки, а поймать проказника не удается…
На рассвете захлопали двери клетушек, защелкали бичи надсмотрщиков, вновь заплакали дети и в голос завыли женщины: полон погнали на рыночную площадь. К Тимофею ввалились сразу четверо. Действовали уже знакомым способом: прижали деревянными рогатками и накинули на шею петлю аркана. Вывели во двор и потащили за угол — невольничий рынок раскинулся совсем рядом, прямо за тюрьмой.
Казак хмуро окинул взглядом заполненную народом небольшую площадь с каменным возвышением посередине. В центре его торчал потемневший столб с железными кольцами, к которым привязывали рабов.
— Иди, иди, — дернул за веревку надсмотрщик. — Скоро твоя очередь.
Торг уже начался. К столбу вытаскивали молодых девушек и матерей с детьми, мужчин и мальчиков. Работорговцы азартно торговались, не слушая распоряжавшегося торгами Сеида, старавшегося перекрыть тонким голоском гомон возбужденной толпы. Поодаль, равнодушно взирая на происходящее, стояли несколько стражников.
— Клянусь Аллахом, это низкая цена, — прижимал руки к груди сморщенный Сеид. — Себе в убыток отдаю.
Получив деньги, он передавал их Мустафе, а тот немедленно шел к сидевшему в углу площади сборщику налогов, чтобы отсчитать положенную ханской казне долю.
— Прекрасный раб! Молодой, сильный, здоровый!
Тимофея втащили на возвышение и поставили у столба, обмотав арканом, чтобы пленник не мог даже пошевелиться. Казак криво усмехнулся: это они о нем — «раб»? То-то накинули удавку на шею и надели кандалы, чтобы назвать рабом.
— Он может долго работать, не зная усталости, — продолжал расхваливать «товар» работорговец. — Сильнее его только бык или лошадь.
— Ты взял раба в набеге? — неожиданно спросил один из купцов. — Почему на нем татарская одежда?
— Почему он с арканом на шее? — выкрикнул другой. — Наверно, буйный?
— Может быть, ты хочешь продать нам урус-шайтана? — подозрительно спросил третий, и собравшаяся толпа возбужденно загудела. Казаков никто покупать не хотел — это все равно, что купить собственную смерть! Они убивали хозяев и упорно уходили в бега, терпели любые мучения, но не подчинялись. Кому нужен такой раб? Это же выброшенные деньги!
Сеид затравленно озирался, не зная, что ответить, а работорговцы продолжали выкрикивать:
— Как ты докажешь его силу?
— Ты проверил у него зубы, Сеид? Или побоялся, что он откусит тебе палец?
Неожиданно вперед протиснулся толстяк в дорогом халате. Легко раздвинув толпу животом, он оказался прямо перед Сеидом и спросил на турецком языке:
— Он действительно так силен и вынослив, как ты говоришь?
— Это истинная правда, клянусь Аллахом, — поклонился работорговец.
— Тихо! — Толстый турок обернулся к расшумевшимся купцам. — Не мешайте, если не хотите сами купить. Я возьму его за половину названной тобой цены.
— За такой товар? — возмущенно всплеснул руками Сеид. — У тебя нет стыда, Джафар!
Подбадриваемые выкриками развеселившихся работорговцев, они начали ожесточенно торговаться. Жирный турок упрямо сбивал цену, а маленький сморщенный Сеид никак не хотел уступать. Наконец они ударили по рукам, и толстый Джафар опустил на ладонь Сеида кошелек с монетами.
— Эй! — Турок подозвал слуг. — Забирайте раба!
— Подожди, — остановил его работорговец. — Ты хочешь взять его вместе с цепями? Тогда заплати за них.
— Это справедливо, — поддержал Сеида один из купцов. — Железо тоже стоит денег.
— Машаллах! — удивился Джафар. — Где это видано? Ну ладно, пусть железо напоминает тебе о собственной жадности. Снимите кандалы!
Быстро прибежал кузнец. Тимофея отвязали от столба, заставили спуститься с возвышения на землю и начали снимать оковы. Рядом, держа наготове веревки, стояли слуги Джафара — два рослых турка. Тем временем к столбу вытащили нового пленника, и все внимание работорговцев обратилось на него. Кузнец уже расклепал браслеты на ногах и принялся за наручники. Головин вел себя смирно, но как только его руки стали свободны, внезапно нанес сильный удар в живот турку, который готовился стянуть ему запястья веревкой.
Тело тоже может стать страшным оружием — так любил говорить своим ученикам монах Сильвестр, обучая их премудростям рукопашного боя. Жилистый и поджарый, он не раз поражал отроков своим умением: играючи перебивал ударом стопы толстые слеги, руками ломал подковы, с завязанными глазами точно попадал кулаком в болтавшийся на веревке глиняный кувшин, на лету пробивал пальцами подброшенные тыквы и не боялся безоружным выйти против нескольких вооруженных противников, даже конных.
«Безоружный, но умелый все может, — бывало, посмеивался Сильвестр, показывая учеником испытанные веками приемы. — И конного спешит, и оружие добудет, и сам на коня сядет. Потейте, отроки, кулак ещё не раз выручит!»
Не ожидавший нападения турок мгновенно сложился пополам и осел на землю, но тут же завалился на бок и затих. Кузнеца Тимофей просто оттолкнул, а сам резко отпрыгнул в сторону. Еще никто не успел понять, что произошло, а он уже сбил с ног одного из стражников и выхватил у него из ножен акинак — тяжелую саблю с загнутым расширяющимся концом. [25] Второй стражник получил удар ногой в лицо и рухнул рядом с первым. Ну, кто здесь недавно с презрением называл казака рабом?
Вскочив на возвышение, Тимофей взмахнул саблей. Тонко свистнула остро заточенная сталь, и обещанная смерть нашла надсмотрщика: тело упало на прокаленные солнцем камни, а окровавленная отсеченная голова отлетела и бухнулась на колени одного из работорговцев.
Сеид тонко завизжал, как слепой, выставил перед собой руки и шустро кинулся в толпу. Чинно сидевшие вокруг купцы вскочили и бестолково заметались, не зная, где спрятаться от бешеного урус-шайтана. О, Аллах, зачем только этот дурак Джафар позволил снять с него цепи?
А Тимофей уже достал второго убийцу, насквозь проткнув его клинком. Третий кинулся наутек, но казак в два прыжка настиг его и одним ударом надвое развалил бритую голову. В мановение ока вокруг Тимофея образовалось пустое пространство: никто не хотел рисковать жизнью, подставлять шею под сверкавшую в руке урус-шайтана саблю. Казак понял, что внушает татарам почти суеверный ужас, и смело двинулся вперед — он решил прорваться к морю и захватить лодку. Но к морю пешком не добежать, поэтому в первую очередь надо добыть коня.
