Анналы сообщают, что Малькольм Мак Дункан нанес Макбету сокрушительное поражение и вынудил бежать на север в горы Морея. На самом же деле оба военачальника были ранены и разошлись, уводя за собой свои обескровленные силы. В отсутствие чьей-либо победы Макбет предложил Малькольму земли, которые прежде принадлежали Дункану, старому Малькольму и Крайнену из Атолла. Таким образом, Макбет надеялся вернуть мир низменным районам Шотландии, которые сильно пострадали от вторжения Малькольма. Но полусакс-полускотт начал собирать новые войска, не дожидаясь, когда заживут его раны.
Получив землю и наверстав тем самым упущенное, Малькольм провозгласил себя королем скоттов. Однако ему не удалось склонить на свою сторону священников и хранителей камня, короны и мантии. Его так и не короновали в Сконе, хотя, насколько мы слышали, он всячески к этому стремился.
К тому же, в соответствии с законом его собственного отца, возложить на него корону могла только я.
Таким образом, Шотландия оказалась расколотой на две половины.
Уязвленный Макбет уехал на север и скрылся за горным хребтом Морея. В то время он был вдвое старше Малькольма, но ему удалось сохранить свои земли. Однако во время битвы он получил серьезную рану — лезвие меча рассекло ему скулу от глаза до подбородка, глаз затек, и мы опасались, что он ослепнет.
В Элгин приехала Катриона. В год коронации Макбета она вышла замуж за тана Кинлосси, и теперь у них подрастали бойкий мальчуган и девочка, которую многие считали дурочкой. Однако мать любила ее и не задумывалась над тем, кем она была послана — Богом или феями. Катриона привезла с собой целебные настои и вместе с Биток принялась ухаживать за Макбетом. Когда опухоль спала, зрение у него частично восстановилось. Однако глаз оставался полуприкрытым, и зрение то и дело замутнялось тенями. И все же, как только он достаточно окреп, сразу же вернулся на тренировочный двор, чтобы восстановить координацию и ощущение дистанции во время боя.
— Забавно, — заметила я как-то, обращаясь к нему и Лулаху, — ты получил от Малькольма точно такую же рану, какую когда-то нанес его отцу. — И прижала к глазу Макбета очередную холодную примочку, приготовленную Биток.
— Удар гардой? Да, я слишком поздно поднял щит, чтобы отразить его, — ответил он.
— В этом нет ничего смешного, — промолвил Лулах. — Он специально нанес его, чтобы отомстить. — Похоже, мой сын понимал молодого Мак Дункана, ведь они были ровесниками.
Три года мы провели в Морее, не выезжая за пределы горных провинций. К нам то и дело приезжали гонцы и посещали мормаеры. По всей Шотландии Макбета по-прежнему считали законным королем, а Малькольма узурпатором. При такой поддержке мы получали сведения почти о каждом шаге Малькольма.
Волк уже пробрался за ворота и теперь, пуская слюни, ежечасно следил за внутренним двором, где скрывалась его главная жертва.
Анналы мало что сообщают о периоде правления Макбета.
Семнадцать лет мира и благоденствия, в котором прожила Шотландия, дорого стоили. Однако, по сравнению с периодами других правлений, врагов и военных схваток у нас было гораздо меньше. Шотландия вошла в эпоху изобилия: на полях пасся упитанный скот, реки кишели рыбой, овцы приносили богатую шерсть, трюмы торговых судов были битком набиты товарами. Поля приносили золотые урожаи, и амбары были заполнены зерном. Богатства множились, и все процветали — от последнего пастуха до мормаера. Но периоды благоденствия редко отмечаются в анналах.
Правление Макбета было отмечено безоговорочной значимостью его авторитета и преданностью его союзников, которые как никогда охраняли целостность Шотландии. Эти семнадцать лет стали передышкой после долгого периода войн и вооруженных конфликтов. Если бы у Макбета было больше времени, он смог бы осуществить то, о чем мечтал: установить в Шотландии более справедливые законы и соединить кельтские традиции с законами церкви и даже с саксонскими установлениями.
Я возражала против этого, полагая, что кельтский образ жизни не следует смешивать с инородными влияниями, и настаивала на том, чтобы Дростан продолжал составлять наши документы на гэльском, а не на латыни, и мы соблюдали субботу, а не воскресенье, как это делали римляне. Что касается саксонского правонаследования, то оно и вовсе было для меня неприемлемо. Лулах, будучи племянником Макбета и последним представителем рода Боде, по древним кельтским законам имел полное право пртенедовать на Морей, а со временем — и на корону Шотландии.
— Новые законы и новый образ жизни угрожают Шотландии, ее духу, — говорила я. — Ты что, хочешь, чтобы мы стали саксами или римлянами? Будучи кельтским королем, ты каждый день обязан бороться за сохранение гэльской природы своего наследия.
— Я хочу, чтобы Шотландия жила и процветала, — с горящими глазами отвечал мне Макбет. — Чтобы она сохраняла свою кельтскую природу, но и не отставала от Британии и других торговых стран. Ру, если мы замкнемся и будем лелеять свои гэльские традиции, как тебе этого хочется, тогда Шотландия и ее великие корни зачахнут. Мы не можем придерживаться лишь собственных традиций, если хотим, чтобы Шотландия достигла величия.
Я уступала, осознавая размах его устремлении: он не собирался подчиняться чужим культурам, чего я прежде опасалась, а хотел осторожно осуществлять перемены, чтобы наша страна постепенно завоевывала власть и авторитет.
В Риме Макбет уже обратился к папе Льву, отстаивая права кельтской церкви, которая обладала огромной паствой, исповедовавшей смешанные верования и занимавшейся разными профессиями. Обретая глубокую веру, Макбет раздавал земли, основывал монастыри, строил церкви и создавал новые епархии. Он хотел выстроить новые часовни и разместить новых священников в горных районах Шотландии. Во время своего путешествия он встречался с главами других стран и с некоторыми из них продолжал поддерживать связь. Когда норманнские рыцари были изгнаны из Англии, Макбет приютил двоих — Хьюго и Осберна — и ввел их в состав своего отборного войска.
— Нам следует оказать милость этим норманнам, ибо когда-нибудь они захватят Англию, если король-монах Эдуард не будет осторожен, — сказал мне Макбет в тот день, когда они появились у нас. Их чопорность, воркующий язык и щиты непривычной формы вначале резко контрастировали с поведением грубых неотесанных кельтов. Однако вскоре они подружились, сначала доказав свою дееспособность в схватках, а затем начав делиться своими познаниями. Так, благодаря им мы, скотты, только расширили свои познания.
И так могло бы продолжаться многие годы, если бы не изгнанный из Шотландии сын короля-воина. А этот молодой человек поставил своей целью свергнуть Макбета.
В тот же год, когда моему мужу была нанесена серьезная рана, чуть не оставившая его без зрения, мы сыграли свадьбу. Лулах, ставший сильным и красивым воином, сгорал от любви к девушке, которую встретил во время путешествий со своим отчимом. И хотя ему был всего двадцать один год, намного меньше того возраста, когда воины обычно вступают в брак, Макбет счел полезным заключение этого союза и сам все организовал.
Свадьбу сыграли сразу после Мартинова дня — Лулах взял в жены дочь Торфина, укрепив тем самым связи между Мореем и эрлом Оркни. Ингебьорг унаследовала миловидность своей матери, а также стройную фигуру и темные волосы отца. Она была тихой и набожной девушкой, и, не доведись ей встретиться с Лулахом в свои семнадцать лет, она бы стала Христовой невестой. Свадьбу мы устроили в Ивернессе, пригласив на нее гостей с Оркнейских островов, и пиры длились почти целую неделю.
Я грустила, понимая, что сердце моего сына принадлежит уже не мне, но иначе и быть не могло. Мягкое изящество Ингебьорг украсило наш дом, ибо Лулах по-прежнему жил с нами, как наш стольник и королевич. В приданое ей дали несколько сундуков с серебром викингов — монеты, блюда и украшения, кроме того, Торфин подарил Лулаху красивую ладью и сто голов скота, который был доставлен на отдельных судах. В охране Лулаха, возглавляемой старшим сыном Катрионы Анселаном, появилось несколько викингов. Вначале мы сторонились их, но со временем привыкли и стали относиться как к своим.
Весной во сне тихо скончалась матушка Эйтна. И Торфин прислал гонца, чтобы сообщить об этом. Я виделась с ней всего за несколько недель до ее кончины, когда ездила к ней, чтобы она погадала мне на воде и предупредила о грозящих опасностях.
— Наступит день, и ты успокоишься, — сказала тогда она мне, отодвигая от себя чашу с водой. — А что ты еще хочешь знать? И обращай внимание на свои сны, ибо они твои лучшие советчики, — добавила она.
Торфин организовал похороны своей бабки в традициях викингов — в сумерках он положил ее тело в длинную изящную лодку и при свете факелов отпустил ее в залив, которым Эйтна любовалась в течение столь долгих лет. Когда лодка отплыла на достаточное расстояние, стрелки Торфина выпустили по ней горящие стрелы. Эта утрата оказалась для меня гораздо серьезней, чем я могла предположить.
