– Хм. И что, на его теле не осталось никаких следов?
Фелиция посмотрела ему в глаза.
– Нет, я ничего не обнаружила, трибун Лициний. На теле нет ни ран, ни кровоподтеков. Не желаешь сам в этом убедиться?
Лициний прищурился, нарочито втянул носом воздух и окинул проницательным взглядом открытые, несмотря на ночную прохладу, окна.
– В этом нет необходимости. Ты в этом разбираешься лучше меня. Вот только скажи, что за синяк проступает у тебя под левым глазом?
Фелиция встретилась с трибуном взглядом. Ее глаза внезапно увлажнились от еле сдерживаемых слез, а голос задрожал.
– Один из пациентов высвободился, когда я проводила операцию, трибун. Такое иногда случается. Он ударил меня по лицу прежде, чем санитары смогли его обуздать. Но я переживу.
Лицо трибуна смягчилось.
– Прости меня. Если бы я мог предвидеть, что случится нечто подобное, я бы распорядился, чтобы его держали покрепче. А вы, господа…
Центурионы напряженно ждали, гадая о своей участи. Старший офицер подошел к ним поближе и негромко произнес:
– Не представляю, как вам это удалось, но я с большим облегчением убедился, что, вне всякого сомнения, смерть наступила от естественных причин. – Он поднял бровь в сторону Фронтиния и Скавра. – А теперь, господа, поскольку несчастный случай лишил нас ночного сна, предлагаю отправиться в харчевню и пропустить по чаше вина. Я с равным удовольствием выпью и за твое повышение, и за столь своевременную кончину этого идиота.
На следующее утро две тунгрийские когорты собрались на построение. Пять сотен пехотинцев проклинали судьбу при мысли о предстоящем им долгом марше. Морбан подтолкнул локтем Кадира и кивнул в сторону конницы Петрианы, направлявшейся на северную дорогу. Всадники должны были обнаруживать и уничтожать засады варваров, чтобы пехота двигалась без всяких препятствий.
– Им-то не придется, как нам, топать весь день пешком, обливаясь потом. Они будут сидеть на конях и время от времени шевелить кусты своими копьями.
Хамианец пожал плечами и тихо прошептал:
– Если тебя это так волнует, знаменосец, то не надо было идти в армию.
Морбан наградил его сердитым взглядом.
– Да ну, здесь и делать-то ничего не надо. Главное – набрать запас ругательств поядренее, а когда кто-нибудь умрет, может быть, тебе достанется жезл из виноградной лозы.
Марк обернулся и посмотрел на знаменосца так, что тот съежился под его взглядом. Кадир чуть заметно покачал головой.
– Очень умно, ничего не скажешь. Особенно если учесть, что его друг лежит раненый в госпитале.
Морбан хмуро кивнул, глядя на Скавра, вышедшего вперед перед строем. Невто и Фронтиний следовали за ним по бокам.
– Выслушайте меня, тунгрийцы! Приказом губернатора Ульпия Марцелла я назначен командующим Первой и Второй тунгрийскими когортами и мне присвоено звание трибуна когорты… – на плацу внезапно наступила тишина. Этой новости ждали все. Скавр продолжил, медленно передвигаясь по посыпанному гравием плацу: – Я пока не планирую никаких перемен. Все офицеры остаются на своих местах, однако я изучу сильные и слабые стороны обеих когорт и произведу соответствующие изменения там, где я и мои примипилы сочтем нужным. – Новый трибун замолчал и всмотрелся в лица подчиненных, ожидая, пока до всех дойдет смысл его слов. – Теперь мы снова отправляемся на соединение с легионами, и я надеюсь, что тунгрийцы будут в первых рядах, когда придет время найти и разгромить противника. С расчетом на это, а также принимая во внимание потери, понесенные Восьмой центурией Первой когорты, я принял решение передать остатки этой центурии Первой хамианской когорте, которая расквартирована в этой крепости. Центурион Корв получит под свое начало Девятую центурию, чей командир временно находится в госпитале. Поэтому я призываю братьев-хамианцев выйти вперед и выразить свое одобрение, перед тем как мы двинемся на север…
Марк прошел со своего места в начале Восьмой центурии до конца их короткой шеренги, сделав знак Морбану и трубачу присоединиться к нему. Он протянул руку Кадиру и указал ему на ожидающего их трибуна.
– Выстрой людей перед Скавром. Наверно, он захочет обменяться с тобой рукопожатием, а потом, как я понимаю, назначит тебя центурионом, прежде чем передавать вас в распоряжение хамианского префекта. Я считаю, ты это заслужил.
Опцион удивленно уставился на него.
– Центурионом?
Марк кивнул, и его губы тронула улыбка.
– Да, если Скавр назначит тебя сейчас, вместо того чтобы возвращать тебе статус временного командующего, тогда ты сохранишь должность вне зависимости от того, сколько на нее претендентов в хамианской когорте. Когда раненые вернутся в строй, у тебя будет вполне боеспособная центурия, чтобы рыскать с ней по здешним холмам.
– Я вообще-то не знаю… – нерешительно начал Кадир.
– Что сказать? «Спасибо, трибун» будет достаточно. И хватит медлить: он вас ждет.
Хамианец кивнул, приказал солдатам подойти к Скавру, лихо отсалютовал трибуну и пожал протянутую руку. Все это время Кадир что-то говорил, не давая Скавру произнести слова, припасенные для такого случая.
– Так значит, снова в Девятую. Приятно будет опять шагать впереди этих парней со штандартом в руках.
Марк удивленно поднял бровь.
– Кто сказал, что в Девятой нет знаменосца?
– Но ведь ты…
– У них нет центуриона, а знаменосец жив и здоров… – ответил Марк.
За спиной Морбана трубач расплылся в самодовольной усмешке.
– …как, впрочем, и трубач, – добавил центурион.
Снова повернувшись к Восьмой центурии, Марк увидел, что теперь говорит Скавр. Выражение его лица было серьезно, но не то чтобы сердито.
– Что они там так долго обсуждают?
Морбан громко фыркнул, его слова сочились уязвленной гордостью.
– Кадир, судя по всему, отказывается от предложения пересидеть войну в тепле и покое и просит, чтобы Девятую оставили под твоим началом, центурион.
Марк бросил на него недоверчивый взгляд, а потом снова повернулся к разворачивающейся перед глазами всей когорты сцене.
– Не придумывай, знаменосец, таких дураков нет.
В лице Морбана ничего не дрогнуло, но он незаметно пихнул трубача ногой.
– Спорим, центурион? Скажем, на десять динариев? Даю пять к одному.
– Идет, – не оборачиваясь, ответил Марк, завершая разговор.
Внезапно Скавр поманил его к себе.
– Центурион Корв, подойди к нам, пожалуйста.
У Марка похолодело в груди. Он четко отсалютовал трибуну и вопросительно посмотрел на него, ожидая, когда тот заговорит.
– Твой бывший опцион отказывается принимать повышение, которое я ему предложил, – озадаченно произнес Скавр. – Похоже, он предпочитает остаться с тобой в Девятой центурии, пусть даже в более низком звании. Его люди придерживаются того же мнения. Может, тебе удастся его уговорить?
Кадир с упрямым выражением на лице повернулся к Марку.
– Кадир, став центурионом, ты получишь…
– …все, что пожелаю – кроме возможности служить в лучшей пехотной когорте провинции. Месяц назад я бы с радостью согласился на предложение трибуна ради благополучия своих людей. Но сегодня я не могу отсиживаться в безопасности, зная, что ты и другие мои братья снова будут рисковать жизнями в битвах. Мне жаль отказываться от такого щедрого предложения, но я не могу принять его, не теряя чувства собственного достоинства. И я не единственный, кто так думает.
Трибун снова заговорил. В его голосе больше не осталось вкрадчивых нот, теперь он звучал уверенно и повелительно.
– Ну что ж, похоже, не все в Восьмой центурии хотят перейти в хамианскую когорту. Те, кто хочет остаться с хамианцами, сделайте три шага вперед.
Примерно две трети из семидесяти с небольшим человек, оставшихся в строю, шагнули вперед. Некоторые из них виновато поглядывали на Кадира и остальных бойцов.
– Те, кто хочет остаться в Первой тунгрийской когорте, сделайте три шага назад.
Марк оценивающе оглядел тех, кто отступил назад, и отметил про себя, что почти все они сносно овладели мечом и справлялись с весом щита и кольчуги. Подняв руку, он повернулся к Скавру.
– Могу я поговорить с этими людьми, трибун?
Скавр кивнул, и молодой центурион подошел к солдатам, пожелавшим остаться с тунгрийцами. Он прочистил горло и заговорил так, чтобы его слышали не только лучники, но и все на плацу.
– Хамианцы, вы изъявили желание остаться с Первой тунгрийской когортой, в которой вы провели последние несколько недель. Вы доказали свою храбрость в битве у Красной реки, и каждый, кто здесь присутствует, обязан вам своим спасением от верной гибели. Но теперь вы хотите вступить в братство по оружию, в котором никто не будет делать для вас никаких скидок. Когда мы будем двигаться быстрым маршем, вам надо будет идти вровень с остальными, если отстанете – пеняйте на себя. Вам также придется носить два копья и научиться попадать в мишень размером с человека на расстоянии двадцати шагов. Никаких послаблений больше не будет, неумение будет изгоняться тренировками, а если потребуется – и наказаниями. Вы должны стать настоящими тунгрийцами, в полном смысле этого слова. Вы принимаете эти условия?
