— «…текучим золотом; жасмин чист, как слоновая кость», — закончили мы хором.
— Ты так романтична, Джейн.
— А ты разве нет? Ты, который женился по великой любви и вечно бродит по полям в поисках приключений?
Генри женился на Элизе де Фейид, нашей прелестной, элегантной, овдовевшей кузине, первого мужа которой, французского графа, гильотинировали на родине во время революции. Будучи десятью годами старше, Элиза, однако, идеально подходила Генри живым нравом и обходительными манерами.
Генри остановился и повернулся ко мне.
— Не послышалась ли мне меланхолическая нотка в твоем замечании?
— Ты смеешься. Кто может испытывать меланхолию в такое восхитительное утро?
— Полагаю, ты можешь.
Генри нахмурился и долго смотрел на меня своими яркими карими глазами. Глазами, которые напоминали мне об отце и в точности походили на мои собственные.
— Джейн, ты слишком долго заперта в этом доме. Тебе необходимы перемены. Что скажешь? Не желаешь завтра уехать со мной?
— Спасибо, Генри. Но я сейчас не в настроении терпеть шум и суматоху Лондона.
— Я и не думал о Лондоне, — ответил Генри. — Я думал о Лайме.
За годы, прожитые в Бате, мы с матерью и отцом посетили немало городков на южном и западном побережье. Лайм, с его мягким климатом, восхитительными тропинками и дивной красоты пейзажами, оставался моим любимым. Мы несколько раз с превеликим удовольствием возвращались туда — в те времена он был освобождением от города, который я презирала.
— Генри, мне нет нужды ехать в Лайм, — сказала я, наблюдая за грациозно раскачивающимися ветвями деревьев. — И тропинки вдоль берега, и бризы — все это есть и здесь.
— Да, но это саутгемптонские бризы. Здешние морские купания не идут ни в какое сравнение с купаниями в Лайме — лично я и ноги мочить не стану в саутгемптонской воде. К тому же это город с восемью тысячами жителей, а Лайм всего лишь деревня.
— Ты забываешь летние толпы.
— Все равно. Я предложил бы Брайтон, но в настоящее время он мне не по карману, вдобавок я знаю, как ты любишь Лайм. Прошло три года с нашей последней поездки. С тех пор я никогда не видел тебя такой счастливой. Я хочу увезти туда сестру и помочь ей вновь обрести улыбку, которая давным-давно пропала.
Я любила Лайм. Я внезапно представила, как шагаю вдоль его милой маленькой бухты к Кобу, восхищаясь ярким галечным берегом, искрящимися волнами и величественными утесами. И все же я покачала головой.
— Сейчас мы нужны Мэри. Фрэнк через неделю уходит в море. Мы не можем оставить ее.
— У нее есть матушка, и Кассандра, и Марта.
«Несомненно», — подумала я.
Предложение было крайне заманчивым, и неожиданно я поняла, что с огромным удовольствием приму его.
— Но как мне оставить родных ради отдыха в Лайме? А как же Элиза? Твои дела? Разве ты можешь уехать так надолго?
— Я и не собираюсь уезжать надолго. На неделю, в крайнем случае на две. Элиза меня одобрит. Только подумай! Мы будем подолгу гулять. Купаться каждый божий день. Заведем новых знакомых и составим им восхитительную компанию в бальном зале. Здесь ты вынуждена вращаться в одном и том же обществе день за днем. У тебя нет времени на себя, нет отдыха от вопящего ребенка.
— Мэри-Джейн — прелестное дитя, — возразила я. — Полагаю, во вторник выдался целый час, когда она ни слезинки не проронила.
Генри засмеялся. По моему лицу он понял, что убеждать меня больше не требуется.
Несколькими днями позже, после небогатого событиями путешествия, я глядела в окно кареты Генри со счастливым предвкушением. Мы проехали через оживленную деревушку Верхний Лайм, спустились по длинному скалистому склону в сам Лайм и очутились наконец на круто забиравшей вниз главной его улице.
Я писала о Лайме в предыдущих дневниках и, возможно, вновь нарисую его портрет в книге, над которой сейчас работаю,[13] но все же рискну повториться ради удовольствия, которое город неизменно доставлял мне в каждое его посещение.
Лайм, возможно, не столь фешенебелен, как Брайтон или Уэймут, но тому, кто ищет исцеления утомленного или израненного духа в комнатах, не предназначенных для подрыва его благосостояния, морской воздух, приятное общество и восхитительный вид сего скромного городка, несомненно, весьма поправят здоровье. Очарование Лайма никак не связано с архитектурой, лишь с его примечательным расположением у моря. Прелестная бухта образована чем-то вроде грубого мола, называемого Кобом, за которым могут спокойно стоять корабли и по которому приятно гулять в хорошую погоду.
В предыдущие наши приезды, продолжительностью месяц и более, отец с матерью всегда снимали коттедж. Поскольку в этот раз нас было всего двое и задерживаться в Лайме мы не собирались, то мы предпочли пансион в изящном старинном домике в верхней части города. Хозяйкой его оказалась крупная краснолицая веселая женщина, которую весьма уместно звали миссис Стаут.[14]
— Я полагаю, вам здесь понравится, — сказала миссис Стаут, распахнув окно в моей комнате и впустив прохладный свежий ветерок.
Я долго стояла, точно прикованная к месту, с удовольствием созерцая открывавшийся прелестный вид: крыши домов и веревки с сохнущим бельем, улицы, плавно спускающиеся к гавани, и море, которое танцевало и искрилось в летнем сиянии клонящегося к закату дня.
— Можете покушать здесь, если захотите, или поужинать в «Королевском льве», хотя у них довольно много посетителей в это время года.
Мы с радостью приняли предложение миссис Стаут поесть в комнатах, поскольку прибыли довольно поздно, и рано удалились спать.
Проснувшись на следующее утро, мы обнаружили, что в ярко-голубом небе, полном пушистых облачков, светит веселое июльское солнце. Я ощутила такой прилив волнения в ожидании дневных прогулок, что, боюсь, уделила крайне мало времени продумыванию своего наряда. Женщины более богатые, должно быть, содрогнулись бы при мысли попасться на глаза в чем-то ином, нежели в новом, укороченном курортном платье — такие платья открывали лодыжки и не так давно повсеместно вошли в моду. Я же считала их весьма уродливыми и ни за что бы не стала носить, даже если бы их бесплатно раздавали на побережье.
Мой интерес к моде всегда ограничивала стесненность в средствах, и оттого выбор был невелик. С собой я взяла три платья, еще вполне приличных, но уже довольно поношенных. Я надела одно из своих любимых, простое, белого муслина с узором из веточек, рукавами три четверти и небольшим шлейфом, стянутое под грудью и сильно расширяющееся к подолу. Пояс из синего атласа, замечу без смущения, замечательно подходил к украшениям и цветам на соломенной шляпке. Как можно быстрее я соорудила прическу (по правде говоря, я просто заплела каштановые локоны в косу и убрала под шляпу) и выпустила пару кудряшек подчеркивать овал лица. Схватив ридикюль[15] и зонтик от солнца, я заявила, что готова, и ринулась завтракать с Генри.
После утренней трапезы мы с Генри отправились вниз по оживленной главной улице, которая, казалось, спешила к воде, точно так же, как река Лайм бежала по каменному ложу и изливалась в море. Достигнув тропы, которая обрамляет премилую бухточку Лайма у подножия зеленого холма, мы остановились, чтобы насладиться открывающимся пейзажем.
Несколько кораблей бросили якорь в гавани, с востока отороченной чредой живописных скал. Тропа вдоль моря была заполнена модно одетыми мужчинами и женщинами, совершавшими утренний моцион. Сам берег оживляли компании людей и купальные машины[16] — запряженные лошадьми маленькие деревянные кабинки на колесах, которые задним ходом заезжали в море. Лошади терпеливо стояли, и волны разбивались об их бока, пока купальщики во фланелевых одеяниях охотно или робко погружались в воду. Солнце светило ярко, хотя на небе собралось несколько подозрительных серых облаков.
— Похоже, Лайм находится вовсе не на побережье Дорсета, — сказала я, радуясь свежему ветерку, холодившему щеки.
— Скажи на милость, где же он находится? — спросил Генри.
— По-моему, в преддверии рая.
Генри согласился.
Решив оставить берег на потом, мы отправились прямо на Коб, длинный полукруглый каменный мол на дальней стороне гавани, который выдается в море и по которому на разной высоте идут две широкие мощеные дороги. Часть пути мы прошли по Нижнему Кобу и вскоре достигли ведущей наверх лестницы. На Верхнем Кобе очень ветрено, поверхность его поката, вследствие чего иные не рискуют по нему прогуливаться. Я же всегда предпочитала его Нижнему за великолепный вид на берег, море и окружающие утесы.
— Давай поднимемся, — горячо предложила я.
— Ты уверена? — спросил Генри, взглянув на грубые каменные блоки без каких-либо опор или поручней, выступающие из стены наподобие зубьев. — Ступеньки очень крутые.
