После службы Болотников шел домой как не по земле. Будто не касался ее — летел.
— Ты куда так, Иван? Погоди. — Павлуша не мог угнаться за ним.
Хотелось ответить: «За волей, Павлушка, поспешай!..»
* * *
Князь выслушал Болотникова молча. Посмотрел на два холщовых мешочка с деньгами, которые Иван выложил на стол. Спросил только:
— Пошто Павлушку вызволить хочешь? Не брат, не родня какая. Кто он тебе?
— Сотоварищ.
— Ишь ты! Сотоварищи в бою бок о бок рубятся. Какой он тебе на моем подворье сотоварищ?
— Верный, — коротко молвил Болотников.
— Похвально, коли за сотоварища вступился. Возьму за него деньги. — Андрей Андреевич отодвинул один мешочек в сторону. — А твой долг пока не приемлю. Забирай деньги назад.
— Помилуй, князь. Как же так? — от неожиданности проговорил тихо, почти шепотом, Иван.
— А так. У меня еще побудешь. Али худо тебе здесь? Одет, обут, за столом у меня ешь. Над другими холопами поставлен.
— Истинно говоришь, князь. Да только…
— Что только? — Телятевский холодно уставился на Болотникова.
Знаком был Ивану этот взгляд. Не предвещал он ничего хорошего.
— Все так, господин. Да только не жизнь мне без воли, — закончил Иван свой ответ.
— А волю дам, у меня останешься?
— Не ведаю.
— Вот и подумай покамест. На пасху поговорим.
— Нет, князь, — дерзко возразил Болотников, — забирай долг, а мне подпиши вольную. На то мое право.
— Право?.. — Андрей Андреевич вдруг усмехнулся. — Про новое уложение слыхал? Про уложение государя нашего Федора Иоанновича? Так вот. Говорится в нем, что холоп никуда от своего хозяина уйти не может. Даже коли долг выплатит.
Болотников, пораженный, молчал.
— Мне не веришь, ступай в Холопий приказ. Там все узнаешь. По новому уложению холоп должен служить до смерти своего господина.
— Нет! — закричал Иван. — Не может того быть…
Князь подступил к Болотникову, схватил за ворот.
Иван побледнел. Подумал: «Ударит — убью».
Но Телятевский, шумно выдохнув, отпустил.
— Доколе я с тобой препираться буду? Убирайся!
Оставив деньги, Болотников вышел прочь.
— Волю, видно, за верную службу не купишь…
Потянулись в тяжком ожидании неделя за неделей.
Но и на пасху не получил Иван вольную от Андрея Андреевича. Князь даже разговаривать толком не стал, бросил на ходу:
— Успеется… когда пожелаю.
И тогда вспыхнула у Болотникова давно угасшая мысль: «Бежать!»
К лету, когда стало теплее, Болотников принялся подыскивать надежных людей. Начальный над холопами человек, Иван знал, кто из них на что способен. Первому доверился Павлуше. Затем отобрал еще восьмерых. Говорил с каждым отдельно. Многого сулить не мог. Но одно обещал твердо — казачью вольницу. Она манила, звала всех.
…В николин день вышли из Москвы. Вначале Иван остерегался погони, вел ватагу лесными тропами. Продвигались быстро и на девятый день подошли к Епифани, что стояла в верховьях Дона.
Смеркалось. Понемногу вечерний туман окутал ложбинку, поросшую ольховыми кустами, а оттуда расползся во все стороны. По ложбине бежал верткий ручей.
— Заночуем здесь, — сказал Болотников и сбросил с плеч дорожную суму. Он зачерпнул в ладонь из ручья, попробовал: — Вкусна водица. Ну что, други, запаливай огонь.
Павлуша достал трут, огниво, высек искру.
Костер разложили в яме, чтобы кто чужой не увидел. За все время пути Иван был осторожен, на ночь выставлял караульных или сам сидел до утра, не смыкая глаз. Даже в деревни ватага не заглядывала: беглых повсюду ловили, сажали в темницы, потом кого возвращали хозяевам, кого себе забирали — крепостными всяк разживиться не прочь.
В пути голодали. Ели ягоды и коренья, ставили в речках вершу, да народу-то десять человек… Третьего дня, правда, повезло: удалось забить выскочившего из чащобы кабана. Но тут не все гладко вышло. Раненый зверь успел пропороть клыком ногу Степану — самому сильному из ватаги. Пришлось сделать носилки, нести по очереди.
Когда нажгли в костре углей, стали жарить на прутах мясо.
— Сюда бы да кусок хлеба! — глотая слюнки, мечтательно сказал Павлуша.
— Может, и соли хошь? — усмехнулся один из сидевших рядом.
— Соли… — произнес кто-то, — я ее аж на вкус позабыл.
Посыпались шутки:
— Да она сладкая, навроде меда.
— Позабыл, ворочайся в Москву к хозяину. Он те соли даст.
— Да каши с маслицем… Березовой.
— Будет, ребята, зубы скалить, — сказал Болотников. — Ешьте да на боковую.
После еды выпили согретой в казанке воды, улеглись. Трава и кусты были мокрыми от росы, но военные холопы князя Телятевского ко всему привычные — сразу уснули.
Болотников лежал на спине, глядя в звездное небо. Подумал: словно солью краюху присыпали. Вздохнул, повернулся на другой бок, провалился в сон.
Не спали двое караульных, сидели рядышком, переговаривались, но затем один предложил:
— Я малость сосну, а ты постереги. Потом растолкаешь, подменю.
Второй караульный привалился к нему, долго слушал, как капала с кустов роса, и незаметно задремал.
* * *
…Рано поутру ехали ложбиной четверо оружных всадников. Углядели они: лежат подле кустов люди, спят. Мигом определили:
— Беглые!
Открыл Болотников глаза, а над ним служилый на коне — копье наставил, да еще улыбается. У копья древко длинное, наконечник будто жало острое.
— Как почивал?.. — спрашивает. — Не жестко ли?.. Да не балуй. Саблю брось вон туда… Не то так есть к земле приколю.
Иван поглядел на товарищей. Над тремя из них нависли копья. Стало быть, четверо конников против десятерых пеших. Вроде бы сила на стороне служилых, одного только не знают они: не просто беглые мужики пред ними, но воины бывалые, в ратном деле наторевшие.
— Куда, говоришь, саблю бросить? — переспросил Болотников, чувствуя, как девять пар глаз впились в него, ловя малейшее движение.
— А вон туда. — Всадник мотнул головой.
В тот же миг Болотников резко дернул за древко. Служилый, не удержавшись, упал с лошади да так и не встал — железное жало проткнуло его насквозь.
Лихо бились служилые. Но все полегли у ручья средь ольховых зарослей…
Не даром далась победа и болотниковцам. Двое получили раны от удара копьями. У Ивана с локтя сочилась кровь.
Тела убитых Болотников велел затащить в кусты. Степана и двоих раненых посадили на лошадей.
Павлуша подвел вожаку коня. Но Болотников отказался, велел навьючить на него всю поклажу, чтобы люди шли налегке.
— Так пойдем. Не ровен час кинутся искать служилых.
Когда над ложбиной поднялось солнце, они были уже далеко.
…А Дикое поле приближалось с каждым шагом. И воздух становился пьянящим, целебным. Даже раны перестали ныть. Весело пересвистывались в траве суслики. Гордо кружили в чистом небе беркуты.
Дышалось легко.
Степь!
Часть третья (1598–1606 годы)
БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ
Неяркий зимний свет проникал сквозь слюдяное окно. Царь смотрел на огонек лампады, беззвучно пошевелил губами. В застывшем восковом лице уже не было жизни. У постели умирающего сидела царица Ирина, возле нее стоял Годунов, поодаль — бояре. Федора Иоанновича спросили:
— Кому, государь, оставляешь престол?
Казалось, не услышал царь. Но вот губы его дрогнули:
— Как богу угодно, так и будет.
Седьмого января 1598 года царя Федора не стало. Большой кремлевский колокол, вспугнув тучи галок, возвестил об этом народу.
Незадолго до смерти Федор Иоаннович наказывал жене: «Как приберет господь мою душу, удались от мирского жития. Постригись в монахини. Исполнишь?» — «Исполню», — пообещала Ирина.
Но Борис упросил сестру-царицу не делать этого сразу. Она да патриарх Иов, глава русской церкви, были его опорой. Без них о троне и мечтать нечего. Мстиславский, Шуйский и другие родовитые бояре рвались к престолу. Годуновы не были такими знатными.
Царица согласилась принять пока власть, и Москва, а затем другие города присягнули ей на верность. Но через три дня перед собравшейся в Кремле толпой Ирина объявила о своем пострижении. Она уехала в Новодевичий монастырь, где приняла имя старицы Александры.
Боярская дума решила созвать Земский собор. Это значило, что в столицу должны были съехаться выборные люди от всех сословий со всех городов. Вот они-то, выборные, и составят собор, который назовет нового царя.
* * *
Нет, не зря Годунов уговаривал сестру. Понимал, приспело время стать ему государем. Дождался!
Да и кому быть на Руси царем? Годунов и умом горазд, и духом тверд, и говорит красно. Знали, правда, про него и другое — честолюбив, мол, и вероломен. Но кто из прочих бояр без недостатков? А Годунов и править государством может, и в чужих заморских краях о нем с почтением отзываются.
