— А что делать, если нет у меня земли? — неожиданно спросил его Турс.
— Как нет? — смутился хромой, опуская палец. — Совсем нет?
— А так. Нет. Водой смыло. Дай мне часть своей, и я так же буду говорить.
— Но откуда я тебе возьму? У меня у самого не хватает.
— А султан даст землю, зерно для посева, лес на постройку. Ты правильный человек, и ты должен быть с нами! Едем! Меня зовут Хамбор. Я из Алхастов… — кричал человек в равном бешмете, напирая на Турса, словно тот был глухим.
— Да я не прочь, только мне и уехать-то не на чем! — усмехнулся Турс и подался было назад, но Хамбор не собирался так просто отпускать его.
— Подожди! — крикнул он. — Если ты действительно хочешь ехать, лошадь и подводу тебе дадут! На это султан для бедных выговорил у царя деньги! Да вот наш офицер! Он поведет нас до границы. Спроси у него!
В круг на гнедом коне въехал красивый молодой человек в фуражке и бурке. Его сопровождали переводчик и вестовой. Когда офицер узнал, о чем речь, он поинтересовался, откуда Туре и как сюда попал. Туре рассказал свою историю, призывая в свидетели старшину Гойтемира.
Молодой офицер выслушал их и, сдвинув ровные брови, спросил:
— Так ты действительно готов ехать? Если так, хоть у меня партия уже и собрана, но я берусь помочь тебе.
Переводчик перевел. Турс заколебался. «Как решить такой вопрос, сразу, без брата, без родственников?..» Гойтемир прочел его мысли.
— Мы оба согласны — сказал он за Турса и за себя. — Мусульмане должны жить вместе и под властью мусульманского царя. Мы слова не меняем.
Молодой офицер поднял брови.
— Что ж, хорошо. В пять часов вечера придете по этому адресу, — сказал он, подав Гойтемиру карточку, — я встречу вас.
И он тронул коня.
До назначенного времени Гойтемир успел объездить весь базар и набить свои сумы нужными вещами, а Турс оставался гостем Хамбора. Они пополдничали и узнали друг о друге все, будто прожили вместе много лет. Судьба Хамбора была схожей с судьбой Турса. Разница только в том, что последнего клочка земли его лишила не природа, а люди. Его выгнали из родного аула Алхасты, заселили этот аул служилым народом и назвали станицей Фельдмаршальской. Разбрелись озлобленные алхастинцы кто куда. Одни прижились в соседних ингушских селениях, другие, растеряв свое жалкое добро в переездах, стали нищими. И решил тогда Хамбор покинуть родину, которую лютый царь превратил для него в злую мачеху. Рад был Хамбор такому товарищу, как Турс. Он сразу оценил его. А в долгом пути что только не подстерегает человека? И перед тем, как расстаться, он сказал:
— Турс, ты дерево, у которого обрубили ветви и вывернули с корнем. Чтобы прижиться, нужна земля, а здесь для нас с тобой ее нет. Надо идти туда, где ее обещают. Если дадут тебе лошадь — хорошо. Нет — так выходи из ущелья на большую грузинскую дорогу и жди нас. Я один. Возьму тебя с женой на свою арбу, и поедем вместе. Это богатым трудно ужиться друг с другом, а беднякам делить нечего!
Заиграла музыка. Горны оглянулись. По грязи брели двое: девочка лет десяти, укутанная в ветхий платок, завязанный узлом на спине, и слепой солдат, который держался за ее плечо. На шее у солдата висел ящичек, свободной рукой он крутил ручку, и ящик издавал гудящие, скорбные звуки. Девочка и солдат пели. Когда они поравнялись с Хамбором, он достал с арбы чурек, переломил и подал им половину. Девочка перекрестилась и сунула и черствый хлеб в сумку солдата. В это время подъехал Гойтемир.
— Христианину подаешь?..
— Христиане разные бывают, — резко ответил ему Хамбор. — И не всякого мусульманина рай ждет. Все мы созданы Богом, только одни живут, а другие, такие как я да вот эти, — людьми пущены по миру…
Гойтемир и Турс пошли разыскивать офицера. Они спрашивали дорогу у прохожих, у городовых. Наконец им попался водовоз. Тот знал чуть ли не весь город. С ним они и дошли до нужного им дома. Он стоял во дворе, за каменным забором. Постучались. В калитке показался солдат и, увидев карточку, повел Гойтемира с собой. Через некоторое время он вернулся за Турсом.
Дом был большой. Спереди лестница и каменные столбы, за ними открытая терраса и множество высоких полукруглых окон со стеклами. Вокруг дома сад, скамейки. На дорожках песок. В глубине двора сараи. Никогда в жизни Турс не бывал в таком доме. Ему дали тряпку обтереть ноги и с заднего двора ввели по небольшой лестнице в комнату. Полы здесь были деревянные, чистые. Стол высокий, крашеный. И скамейки выше, чем столики в башнях. На окнах цветочки в глиняных мисках. В открытую дверь была видна другая комната с огромной печью, на которой стояло множество котлов и сковородок. Вокруг нее суетились женщины. Солдат вышел, а Турс так и остался стоять посреди комнаты со своими хурджинами на плече.
Прошло, как ему показалось, много времени, прежде чем открылась еще одна дверь и Турс увидел рай, о котором рассказывал людям Хасан-мулла.
Стены и пол там были покрыты коврами, с потолка на золотых целях списал небесного цвета шар, большой, как луна. У стен — нары, покрытые пышными коврами. В стороне — длинный блестящий стол на шести гнутых ножках. За ним сидела красивая девушка и, ударяя по столу руками, извлекала из него удивительно приятные звуки, похожие на голоса птиц. Стройные, нарядные люди молча слушали эти звуки.
В дверях появился немолодой военный. У него на плечах были потны с бахромой, на груди — разные кресты и медали. За ним следовал офицер, которого Турс встретил на базаре, переводчик и Гойтемир. Вид у пожилого был важный, но глаза быстрые, как у лисы, проснувшейся днем во дворе охотника. Он приветствовал Турса по-мусульмански.
— Во алейкум салам, если ты, конечно, мусульманин, — ответил Турс, продолжая разглядывать этого человека.
Переводчик перевел всю фразу. Военный засмеялся, засверкал белыми зубами.
Это был длиннолицый мужчина с пышными усами и густой бородой. Большие уши, широкая переносица, широко посаженные карие глаза и бритая, как у муллы, голова. «Кто он?» И, словно прочитав этот вопрос в глазах Турса, тот вскинул бровь и, перестав смеяться, сказал переводчику:
— Передай: я тоже горец. Я осетин-магометанин. Меня зовут Муса! Вот, — он сделал широкий жест рукой, — у меня на земле есть все. И это, наверно, больше, чем у других… Но я тоже бросаю все это и еду жить к братьям по вере, в Турцию, к султану! Надо думать не только о своей жизни на земле, но и о вечной жизни там… — Он поднял палец к небу. — Я беру с собой всех, кому дорог Ислам, кто не хочет жить под властью победившего гяура! Мне дана такая сила Аллахом, султаном и царем. После того как я покину этот край, оставшиеся здесь будут пребывать в рабстве на земле и в огне на том свете! Переведи… — Когда переводчик закончил, военный продолжал: — Я знаю твою беду. Ты в Турции будешь иметь столько земли, сколько сможешь вспахать. Зови с собой других. Нечего ингушам сидеть здесь на своих камнях, когда их братья черкесы, чеченцы, орштхоевцы уходят под зеленое знамя пророка! Переведи…
— Я даю тебе, — продолжал он, — из своих средств безвозвратно деньги на лошадь и арбу. Это Аллах услышал твои молитвы. Переведи… Через два дня партия отправляется, она будет идти мимо вашего ущелья. Поведет ее вот этот господин. Ты его уже знаешь. — Он указал на молодого офицера. — И вы, — он посмотрел на Гойтемира, — вместе присоединитесь к его партии. Если будут желающие галгаи[22], ведите их. Я люблю их. Я заберу их с собой! Переведи…
Переводчик перевел.
Турс весь преобразился, слушая хозяина дома, глаз его сиял благодарностью и почтением. Он сказал:
— Хвала Аллаху! Я счастлив, что узнал тебя, Муса. Ты большой человек! Но бывает и так, что большой человек нуждается в маленьком человеке. Тогда вспомни обо мне. Я для тебя сделаю все, что в моих силах! Спасибо за все.
Военный был доволен собой и впечатлением, которое он произвел на горцев. Он ушел. За ним ушли и все остальные. Прислуга быстро накрыла на стол. На подносе задымилась баранина, в чашках подали сметану с чесноком, бульон. Позже принесли блюдо с жирными пирогами и чай. Гойтемир ел много, но ерзал и суетился, не зная, что делать с вилками и ножами. А Турс сначала не мог успокоиться, восторгался добротой и хлебосольностью хозяина. Горло сжимало. Но наконец засучил рукава и, не обращая внимания на ножи и вилки, стал есть по-горски — руками.
К концу обеда снова пришел молодой офицер и вручил Турсу деньги на покупку лошади и арбы. Он велел ему намазать палец черной краской и приложить его к бумажке, где было записано, что ему выдали деньги. Расставаясь, он сказал, что Муса занят, выйти не может — к нему пришли большие гости.
Из внутренней комнаты по-прежнему доносились звуки удивительного чондыра.
Гойтемир и Турс поблагодарили офицера за все, что он сделал для них, и ушли.
