class="p1">— Да
вай ещё по ка
пельке?
— Давай.
— Мальчики, чаю не желаете? — заглянула в купе полная проводница.
— Желаем. И даже с превеликим аппетитом.
— Кто бы сомневался.
— Нам нравится ход ваших мыслей, — почему-то сумничал Толян.
— Покрепче? — уточнила она.
— Три в одном, то есть, два пакетика и сахар, — опять сумничал Толян.
— Вот это понимаю, — подмигнув товарищу, когда проводница ушла за чаем, дядя Лёха изобразил руками что-то округлое перед собой, чуть не смахнув свой стакан.
— Да уж, — облизнув губы, согласился Толян, макая огрызок огурца в соль, насыпанную на бумажку.
* * *
— Ну что, дядь Вась, всё распродал?
— Распродал, — махнул тот рукой, убирая в уголок пустой фанерный ящик, который он всегда оставлял в «дежурке». — Надо ближе к обеду выносить продукты к поездам, но сегодня хотел с утречка. Удачно и попутка попалась. После обеда дома другие дела.
— Может, хлопнешь?
— Нет. Домой пора. Как раз автобус скоро.
— Тоже сейчас смену сдавать и по домам. А чаю стакан?
— Чаю можно, — глянув на именные часы, что вручали нынешней весной фронтовикам в связи с 50-летием Победы, согласился Василий.
Компания из трёх милиционеров — дежурная смена — потеснилась за маленьким облезлым деревянным столиком, который притулился в соседней крохотной комнатёнке «для приёма пищи».
Резко зазвонил телефон на пульте дежурного.
— Тс-с! — старший смены — лейтенант — взял трубку. Остальные — прапорщик и младший сержант — примолкли, пока тот докладывал начальству что-то по ситуации в прошедшую ночную смену. На старенькой электроплитке закипел чайник. Один из милиционеров выдернул из розетки перемотанную синей изолентой вилку.
— Дядь Вась, сахару нет. Вот конфетки, хлеб.
— Спасибо, ребята.
К столу от дежурного пульта вернулся лейтенант.
— Ориентировка поступила. Поездная кража. Надо передать по смене.
Со стороны обезьянника, который размерами метра полтора на полтора, раздался стук по железной решётке.
— Достал бузить! — не успев присесть за стол, крикнул недовольно лейтенант. — Что? Опять приспичило?
— Нет! — раздался из обезьянника хриплый голос. — Мужики, будьте людьми! Трубы горят!
— И что?
— Плесните глоток!
— Ты что там? Совсем оборзел?!
— Мужики!.. Поимейте жалость! Сами, что ли в таком состоянии не бываете?
— Совсем рамсы попутал?! — возмутились милиционеры.
Из обезьянника в коридорчике повторился стук, громко и настойчиво.
— Мужики! Помру, на вас тяжкий грех останется! — хрипло ругался задержанный. — Я же вас вчера спонсировал!! Причём со всей щедростью!! Имейте совесть!
— Ну, однако, совсем достал! — беззлобно выругался прапорщик и предложил, обращаясь к лейтенанту:
— Сергееич, может, плеснуть ему? Всё равно отпускать будем, пока смену не сдали.
— Цедни ему полстакана и пускай катится, — поморщился лейтенант.
Середина 1990 годов.
Германский город. Улицы. Кварталы. Большая квартира. Пожилой седой человек, сидя, в кожаном кресле, смотрит телевизор. Выпуск новостей на российскую тематику. В них опять сплошной негатив. Взрыв метана в шахте, сход вагонов грузового поезда на железной дороге, убийство крупного бизнесмена. Старый немец ощутил волнение. Племянник путешествует по России. На поезде дальнего следования он заехал в самую Сибирь. Сейчас находится за озером Байкал. Зазвонил телефон. Генрих взял трубку. Кто-то из знакомых тоже только что посмотрел по телевизору «русскую картинку» и теперь по-дружески укорял старого друга, что тот неосмотрительно отпустил племянника в поездку по непредсказуемой разными печальными событиями России. Тем более, что довольно неспокойная ситуация имеет место на Северном Кавказе. Генрих кивнул и положил трубку. Задумался, теребя пальцами седой висок. Он и сам прекрасно владеет информацией о том, что происходит сейчас в России. В какой-то степени успокаивало то, что где находится Северный Кавказ, а где Сибирь?.. Между ними расстояние в тысячи километров…
Сибирь… Благо, племянник вернётся до наступления холодов. Сибирь… Послевоенная мирная Сибирь. Лагерь военнопленных. Но о нём лучше не вспоминать. От воспоминаний начинает ныть правая нога. Почему правая? Всегда при подобных воспоминаниях непременно болит правая нога. В районе ступни. Какое чудо, что она осталась цела! Спасибо русскому врачу всё в том же лагере военнопленных в Сибири. Но обморожение ног он получил ещё под Сталинградом.
Немцы признавали советскую форму простой, практичной и удобной. При 30-градусном морозе лучше оказаться в телогрейке, чем в пиджачке от Нuqo Boss. Одежда вермахта удобна и практична для Европы, но только не для России. Одной из ошибок немцы считали подгонку сапог к ноге — это дало преимущество при маршах летом и кучей отмороженных пальцев зимой 1941–1942 годов. Широкие раструбы сапог — удобно летом, но попробуйте походить в них по глубокому снегу.
Что в советском обмундировании шокировало немцев? Экипированные под стать погодным условиям бойцы Красной армии лучше переносили тяготы первой военный зимы, подорвавшей боевой дух нацистов. Производившаяся в швейных мастерских модного дизайнера одежды Hugo Bossa военная форма нацистов была изготовлена из качественного сукна с использованием более сложного покроя, нежели обмундирование советских солдат, которое вызывало смех противника ровно до наступления первых серьёзных русских морозов. Недоумение немецких военнослужащих, в 1941 году переступивших границы СССР, вызвало весьма разношёрстное обмундирование советских солдат в рамках одного и того же рода войск. Зачастую на бойцах была форма, сшитая по неодинаковым выкройкам и из разных материалов, к тому же дополненная вещами из гражданского гардероба. Такая несвойственная для армии пестрота объяснялась спонтанным вторжением фашистов, в руках которых в результате неблагоприятного начала боевых действий оказались военные резервы вещевого имущества, сконцентрированные в приграничных районах. Неразбериха с экипировкой продолжалась до середины 1942 года, когда лёгкая промышленность наконец-то смогла наладить производство летних и зимних комплектов обмундирования для личного состава Красной Армии в условиях многомиллионной всеобщей мобилизации. Хорошо проявившая себя на полях сражения западного фронта шинель, оказалась бессильной против арктических, на взгляд немцев, морозов, которые охватили территорию СССР зимой 1941–1942 годов. В своих воспоминаниях об этих страшных днях обер-лейтенант одной из пехотной дивизии Маурер писал: «Я был просто взбешён. У нас не было ни рукавиц, ни зимних сапог, ни достаточно тёплой верхней одежды — ничего, что могло бы хоть как-то спасти от этого холода и позволило бы нам сражаться с врагом». С завистью смотря на советских солдат, немцы тоже желали стать хозяевами меховых рукавиц, ватной куртки и штанов, которые реально защищали тело от холода и не стесняли движений при атаках и разведке. Всего за период Великой Отечественной войны заводами страны были выпущены десятки миллионов ватников, гревших рядовых и сержантов в окопах на линии фронта. Фашистам за неимением подобного обмундирования приходилось приспосабливаться к местным климатическим условиям. Служивший в пехоте офицер Хаапе самостоятельно «подобрал себе целый гардероб», состоявший из тёплых носок, обмотанных фланелью и газетой, кальсон, двух сорочек с шерстяным жилетом, легкого мундира и широкого кожаного пальто, надеваемых поверх друг друга. Свою
