Соблюдая осторожность, он стеклянной палочкой поставил каплю красной ртути на мрамор. Никакого эффекта. Вскоре на столе выстроился целый ряд красных капель различного диаметра, но ничто не нарушило тишину в лаборатории. Бережно собрав со стола ртуть, Камилл взял лупу и стал рассматривать горку мраморной пудры. Диаметр горки оказался в точности равен внутреннему диаметру трубки – ровно два миллиметра. Нет, «методом тыка» тут действовать нельзя. Надо, во-первых, срочно передать образцы образовавшейся при взрыве пудры на электронный микроскоп и на качественный анализ. Во-вторых - надо думать. Не вспоминать, а придумывать, фантазировать.
Сегодняшний день был днем неожиданно большого успеха, и не надо требовать от Его Величества Случая чрезмерного - в этот вечер уже ничего стоящего внимания за лабораторным столом получить не удастся. Камилл поднял шторы на окнах и погасил лампу над своим рабочим местом.
Капли ртути на весовой планшетке в боксе, которые были оставлены для вычисления скорости ее испарения, ало светились, светились спокойно, без сатанинского подмигивания, но что-то с ними все же было нечисто.
Камилл щелкнул выключателем на стене, трубки «дневного света» под потолком лаборатории с коротким хлопком мигнули, скрипнули, и яркий свет заполнил помещение. Теперь глядя на капли загадочной ртути нельзя было сказать, светятся ли они или отражают от своей красной поверхности падающий на них свет. Камилл вновь щелкнул выключателем, лаборатория опять погрузилась в темноту, но охваченный каким-то недобрым чувством ученый не оглянулся на прозрачный бокс, который воззрился на покидающего помещение человека тремя парами неподвижных красных зрачков…
Наутро ученый вновь был в своей лаборатории. Он в раздумье простоял некоторое время над лабораторным журналом, в который вчера не занес сведений о взрыве. Оценив ситуацию, он счел разумным пока не упоминать в журнале о приключившемся. Потом снял плащ, облачился в халат и достал защитную маску.
Манипулятором он соединял в маленьких лунках титанового пода капли обычной ртути и красной ртути с каплями азотной кислоты, добавлял спирт-ректификат, размешивал. Летучие продукты реакции уносились вентиляционным потоком, а в лунках оставался серый порошок. Одинаково серый и в лунках с обычной ртутью, и в лунках с ртутью алой. Теперь предстояло исследовать и сравнить взрывную силу полученных образцов гремучей ртути. Он проделал это в специальной камере, но ничего нового обнаружить не удалось.
В таких рутинных работах провел Камилл в лаборатории более пятнадцати часов и едва успел к последнему поезду метро.
Через день пришли данные исследований «мраморной пудры» на электронном микроскопе, а также результаты химического анализа. Полученные сведения можно было подытожить так: порошок состоит из смеси частиц мела, негашеной извести и других соединений кальция. Частицы диковинной формы, сферические, с торчащими во все стороны иглами, будто сформировавшиеся из сплавленных между собой молекул. В лабораторной мельнице или в ступке такую странную пудру получить нельзя.
- Уж это так! – произнес вслух Камилл, отложив в сторону полученные листки. Находясь один в лаборатории, он иногда разговаривал сам с собой.
О том, куда девалась ртуть, и почему ее не оказалось в проанализированном образце, можно было догадаться: при взрыве она превратилась в пар. Однако какова природа взрыва? Почему не удается его воспроизвести? На лабораторном столе перед молодым ученым опять алело с десяток разного размера красных капель. Эти капли Камилл расставил не стеклянной палочкой, а той самой трубкой, от соприкосновения которой со столом произошел взрыв. Замена палочки на трубочку попахивало шаманством, но Камилл уже знал, что порой совершенно, казалось бы, несущественный фактор играет в эксперименте определяющую роль. В данном случае ничего нового не произошло - капли красной ртути лежали на мраморе столь же инертно, как и капли ртути серебристой.
Пришла также информация из одного из приобщенных к изучению красной ртути институтов, касающаяся ее важных физических свойств. Заведующий лабораторией кристаллографических исследований, сам провел необходимые исследования с загадочным веществом. Оказалось, что температура замерзания красной ртути несколько ниже, чем у ее серебристой формы. Структура кристаллов тоже была иной. Все это было важно для понимания свойств новооткрытого минерала, но никак не раскрывало тайны его свечения - об этом поговорил Камилл с ученым-кристаллографом по телефону.
Тем более эти сведения о кристаллическом строении не раскрывали тайну бризантных, то есть взрывных, свойств красного жидкого металла - об этом Камилл ни с кем не говорил.
Не было никакой информации о спектре свечения «этой чертовой ртути» - так в сердцах обозвали спектрографисты эту тяжелую красную жидкость, когда Камилл приехал к ним за сведениями.
- Самые чувствительные методы используем, а на экране спектрометра ни одной линии! – нервно говорили два ведущих специалиста Москвы озадаченно слушавшему их Камиллу. Спектрографистов в этом деле больше всего беспокоил вопрос, как они представят результаты проведенных исследований на суд комиссии Президиума Академии?
- Представьте себе, - говорил спектрографист Камиллу, - как отреагируют эти чиновники от науки на факт невозможности получить спектр свечения, когда само свечение существует!
- И это сейчас, когда совсем недавно для нашей лаборатории за огромную сумму была приобретена за бугром новейшая аппаратура! – восклицал другой. – Чертовщина, да и только!
Камилл не мог не посочувствовать коллегам, но его тревога была гораздо более обоснована. Он вспомнил те обстоятельства, которые сопровождали акт обнаружения им в шахте первых капель этой ртути, и тогдашние мистические домыслы начинали вновь проникать в его мысли.
Вернувшись в свою лабораторию, он приказал себе оставаться в области рационального и не привлекать для раскрытия тайны красной ртути те странные догадки, которые будто кто-то подсказывал ему: «Красная ртуть – это боль моя, твоя, ваша. Это наша боль…».
Что породило эту боль?
В Библии сказано, что если сами люди не будут воспитывать человечество, то за это возьмутся змеи и скорпионы.
Земля – живая планета. Век железный был предпочтительней того века, в котором мы нынче пребываем, и если в древности из-за людского бесчинства бунтовали растительный мир и мир животных, то теперь, похоже, и земные пласты, и мир минералов, и миры подземных вод и атмосферных вихрей, и океан – все царства планеты взбудоражены и начинают всеобщий бунт.
Не знаю, как в нашем веке ведут себя змеи и скорпионы, но разрушительные воздушные вихри посещают те регионы, где неспокойно.
Землетрясения прибавляют горя там, где люди безжалостны.
Небывалый разлив несет больше воды, чем падает с небес – откуда она, эта вода?
Бунтует и ледовая стихия горных громад – гибель гибелью умножается.
Горят леса и травы, все горят и горят.
Что ж, это и есть, наверное, непостижимая реакция земных сфер на еще более ужасные, чем в прошлом, злодеяния человечества, не внемлющего учениям своих пророков.
И вот вам та самая кровавая ртуть.
И еще голубые мустанги, рожденные оскорбленными стихиями и чего-то дожидающиеся.
Неведомое не проявляется прямолинейно, а если таки прямолинейно и проявляется, то это простая чертовщина. Но тут все сложнее.
Так может статься красная ртуть послана не в наказание, не как знамение даже, а как испытание на добромыслие?
И голубые призраки коней тоже не каратели, не экзекуторы, а наблюдатели?
Камилл знал, что, решив скрыть результаты своих последних экспериментов с взрывами, он допускает злостное нарушение существующих правил. Но его намерение держать случившееся в тайне было продуманным и непреклонным: не будет он распространять информацию, несущую гибель.
В размышлениях об обнаруженном явлении он, не выходя за границы физических законов, предположил, что причиной взрыва могли быть внешние факторы, такие, например, как определенная температура и влажность воздуха в лаборатории. Но почему взрыв произошел только в одном конкретном случае, в то время как в то же самое время на столе лежали другие образцы этой чертовой ртути? Еще в Университете Камилл занимался космическими лучами, и теперь он разрешил себе рассмотреть гипотезу, что причиной взрыва могла оказаться сверхэнергичная космическая частица, каким-то невероятным образом пролетевшая без столкновений сквозь толщу земной атмосферы и врезавшаяся в каплю красной ртути в то самое мгновение, когда кончик стеклянной трубки коснулся мраморной поверхности стола. Теоретически вероятность подобного соединения факторов «в нужном месте и в нужный момент» была отлична от нуля, но малость этой вероятности вынуждала признать такое совпадение чудом. Но главное - даже такое меткое попадание не должно было никоим известным науке образом привести к взрыву, то есть к цепной реакции в массе однородной ртути с выделением энергии. Возникновение такой реакции надо бы отнести к категории чудес, так что эту сомнительную гипотезу надо было отбросить.
