К выходу на сравнительные испытания двух систем автомата под 5,45-мм патрон, а позже —- на войсковые испытания наше изделие обрело законченные формы. Много пришлось поработать с дульным тормозом. Мы решили хромировать посадочное место на конце ствола, чтобы повысить износостойкость. Нашему предложению неожиданно воспротивились технологи. Довод: повысится трудоемкость изготовления, потребуется оборудование дополнительного участка.
Технологи выдвинули альтернативный вариант — увеличить выходное отверстие в тормозе. Пришлось нам доказывать несостоятельность такого шага, потому что он снижал эффективность работы тормоза. И здесь нашими союзниками стали военпреды — представители военной приемки, в частности служивший в то время на нашем предприятии полковник Н. Н. Шкляев, человек с обостренным чувством нового, умевший не просто строго следовать определенным ему инструкциям, но и глубоко понять замыслы разработчиков оружия. Николай Николаевич активно поддержал нас в стремлении создать дополнительный участок хромирования посадочного диаметра колодки мушки.
Я всегда с уважением относился и отношусь к представителям военной приемки. В большинстве своем это люди высококомпетентные, отлично знающие оружие, тонко чувствующие конструкторскую мысль, хорошо разбирающиеся во всех звеньях производственного процесса. Мной уже назывались фамилии С. Я. Сухицкого, Л. С. Войнаровского, с которыми довелось много соли съесть еще в 40-е и 50-е годы. В этом же ряду стояли А. Ф. Ракетцкий и П. И. Параничев.
Меня, например, удивляет, когда иной конструктор пытается представить военпреда как противника творчества, сухим и казенным специалистом, ничего не видящим, кроме буквы инструкции. Значит, этот конструктор просто еще не дорос, не поднялся до понимания целей и задач, стоящих перед представителями военной приемки, не способен сочетать свои творческие заботы с их заботами.
Когда мы пробовали многочисленные варианты устройства дульного тормоза, борясь за уменьшение звука выстрела, для нас вполне естественным было присутствие при обсуждении проблем военпреда Шкляева. Не очень многословный, Николай Николаевич, послушав наши суждения и понаблюдав образец в работе, обычно кратко, лаконично излагал свое мнение. Он нередко поддерживал нас и тогда, когда требовалось отстоять тот или иной принципиальный вопрос, не принимавшийся Главным управлением Министерства обороны.
Сравнительные испытания показали, что мы выбрали в разработке образца верный путь. По ряду боевых и эксплуатационных свойств наша конструкция выглядела лучше, чем конкурирующая с ней система Константинова. На одном из этапов испытаний побывал Д. Ф. Устинов. С ним вместе приехал генерал армии В. Ф. Толубко, в то время главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения. Мы познакомились с ним. Устинов предложил Толубко опробовать образцы в работе.
Автоматы были закреплены на станках, стволы смотрели в бойницы. Если Устинов, как всегда, обстоятельно вник в устройство новых конструкций, стрелял, словно вслушиваясь, на что они способны в бою, то генерал армии поступил по-иному. Он подошел к одному образцу, к другому, небрежно подергал за спусковой крючок, стреляя короткими очередями, даже не всматриваясь, куда они ложатся.
— Ваш автомат мне не нравится, — вдруг повернулся главком в мою сторону. — Я лично отдаю предпочтение вот этому изделию. — И Толубко показал на... мой образец, а не на автомат моего конкурента Константинова.
Меня до глубины души возмутил этот дилетантский выпад человека, стоявшего на довольно высокой ступени военной лестницы. И я, с трудом сдерживая себя, отчеканил:
— Товарищ генерал армии, во-первых, вы неожиданно выбрали автомат моей конструкции, хотя, как сказали, он вам не нравится. Во-вторых, какому образцу быть на вооружении, слава богу, определять не вам, а на войсковых испытаниях. Последнее слово за солдатом, которому с оружием в бой идти. Так что я предостерег бы вас от словесных силовых приемов, да еще на испытаниях.
— Не слишком ли много берете на себя, конструктор? — посмотрел на меня Толубко тяжелым, огрубевшим взглядом и зашагал в сторону, где поодаль стоял Устинов с группой офицеров.
Не знаю, в каком виде подал этот эпизод Дмитрию Федоровичу главком. Видимо, далеко не в розовых красках, потому что Устинов мне высказал вскоре:
— Постарайся все-таки с главкомами быть повежливее.
И больше никак не комментировал свои слова. Да и не хотел, по всей вероятности, их комментировать, сам наблюдая, что выводы Толубко основывались не на профессиональной оценке, а только на эмоциях, на настроении.
К счастью, настроенческие подходы были не правилом, а исключением, когда определяли, какие образцы принимать на вооружение армии. Лишь всесторонние, продолжительные испытания выявляли лучшее изделие. Так было и в конкурсе по разработке автомата под 5,45-мм патрон.
Несмотря на некоторое усложнение конструкции, важнейшим условием нашей работы стала борьба за повышение технологичности нового оружия в производстве. В результате кропотливого и продолжительного совместного труда конструкторов нашего КБ, заводских технологов, металлургов в образцах 5,45-мм комплекса стали закладываться 15 деталей (вместо десяти в АКМ), изготавливаемых из точных литых заготовок по выплавляемым моделям. Среди них такие трудоемкие, как газовая камора, кольцо цевья, спусковой крючок, колодка прицела и колодка мушки.
Интересные конструкторско-технологические решения были найдены и при изготовлении многих других деталей. В частности, шептало одиночного огня, защелка складывающегося приклада, прицельная планка, выполненные из металлокерамики, значительно снизили затраты на производство изделий. Большую работу мы провели по разработке конструкции и основных технологических параметров некоторых сборок и деталей из литьевой пластмассы.
Чтобы нагляднее представить, какой экономический эффект мы получили, внедряя при разработке 5,45-мм комплекса прогрессивные материалы и методы формообразования, приведу несколько цифр. Внедрение всего лишь двенадцати наименований точных заготовок из литья по выплавляемым моделям дало возможность тогда высвободить почти двести человек рабочих, повысить коэффициент использования металла на 67 процентов, аннулировать 700 наименований технологической оснастки. Производительность труда возросла почти в два раза.
Усовершенствуя конструкцию технологически как в ходе разработки, так и при освоении ее в производстве, мы никогда не снижали боевых и эксплуатационных качеств образцов. Использование прогрессивных материалов и заготовок позволило нам улучшить и эстетическое оформление изделий. Об этой области конструирования у разработчиков боевого оружия как-то не принято говорить. Но внешний вид автомата или пулемета имеет далеко не второстепенное значение. Эстетика боевого оружия — в его простых, законченных, лаконичных и строгих формах. Никакой вычурности, никаких украшательств.
Размышляя об эстетике оружия, я вспоминаю замечательного уральского мастера, златокузнеца-самородка Леонарда Михайловича Васева. С ним меня связывали товарищеские отношения. В одном из писем ко мне он делился: «Впереди у меня очень много работы. Мне нужно работать над книгой по технике художественного гравирования на металле, которую в течение двух с половиной — трех лет я должен написать и проиллюстрировать. Это мой долг и результат почти тридцатилетней деятельности гравера-художника. У меня скопилось много писем со всего Союза с просьбой о рекомендации или посылке такой литературы. Как видите, Михаил Тимофеевич, и план есть, и заниматься после работы на производстве есть чем».
Планам, замечательным замыслам Леонарда Михайловича не суждено было свершиться. Он ушел из жизни в расцвете творческих сил. Но осталась неповторимая васевская школа художественной обработки металла. Я даже слышал, как некоторые оружейники ее называли «школой Леонардо». Первую свою крупную работу — оформление охотничьего ружья — он, тогда совсем еще юный гравер, выполнил в 1945 году и назвал ее «Победа». Она очень близка мне по своему колориту: славя Победу советского народа в Великой Отечественной войне, напоминает о боях, в которых довелось принимать участие.
Более всего мне по душе сюжетные мотивы и орнаментальные формы, в которых Васев самобытными художественными средствами выражал красоту окружающего мира. Доводилось слышать его рассказы о походах в лес, об увиденных на охоте картинках из жизни зверей, птиц, трав. Когда потом я видел все это в лирических композициях на металле, на украшенных им ружьях, то поражался полету мысли, фантазии художника. Заяц и лось, глухарь и куропатка, лиса и медведь — все они живут в исполнении Леонарда Михайловича какой-то окрыленной устремленностью, предчувствием движения или самим движением.
