Тем временем камелопард, размахивая коровьим хвостом, неспешно шествовал вокруг дерева, объедая с него листья.
– Почему у него нет пятен, как у леопарда? – спросил Вало. Бестиарий утверждал, что камелопард получил свое имя, потому что наделен телом верблюда, а шкура у него покрыта леопардовыми пятнами. Но у невероятного зверя, находившегося перед нами, шкура была раскрашена сетью белых ломаных линий на оранжево-желтом фоне. Эта расцветка почти сливалась с игрой теней под деревьями, так что в том, что мы не увидели камелопарда раньше, не было ничего удивительного.
Вало, охваченный полным ликованием, схватил меня за руку и, пригнувшись, шагнул вперед.
– Пойдем, – молящим голосом произнес он. – Надо подойти поближе!
Согнувшись вдвое, мы крались по высокой траве к пасущемуся животному. Вскоре мы подобрались так близко, что явственно увидели длинный язык, который оно высовывало изо рта, слизывая им листья с высоких веток. Но тут зверь повернул голову в нашу сторону и насторожил уши. На голове у него вместо раскидистых рогов торчали два коротких пенька.
– Это олень, а не верблюд, – сообщил мне Вало.
Камелопард в конце концов разглядел нас и испугался. Он внезапно повернулся и пустился бежать, высоко вскидывая длинные несуразные ноги и раскачиваясь из стороны в сторону. Его паническое бегство вспугнуло других камелопардов, которых мы до этого момента не видели. Они были скрыты в неглубокой ложбинке, а тут вдруг возникли перед нами как по волшебству. Сначала появились их головы, потом длинные шеи, и, наконец, мы увидели целое стадо этих немыслимых созданий, удирающих от нас по степной траве.
Я тут же вспомнил историю, которую нам рассказал в Риме номенклатор: о том, как каких-то диковинных кротких животных выпустили в Колизее против львов. Это, несомненно, были камелопарды.
Вало сиял от восхищения.
– Мы обязательно должны изловить хотя бы одного и привезти домой! – кричал он. – Можно вырыть яму вроде той, что была в лесу, и положить листья для приманки!
Он вспомнил тот день, когда на его глазах тур провалился в ловчую яму. Несмотря на жару, я содрогнулся, вспомнив о том, как тот самый тур насмерть забодал и затоптал его отца.
Что же касается сына несчастного егеря, то у него восторг, испытанный при виде камелопарда, напрочь выбил из памяти ужас того дня.
– Мы легко поймаем камелопарда! – настаивал он, широко расплываясь в улыбке.
– Нам нужно вернуться на корабль и поговорить с Сулейманом, – урезонивал я его, – и выяснить, можно ли будет погрузить камелопарда на судно.
Мы развернулись и, вытянувшись в цепочку, пошли обратно. Подпрыгивавший через каждые несколько шагов Вало шел впереди. Он вдруг остановился и, весь лучась радостью, обернулся ко мне:
– Это и есть та самая земля, откуда родом столько зверей из книги… камелопарды, гиены и крокодилы… Мы обязательно найдем здесь и грифона!
Парень сделал еще несколько шагов и резко остановился.
– Смотрите! – позвал он, обернувшись через плечо. – Все, как я и сказал! Все они здесь живут. Это аспид.
Он указывал на плохо различимый серый контур, лежавший около нашей дороги и полускрытый под стволом упавшего дерева.
Я почувствовал, что волосы у меня на затылке встали дыбом, и так резко попятился, что шедший последним Озрик врезался в меня.
– Вало, не подходи близко! – предупредил я своего помощника.
Но тот пропустил мои слова мимо ушей, сошел с узкой тропы и приблизился к серому пятну. Оно сдвинулось и изогнулось. Это была змея около ярда длиной, но непропорционально массивная и толстая, с головой, гораздо более узкой, чем раздутое тело, испещренное черными и серыми зигзагами.
Змея свернулась кольцом и подалась глубже под упавший ствол.
– Видите! Она боится и отступает, прямо как сказано в книге! – восторгался сын Вульфарда. Он запустил руку под рубаху и извлек маленькую дудочку из оленьего рога – ту самую, с помощью которой приручил белых медведей, – поднес ее к губам и сыграл три своих извечных ноты.
Змея снова свернулась и еще глубже вжалась под дерево.
Вало с видом триумфатора обернулся к нам:
– В книге написана правда. Она боится музыки.
Я, хоть и очень испугался змеи, был склонен поверить его словам. Бестиарий утверждал, что аспид ненавидит музыку и, когда слышит ее, старается скрыться, а если это не удается, пытается сделать так, чтобы ее не слышать. Для этого он прижимает одно ухо к земле и, свернувшись кольцом, затыкает второе ухо кончиком хвоста.
Сын егеря еще несколько раз сыграл свою мелодию, и змея – в этом не было никаких сомнений – снова извернулась, стянулась в еще более тугие петли, и кончик ее хвоста оказался совсем рядом с ее словно расплющенной головой.
Я вспомнил о том, как ловко Вало обошелся в египетской пустыне с маленькой рогатой змеей, и подумал, что, может быть, он и сейчас сумеет проявить свое недюжинное дарование в обращении с дикими зверями. Он же медленно, но неуклонно подходил к аспиду все ближе и ближе, продолжая наигрывать свою мелодию. Змея в явном неудовольствии ерзала на месте.
Вало сделал еще шаг, наклонился и в очередной раз сыграл свою мелодию. На этот раз аспид оттянул голову назад и громко зашипел.
У меня кровь застыла в жилах.
Парень придвинулся еще на полшага.
Аспид уже шипел непрерывно, а его толстое тело то еще сильнее надувалось, то спадало. Все это выглядело не то чтобы уродливо, но как-то неестественно. Плоская голова и передняя часть тела начали приподниматься над землей. Бледная пасть открывалась все шире – так, что уже было видно гортань. Внезапно я сообразил, что сейчас не время рассуждать о том, правда или неправда написана в книге насчет того, что змея затыкает ухо хвостом, чтобы не слышать музыки. Дело впрямую касалось жизни и смерти.
– Вало! Не приближайся! – взмолился я.
Но парень опять проигнорировал меня и еще теснее придвинулся к змее. Он уже приблизился к ней больше чем на расстояние вытянутой руки и продолжал наклоняться, наигрывая на дудочке. Его тень упала на гада.
И аспид ударил. Движение его было неимоверно быстрым, едва уловимым глазом: мелькнула широко разинутая бледная пасть, коротко блеснули клыки, и змея укусила Вало в ногу.
Сын егеря даже не поморщился. Он оставался в той же позе и продолжал играть на дудке.
Змея яростно ударила еще раз, а потом еще дважды, и каждый ее удар был столь же молниеносным, как и первый. Лишь после этого Вало опомнился. Аспид же извернулся, и его отвратительное пухлое тело, извиваясь, исчезло за бревном.
Наш знаток животных, казалось, не столько испугался, сколько разочаровался. Он ходил в просторных шароварах, таких же, как те, которые носили наши моряки, и теперь на них появились пятнышки крови в тех местах, куда пришлись змеиные зубы.
– Нужно было играть другую мелодию, – смиренно сообщил он, с растерянностью глядя по сторонам, и пошатнулся.
Я кинулся вперед и успел подхватить парня в тот самый момент, когда его нога подогнулась. Затем послышался какой-то треск, и, обернувшись, я увидел, что Озрик отрывает длинную полосу ткани от своего халата.
– Нужно туго перевязать его ногу и как можно скорее доставить его на корабль, – сказал мой друг. В молодости он в своей родной сарацинской Испании учился на лекаря. Там, в Испании, тоже водится много змей.
Перекинув руки Вало через шеи, мы потащили его к берегу. Раненая нога волочилась по земле.
Спустившись к морю, мы обнаружили, что Сулейман и его люди почти закончили свою работу.
– Вало укусил аспид, – сообщил я капитану, готовый удариться в панику, и он тут же зычным голосом приказал команде помочь нам.
Мы погрузили пострадавшего в шлюпку и доставили его на корабль.
– Нога онемела и очень болит, – прохрипел он, когда мы положили его на палубу.
Зайнаб подложила ему под голову свернутый кусок ткани. Лицо у нее было встревоженное.
Пока матросы растягивали над лежавшим Вало кусок парусины, чтобы защитить его от солнца, невольница отвела меня в сторону и попросила описать змею. Мне потребовалось лишь несколько слов, и, когда я закончил, глаза молодой женщины наполнились слезами, и она отвернулась.
– Неужели от этого нет спасения?! – спросил я в отчаянии.
Переводчица молча кивнула.
* * *
Вало умирал долго и мучительно. Он не мог согнуть раненую ногу, не мог даже пошевелить ею. Из крошечных дырочек, оставленных зубами змеи, вытекала бледная жижа, смешанная с кровью. Через несколько часов его охватила лихорадка, а нога от паха до щиколотки начала пухнуть, раздуваться, словно повторяя облик укусившей несчастного змеи. Кожа обрела отвратительный красно-серый цвет, а на следующий день порвалась, лопнула, словно перезрелая слива. В длинной, сочившейся сукровицей ране зияло гниющее мясо. В тот вечер Вало лежал с закрытыми глазами, часто и мелко хватая ртом воздух и явно проигрывая бой за свою жизнь. И все же он не отрекся от своей веры в правдивость бестиария.
