На следующий день Ставка вызвала к телефону Ворошилова и Жданова. Маршал и член Военного совета не скрывали тяжелого положения, создавшегося после взятия врагом Любани. Они просили оружия.
Ставка разрешила использовать для нужд фронта четырехдневную танковую продукцию ленинградских заводов.
Двадцать девятого августа враг захватил Тосно и на следующий день вышел к Неве, перерезав последние железные дороги, связывающие Ленинград со страной.
Но днем позже немцы, убежденные, что теперь никто и ничто не в силах остановить их на пути к городу, встретили упорное сопротивление 55-й армии. С 29 августа по 10 сентября враг пытался прорвать главную полосу обороны Слуцко-Колпинского укрепленного района, но безрезультатно.
Однако на другом направлении, там, где еще 25 августа врагу удалось захватить Любань, положение для защитников Ленинграда создалось неблагоприятное. На участке Мга — Кириши наши войска снова отошли к северу…
Четвертого сентября стены ленинградских домов внезапно содрогнулись от разрывов. Ни радио, ни гул самолетов не предупредили жителей города о воздушном налете. Люди с недоумением глядели на тихое, безоблачное небо…
И никто из них еще не знал, что не авиационные бомбы, а артиллерийские снаряды рвутся на улицах родного города. В тот день немцы, установив севернее Тосно дальнобойные орудия, начали обстреливать ленинградские улицы.
Восьмого сентября враг захватил Шлиссельбург и тем самым замкнул кольцо блокады. В тот же день немецкая авиация произвела первый дневной налет на город…
Все свидетельствовало о том, что немцы готовятся к штурму Ленинграда…
…Девятого сентября, вечером, к смольнинским воротам подъехала легковая автомашина. Из нее вышли три генерала. Один из них — невысокий, широкоплечий, большеголовый — шел первым. Двое других следовали за ним.
Стоявший у ворот часовой потребовал пропуск.
— Я генерал армии Жуков, — сказал тот, что подошел к часовому первым, — мы только что прибыли из Москвы.
На какую-то долю секунды часовой растерялся. Рядом с генералом армии стояли генерал-лейтенант и генерал-майор. За свою короткую военную жизнь часовому не приходилось иметь дело с командирами таких высоких званий.
Он снова в нерешительности перевел взгляд на Жукова. Тот смотрел строго и выжидающе.
— Не имею права пропустить, товарищ генерал армии! — громко, с каким-то отчаянием в голосе произнес часовой. — Сейчас вызову начальника караула.
— Но это же генерал Жуков!.. — начал было стоявший рядом генерал-лейтенант, но Жуков, не оборачиваясь, прервал его:
— Часовой прав.
Прижимая к груди автомат, боец бросил благодарный взгляд на Жукова и скрылся в будке. Потом показался снова и доложил:
— Сейчас явится, товарищ генерал армии.
Минут через пять появился начальник караула, старший лейтенант. Вытянувшись перед стоящими у ворот генералами, он доложил свое звание и фамилию.
— Я — Жуков, — повторил генерал армии, — со мной генералы Хозин и Федюнинский.
Пухлые губы старшего лейтенанта чуть дрогнули, он еще больше вытянулся и сказал с явным усилием:
— Извините, товарищ генерал, я должен сначала доложить… Имею строгий приказ без пропуска никого не допускать.
— Но это же… — с раздражением начал было генерал-майор, но Жуков прервал и его.
— Идите и доложите, — коротко бросил он старшему лейтенанту.
Тот бегом устремился обратно к подъезду. Прошло не менее десяти минут, пока он вернулся.
Еще за несколько шагов до ворот он поднес руку к козырьку фуражки и произнес:
— Пожалуйста, товарищи генералы!
В подъезде их встретил полковник. Он сделал шаг по направлению к идущему впереди Жукову и начал было рапортовать, но тот прервал его вопросом:
— Где маршал?
— Товарищ Маршал Советского Союза проводит заседание Военного совета, — понизив голос, доложил полковник.
— Ведите! — приказал Жуков.
Полковник торопливо пошел вперед, указывая путь.
На втором этаже, у двери кабинета Ворошилова, полковник остановился и сказал:
— Я сейчас доложу…
— Не надо! — бросил Жуков и резким движением открыл дверь.
…В большой комнате за длинным, покрытым красным сукном столом сидели человек десять. Ворошилов стоял у торца стола. Жданов и Васнецов расположились рядом.
Ворошилов, видимо, что-то говорил, но, когда дверь резко открылась, умолк на полуслове, с недоумением глядя на входящих.
Хозин и Федюнинский, перешагнув порог, остались стоять у двери. Жуков же уверенным, твердым шагом направился прямо к Ворошилову и, подойдя к нему, сказал:
— Здравствуйте, товарищ маршал. Я прибыл.
Ворошилов растерянно смотрел на него, но Жуков уже перевел взгляд на сидящего рядом Жданова и сказал:
— Здравствуйте, Андрей Александрович!
Затем он снова повернулся к Ворошилову, опустил руку во внутренний карман кителя и, вынув оттуда сложенный вчетверо листок бумаги, молча протянул его маршалу.
В абсолютной тишине, воцарившейся в кабинете, Ворошилов развернул листок. Пальцы его дрогнули — он сразу узнал твердый характерный почерк Сталина.
В записке было всего несколько слов, но Ворошилов прочитал ее дважды и трижды, пока до него дошел ее смысл.
Сталин приказывал Ворошилову передать командование фронтом Жукову, а самому немедленно вылететь в Москву.
Свинья! Русская свинья! (нем.)
Вперед! Вперед! Быстро! (нем.)
Какая девушка? Что за глупости! Молчать! (нем.)
Ложись! Ползи! (нем.)
Ползи! Русские там! (нем.)
