Монастырь уже должен был Тому плату за три недели. При жалованье мастера-строителя в четыре пенса в день это составило семьдесят два пенса. И с каждым днем этот долг все возрастал. Приору Филипу будет все труднее и труднее расплатиться с Томом. Где-то через полгода Том вполне мог бы потребовать, чтобы приор начал ему платить. К тому времени ему будут должны уже два с половиной фунта серебром, которые Филипу придется найти, прежде чем он сможет уволить Тома. Монастырский долг придавал Тому уверенность.
Не исключена даже возможность — едва ли он осмеливался об этом думать, — что эта работа будет кормить его всю оставшуюся жизнь. В конце концов, ведь здесь должен был быть кафедральный собор; и если бы сильные мира сего решили, что они хотят иметь престижное современное здание, и если бы они смогли найти деньги на его возведение, это был бы грандиознейший строительный проект во всем королевстве, который потребовал бы привлечения десятков каменщиков на несколько десятилетий.
Но на это вряд ли можно было надеяться. Из разговоров с монахами и жителями деревни Том узнал, что Кингсбридж никогда не был важным собором. Затерянный в маленькой деревеньке графства Уилтшир, монастырь долгие годы возглавлялся приорами, которые звезд с неба не хватали, и, совершенно очевидно, хирел. Он был ничем не примечательным и нищим. А ведь были монастыри, которые своим щедрым гостеприимством, своими великолепными школами, богатыми библиотеками, трудами монахов-философов и эрудицией приоров и аббатов привлекали внимание архиепископов и даже королей; но Кингсбридж ничем таким не отличался. Наиболее вероятным было то, что приор Филип построит небольшую, весьма простенькую, со скромным убранством церковь, и на все про все у него уйдет не более десяти лет.
Однако Тому и это вполне подходило.
Еще не успели остыть почерневшие от пожара камни, а он уже понял, что это был его шанс построить свой собственный собор.
Приор Филип был абсолютно убежден, что в Кингсбридж Тома послал сам Господь Бог. Том же знал, что, умело начав расчистку руин и вернув монастырь к жизни, он завоевал полное доверие Филипа. А когда придет подходящий момент, он осторожно заговорит с приором о постройке нового собора. И если ему удастся правильно обрисовать ситуацию, вполне возможно, что Филип поручит ему разработать проект. Тот факт, что новая церковь должна быть весьма скромной, делал еще более вероятным то, что ее строительство доверят именно ему, а не какому-нибудь другому мастеру, чей опыт в этом деле окажется богаче. Так что надежды Тома были велики.
Зазвонили к мессе. Для работников этот звон означал, что они могли идти завтракать. Том вышел из крипты и направился в трапезную. По дороге он столкнулся с Эллен.
Она стояла в агрессивной позе и явно преграждала ему путь. Злость горела в ее глазах. Рядом были Марта и Джек. Вид у Джека был ужасным: один глаз заплыл, левая сторона лица опухла и посинела, он с трудом опирался на правую ногу, боясь даже наступить на левую. Тому стало жаль парня.
— Что с тобой случилось? — спросил он.
— Это работа Альфреда! — крикнула Эллен.
Том выругался про себя. Ему сделалось стыдно за Альфреда, который был гораздо больше Джека. Однако Джек тоже не ангел. Возможно, он как-нибудь спровоцировал Альфреда. Том огляделся вокруг, ища глазами своего сына. Он увидел, как тот, покрытый слоем пыли, шагает к трапезной.
— Альфред! — заревел Том. — Иди сюда!
Альфред обернулся, увидел всю семью в сборе и с виноватым видом медленно подошел.
— Ты это сделал? — строго спросил его Том.
— Он упал со стены, — угрюмо пробурчал Альфред.
— А ты его толкнул?
— Я только бежал за ним.
— Кто зачинщик?
— Джек обозвал меня.
— Я назвал его свиньей за то, что он отобрал наш хлеб, — проговорил Джек, с трудом шевеля распухшими губами.
— Хлеб? — удивился Том. — Где вы до завтрака взяли хлеб?
— Нам дал его пекарь Бернард за то, что мы натаскали ему дров.
— Вам надо было поделиться с Альфредом, — сказал Том.
— Я бы так и сделал.
— Чего же ты тогда убегал? — влез в разговор Альфред.
— Я нес его домой, чтобы отдать маме, — с горечью в голосе возразил Джек. — А Альфред все съел!
Четырнадцатилетний опыт воспитания детей научил Тома, что нет никакого смысла пытаться узнать, кто в детских ссорах прав, а кто виноват.
— Все трое, марш на завтрак, — приказал он, — и если сегодня я еще раз увижу, что вы деретесь, у тебя, Альфред, будет такая же физиономия, как у Джека, — я уж об этом позабочусь. А сейчас — пошли прочь!
Дети ушли.
Том и Эллен медленным шагом последовали за ними. Немного погодя Эллен сказала:
— И это все?
Том мельком взглянул на нее. Она все еще злилась, но с этим он ничего поделать не мог. Он пожал плечами.
— Как обычно, виноваты и тот и другой.
— Том! Ну как ты можешь так говорить!
— Они оба хороши.
— Альфред отнял у них хлеб. Джек назвал его свиньей. Не пускать же за это кровь!
Том покачал головой:
— Мальчишки всегда дерутся. Если лезть в их ссоры, так жизни не хватит. Пусть лучше сами разбираются.
— Нет, Том. Этого не будет, — сказала она с угрозой в голосе. — Посмотри на лицо Джека, а потом полюбуйся на своего Альфреда. Это вовсе не результат детской потасовки. Это жестокое нападение взрослого мужчины на маленького мальчика.
Ее слова возмутили Тома. Он и сам знал, что Альфред вовсе не идеальный, но и Джек тоже не подарок. Том не хотел, чтобы Джек вырос баловнем.
— Альфред не взрослый мужчина, ему всего четырнадцать лет. Однако он уже работает. Он помогает семье, а Джек нет. Джек целыми днями играет, как дите малое. По моему разумению, он должен был бы уважать Альфреда. Он же этого не делает, как ты могла заметить.
— Да наплевать мне на это! — вспыхнула Эллен. — Можешь говорить что угодно, но мой сын жестоко избит, и он мог серьезно покалечиться, и я этого не до-пу-щу! — Она заплакала. Ее все еще злой голос задрожал. — Ведь он мой ребенок, и я не в состоянии вынести, когда с ним происходят такие вещи.
Том сочувствовал ей, и ему хотелось как-то утешить ее, но он боялся проявить слабость. У него было ощущение, что этот разговор мог стать в их отношениях поворотным пунктом. Живя с одной только матерью, Джек всегда был под ее постоянной защитой. Том не желал допустить, чтобы Джек рос огражденным от обычных ударов каждодневной жизни. Это создало бы прецедент, следствием которого могли стать бесконечные неприятности. По правде говоря. Том понимал, что на сей раз Альфред зашел слишком далеко, и втайне решил заставить сына оставить Джека в покое, но говорить об этом вслух не стоило.
— Побои — это часть нашей жизни, — сказал он Эллен. — Джек должен научиться терпеть и избегать их. Я не могу вечно защищать его.
— Но ты мог бы защитить его от своего хулиганистого сынка.
Том поморщился. Он ненавидел, когда она называла Альфреда хулиганом.
— Мог бы, но не стану, — зло проговорил он. — Джек должен уметь защищаться.
— О, иди ты к черту! — не выдержала Эллен и, повернувшись, бросилась прочь.
Том вошел в трапезную. Деревянная хижина, в которой обычно ели наемные работники, была повреждена во время падения юго-западной башни, так что теперь их кормили в трапезной, после того как, закончив есть, монахи удалялись на церковную службу. Общаться Тому ни с кем не хотелось, и он сел в стороне от всех остальных. Слуга принес ему кувшин с пивом и несколько кусков хлеба в корзине. Размочив хлеб в пиве, Том не спеша принялся за еду.
«Да-а, Альфред очень уж горячий парень», — с нежностью подумал он. Он вздохнул, потягивая пиво. В глубине души Том понимал, что сын действительно был несколько неуравновешенным, но со временем он должен был остепениться. А пока Том вовсе не собирался заставлять своих детей как-то по-особому относиться к новому члену семьи. Им и самим выпала несладкая доля: потеряли мать, многие месяцы вынуждены были бродить по дорогам и чуть не умерли с голоду. И если это будет в его силах, он не станет обременять их новыми заботами, — в конце концов, они тоже заслуживают некоторого снисхождения. А Джек пусть не путается у Альфреда под ногами. Не помрет же он от этого!
Раздоры с Эллен всегда камнем ложились на сердце Тома. Они ссорились уже несколько раз и почти всегда из-за детей, но последняя размолвка оказалась самой серьезной. Когда взгляд ее делался таким колючим и недружелюбным, он совсем забывал, что буквально несколько часов назад был страстно в нее влюблен: она казалась ему чужой и злой женщиной, бесцеремонно вторгшейся в его тихую и мирную жизнь.
Со своей первой женой он никогда не знал таких ожесточенных и яростных ссор. Вспоминая прожитые с ней годы, он думал о том, что они с Агнес во всех важных вопросах почти всегда находили общий язык, а если и случалось, что они были в чем-то друг с другом не согласны, то все равно она никогда не злилась. Вот так и должно было быть в отношениях между мужчиной и женщиной, и Эллен придется понять, что невозможно жить в семье и одновременно ни с кем не считаться.
