Издалека было видно, как Черный Джейран прибли-зился к воротам и спокойно прошел во двор.
— Аллах миловал,— облегченно вздохнул Кеймир.— Теперь иди ты, Меджид. Да не забудь, как условились. Разыщешь Аллакули-уста, стой возле него и жди меня...
Меджид нахлобучил тельпек до самых бровей, запах-нул полы халата и впритруску направился к воротам. Вскоре и он оказался на базаре вместе с какими-то торговцами, везшими на ослах мешки с рисом. Выждав не много, Кеймир направился сам...
В Кара-Су можно купить что угодно, но проще запу таться в живом лабиринте базарных рядов. Людской поток вынес. Черного Джейрана к чайхане, где у стены гоготала толпа завсегдатаев.
— Горе, горе турецкому султану! — доносилось оттуда.— Львоподобные сарбазы солнцеликого Фехт-Али-ша-ха бьют суннитское войско и обращают его в бегство! Горе султану!
Амбал подскочил, загыгыкал и полез в толпу.
Крики и хохот остановили только что въехавшего в восточные ворота Мир-Садыка. Он вытянулся в седле, разглядывая возбужденных людей. Десять его конников остановились рядом.
— Перепела? — спросил Мир-Садык.
— Нет, там что-то поинтереснее. Стоит посмотреть, ашраф (Ашраф — дворянин, господин).
— Ну что ж, посмотрим,— согласился Мир-Садык и направил коня к толпе.
— О бедный султан... Где твои пики и сабли?!
— Хо-хо! Грызи их!..
Мир-Садыку показался второй голос знакомым. Он подъехал вплотную. Толпа расступилась перед грудью коня. Стало видно сидящего на кошме грязного седобородого человека. Перед ним стоял громадный казан, а в нем дрались фаланги и скорпионы. Мир-Садыу множество раз видел бои скорпионов и фаланг. Он скептически усмехнулся и уже хотел поворачивать коня, как вдруг увидел Черного Джейрана. Амбал стоял, склонившись над казаном, и увлеченно гыгыкал, не обращая внимания ни на толпу, ни на подъехавшего конника.
— Эй, ты откуда тут взялся?! — грозно спросил Мир-Садык и толкнул сапогом Черного Джейрана.
Очнувшись, амбал встретился взглядом с желтыми жаднымн главами Мир-Садыка. В памяти амбала с быстротой молнии пронеслась стычка с гявдарской собакой у залива, море, русский корабль, украденные драгоценности. Черный Джейран затравленно посмотрел по сторонам, ища зыхода. Но, прежде чем он бросился бежать, Мир-Садык крикнул своим сарбазам «взять!», и несколько каджаров прямо с седел навалились на плечи амбала.
— Этот лути (Лути — оборванец, бродяга) — раб моего брата, купца Мир-Вагирова,— удовлетворенно пояснил толпе Мир-Садык, когда амбала связали и поставили впереди лошади. Он все еще не мог смириться с новой неволей: вертел головой, ища кого-то, шарахался из стороны в сторону. Тогда одни из всадников трижды огрел его камчой, и Черный Джейран взвыл тоскующим криком. Всадники погнали его к воротам..
Кеймир и Меджид отыскали Аллакули-уста в серебряном ряду. Тотчас он схватил мешковину, на которой были разложены всевозможные поделки, сунул сверток под мышку и вывел челекенцез с базара. Они обошли дувал и скоро очутились у каменного дома с деревянным айваном. Ввойдя по лестнице, уста кликнул хозяев. На айван вышла женщина в парандже, Аллакули попросил, чтобы она позвала мужа, и опустился на палас, приглашая челекекцев сесть.
— Я тут как у себя дома,— благодушно вздохнув, похвастал он.— Энвер-хан мой давний друг. Он знает от меня о твоем бриллианте, хотя я сам его еще не видал. Ну-ка, достань, посмотрим...
Кеймир сел, вынул из-под халата пистолет, положил его сбоку и полез за пазуху.
— Вот этот, — сказал он, краснея, и, протянув мастеру ожерелье, показал пальцем на крупный бриллиант. Камушек, освещенный полуденными лучами солнца, переливал ся всеми цветами радуги.
— Бай-байе, пальван! — удивился уста и задохнулся от восторга и зависти. Он откашлялся, протер рукавом глаза и только после этого заговорил спокойнее.— Сокровище у тебя, пальван, и впрямь бесценное. Сторгуем, если третью часть выручки отдашь мне. Согласен? Если согласен, то скажи — тюменами за него хочешь взять или товарами?
— Зачем мне тюмены,— ответил Кеймир.— Мне бы киржим свой заиметь, больше ничего не надо,
— Тогда так, пальван,— тотчас сообразил Аллакули.— Найдем тебе новый киржим, загрузим доверху рисом и отправляйся побыстрее к себе. А камушек останется у нас с Энвером. По рукам?
— По рукам, уста-ага... Большего мне не надо Кеймир первым протянул руку, и старик судорожно вцепился в нее и затряс, радостно улыбаясь и сверкая плутоватыми глазами.
Вскоре со двора появился Энвер-хан — желтобородый старик в феске и сердари (Сердари — одежда в виде сюртука со стоячим воротником и сборками сзади). Он поздоровался с каждым, склоняя голову и прижимая руку к сердцу. Вместо руки Аллакули-уста протянул ожерелье...
Долго Кеймир осматривал киржим — большую плоскодонную лодку в шесть саженей длиной, с новым парусом. Покупатель и торговец были довольны. Кеймир втайне радовался, что наконец-то сбылась его мечта. А купцы не могли поверить, сколь ловко одурачили простодушного челекенца. Энвер-хан прохаживался по берегу и поторапливал парней: он не мог дождаться, когда они отплывут. В это время со стороны базара вдруг донеслись вопли. Сначала, как показалось, закричал кто-то один, но уже в следующую секунду рев и крики заполнили селение. Все повернулись к базару и увидели скачущих всадников. Кеймир мгновенно спрыгнул на песок, налег плечом на борт и вслед за киржимом вбежал в воду.
— Толкай, Меджид, толкай! — взревел он ожесточенно.— Толкайте и вы — чего топчетесь! Разве не видите хивинцев?!
Все четверо навалились на борт и залезли в киржим. Кеймир быстро расправил парус.
К счастью, ветер дул с суши, и в считанные секунды киржим отнесло саженей на сто. Кеймир пустил лодку вдоль берега. Все немного пришли в себя и теперь могли толком оценить, что происходит.
Вопли, крики, плач, звон сабель — все смешалось. Разъяренные хивинцы носились по базарной площади и около нее, хватая добро, связывая женщин, выгоняя со дворов скот и детей.
Отряд конников вырвался к берегу моря, но запоздал. Хозяева киржимов успели поднять паруса и уже отвели свои суда на безопасное расстояние. Хивинцы стреляли из ружей и луков по лодкам, ко пули и стрелы не достигали цели.
Над Кара-Су поднимались тучи пыли и дыма. Запылали кибитки, затрещали, обволакивая пламенем деревянные дома. В пыли и в дыму кивинцы гнали пленных. С киржимов было хорошо видно всю картину страшного нашествия.
Дом Энвер-хана тоже горел. По двору бегали женщины, прячась от всадников. Энвер-хан, вцепившись в борт киржима, метался из стороны в сторону. Он хотел помочь женам, но не мог. Видя свою беспомощность, он взвыл и сел, глядя, как враги грабят и жгут его подворье.
— Бисмила, рахманни аль рахим... Бисмилла, рахман — торопливо и испуганно выговаривал Аллакули-уста.— Спаси, аллах, рабов своих...
— Камень-то хоть спасли? — пренебрежительно спросил Кеймир, глядя на Энвер-хана.
Тот вздрогнул, ощупал кушак, где было завернуто ожерелье. Жадно улыбнувшись, согласно кивнул.
Хивинские всадники вновь принялись палить из ружей. Кеймир, видя, что оставаться далее здесь опасно, да В не к чему, направил киржим на север. Пальван решил высадить Энвер-хана и уста-ага где-нибудь в безопасном месте, а самому плыть дальше — на Челекен.
Белый шатер Кутбэддина-ходжи стоял на взгорье. Отсюда просматривалась вся местность. На западе виднелись бугристые берега и синело море, на север уходили безбрежные пески, юг зеленел садами и виноградниками.
Вокруг шатра стояли конные сотни. Нукеры в полосатых халатах, конусообразных овчинных шапках, за плечами колчаны со стрелами, у седел — ружья, с жадным любопытством взирали на юг, в сторону Гургенской долины, куда умчалась часть хивинского войска.
Позади конного оцепления, в кустарнике, расположились обозы. Тут и там виднелись верблюды, лошади, арбы. Со связанными руками сидели пленные туркмены и их жены с детьми. Войсковые повара е огромных казанах варили ярму (Ярма — пшеничная каша). Караван верблюдов под охраной всадников м Гургена вез в бурдюках и челеках воду. А справа, над Атреком, кружилось множество стервятников. Богатой была добыча для птиц там, где прошел Кутбэддин-ходжа.
Сейчас он стоял у шатра в окружении свиты и наблюдал в зрительную трубу окрестности. На нем был белый шелковый тюрбан, малиновый в белую полоску халат и желтые крючконосые сапоги.
Ходжа был в хорошем расположении духа. Но на богатые трофеи тешили его. Утром, чуть свет, лазутчики донесли ему, что по Сумбарскому ущелью ведет свое войско Султан-хан Джадукяр. Это значило, что армия Хива-хана увеличилась вдвое и открывалась полная возможность напасть на Астрабад и мазандеранские села. Дабы прощупать силы каджаров, Кутбэддин-ходжа отправил а Кара-Су пять отборных сотен. Отчасти этот налет был продиктован мыслями о базарном дне. Ходжа на хотел упускать богатую добычу.
