Солнце село, но небо еще оставалось светлым. Красным на западе, фиолетовым на востоке, звезд еще не видно. Рог протрубил снова, объявляя о прибытии Этельстана, который вел коня по длинной каменистой насыпи. Это Этельстан приказал Рорику трубить, требуя прекратить бойню.
— Всё кончено, лорд Утред, — сказал он, поравнявшись с нами. — Ты победил.
Некоторые стояли на коленях. Кто-то обделались. Некоторые взирали на нас в ужасе. Мужчины рыдали, потому что встретились лицом к лицу с этим кошмаром, с нами. Мы — волчья стая Беббанбурга и забрали обратно то, что когда-то завоевал Ида Несущий Огонь.
— Всё кончено, — повторил Этельстан, теперь уже спокойней.
С холмов слетели вороны. На вершине за нашими спинами лакали кровь псы. Всё закончилось.
— Не совсем, — ответил я.
Мой кузен был еще жив. Он стоял под присмотром Сердика и слегка дрожал. Его меч упал на камни, и я подобрал клинок рядом с трупом лошади и подал кузену рукоятью вперед.
— Ты и я, — сказал я.
Он покачал головой. Его жирное лицо было пунцовым, а в глазах плескался страх.
— Ты и я, — повторил я, и он снова покачал головой.
И тогда я его убил. Пригвоздил его Вздохом Змея и продолжал колоть. Никто не пытался мне помешать. Я остановился только тогда, когда его тело превратилось в кровавое месиво из одежды, переломанных костей, звеньев кольчуги и искромсанной плоти. Я вытер Вздох Змея о его плащ.
— Отрежь ему голову, — приказал я Рорику, — а остальное брось собакам.
Я был дома.
Эйнар оправдал свое прозвище Невезучий. Его воины вместе с командой Трианаид расправились с остатками сил Этельхельма перед Морскими воротами, но самому Эйнару вспороли копьем живот, и той же ночью он умер. Скотты хотели пробиться через ворота, но несколько камней, сброшенных Гербрухтом и его отрядом, остудили их пыл, а люди Эйнара после ранения господина растеряли мужество для сражения. Они разграбили корабли Этельхельма, забрали золото из приданого, что сопровождало Эльсвит на север, и этой победы им оказалось достаточно.
Скотты не стали атаковать Нижние ворота. Для обороны этого грозного бастиона кузен оставил тридцать человек, а с тридцатью воинами я мог бы удерживать эти ворота до скончания времен. Утром я открыл ворота и выехал из них вместе с сыном, Финаном и Этельстаном. Мы вчетвером ждали на узкой тропе, где Эйнар начал строить частокол, и в конце концов нам навстречу выехал Домналл. Он был внушительным человеком, темноволосым и черноглазым, широким в плечах и легко восседал на прекрасном вороном жеребце. Он молча кивнул в коротком приветствии. Приехал он один.
— Передай своему господину, — сказал я, — что теперь Утред Беббанбургский — хозяин этих мест, и границы моих земель будут там, где были при моем отце.
Он посмотрел мне через плечо на Нижние ворота, украшенные черепами, что кузен повесил там в знак предостережения нежданным гостям. Я добавил еще две головы — окровавленные и раздробленные останки черепа кузена и голову Вальдере.
— Неважно, кто здесь правит, — неожиданно мягко заговорил Домналл, но он был военачальником, и не нуждался в оскорблениях, чтобы внушить страх, — мы все равно осадим крепость.
Он снова перевел взгляд на меня.
— Нет, — сказал я, — не осадите. — Я сменил позу, чтобы облегчить боль в боку. Рана была неглубокой, как и порез на бедре. — Я не похож на своего кузена и не стану отсиживаться за стенами.
— Пытаешься меня запугать? — сухо спросил он.
— Передай королю Константину мои наилучшие пожелания, — продолжил я, — и скажи ему, чтобы довольствовался землями своего отца, как я довольствуюсь землями моего.
— И можешь передать ему кое-что еще, — Этельстан подвел своего коня ближе ко мне. — Я Этельстан, принц Уэссекский, и эта земля теперь находится под защитой моего отца.
Смелое заявление, и я сомневался, что король Эдуард с ним согласится, но Домналл не стал спорить. К тому же он знал, что большой отряд всадников Сигтрюгра сможет добраться сюда всего за полдня. Я этого еще не знал, в отличие от Домналла, а глупцом он не был. Он понимал, что Беббанбург хорошо укреплен, а вместе с Сигтрюгром в нашем распоряжении окажутся превосходящие силы.
И вечером скотты ушли, забрав свою долю золота Этельхельма, весь скот Беббанбурга и всё, что смогли унести.
— Через два дня, — сказал я сыну, — мы отправим шестьдесят всадников на север и объедем границы наших земель. Если найдем хоть одного скотта, то убьем его.
Я хотел дать Домналлу и его господину понять, что отныне хозяин этих мест — лорд Утред Беббанбургский.
Сигтрюгр сдержал обещание, как и я сдержал свое. Я обещал ему, что он не потеряет ни одного человека, потому что просил его лишь привести армию на земли Беббанбурга, чтобы напугать скоттов. Домналлу пришлось послать людей, чтобы наблюдать за этой армией, а это ослабило его силы, осаждающие крепость. Я сомневался, что он решит пойти в атаку, но угроза со стороны Сигтрюгра сделала вероятность такой атаки совсем низкой, и в тот же вечер мой зять провел больше ста пятидесяти воинов по узкому перешейку, через ворота с черепами и наверх к крепости.
Этельхельм остался в живых. Как и многие воины, сложившие оружие, он укрылся в церкви и послал священника вести переговоры о сдаче. Я порывался его убить, но Этельстан мне запретил. Он долго разговаривал с олдерменом, а потом вернулся ко мне и объявил, что Этельхельм должен остаться в живых.
— Ты глупец, мой принц, — сказал я, — твой отец его убил бы.
— Он поддержит моего отца, — ответил Этельстан.
— Он это обещал? И с чего вдруг ты ему поверил?
— Потому что его дочь — твоя заложница.
Это меня удивило.
— Эльсвит — моя заложница?
— Именно так, — улыбнулся Этельстан, — и твой сын меня за это поблагодарит.
— Да плевать мне на желания Утреда, — буркнул я, подумав о том, какая заварушка может начаться из-за этих отношений, — ты что, и правда решил, что Этельхельм не пожертвует дочерью ради короны?
Этельстан кивком согласился со мной.
— Он могущественный человек с могущественными сторонниками. Да, он пожертвует Эльсвит ради честолюбивых планов, но если он умрет, его старший сын захочет отомстить. Ты просто сменишь престарелого врага на юного. А теперь Этельхельм у меня в долгу.
— В долгу? — фыркнул я. — Думаешь, он умеет быть благодарным? Он просто еще больше тебя возненавидит.
— Возможно. Но ты будешь держать его здесь, пока он не заплатит выкуп, — улыбнулся он. — Он богат, а ты, друг мой, потратил много золота, чтобы захватить эту скалу. Когда он выплатит выкуп, то больше уже не будет богачом. Так мы его ослабим.
Я хмыкнул, чтобы скрыть свою радость.
— Когда-нибудь я его убью, — сказал я, неохотно приняв этот аргумент.
— Весьма вероятно, но не сегодня, и не до той поры, пока он не наполнит твои сундуки золотом.
Той ночью мы пировали. Пирушка вышла бедной, только рыба, хлеб да сыр, но эль лился рекой, а это главное. А те немногие из людей моего кузена, кому мы могли доверять, в основном молодые, пировали вместе с нами. Остальных изгнали в холмы, чтобы жили там сами по себе. Уцелевшие воины Этельхельма, что носили красные плащи, остались на нижнем дворе, между Нижними и Верхними воротами. Утром я отослал их на юг, оставив оружие только каждому третьему, чтобы было чем обороняться во время долгого пути домой.
Этельхельм же сидел за длинным столом, как ему было положено по рангу. Он был как всегда общителен, и лишь в глазах застыло затравленное выражение. Я заметил, как Утред-младший наливает эль дочери Этельхельма, такой бледной и хрупкой, склоняется к ее уху и что-то шепчет, а она смеется. Этельхельм услышал смех и перехватил мой взгляд. На мгновение мы уставились друг на друга, по-прежнему как враги, а потом взрыв хохота с нижних столов дал нам предлог отвернуться. Я скучал по Эдит, но один из кораблей Этельхельма остался на плаву, и утром я собирался послать Берга с небольшим отрядом на юг за нашими женщинами и семьями, чтобы привезти их в новый дом.
Арфист кузена играл песнь про Иду. Воины пели и отплясывали. Они бахвалились своими подвигами, рассказывали байки про свои сражения, но не признавались в страхе. В меньшем доме лежали раненые. Мы собрали паутину и мох, порвали знамена моего кузена, чтобы перевязать раны, но я увидел, как один из священников кузена, совсем юнец, проводит последние христианские обряды. Другие раненые сжимали в руках рукоять меча или сакса. Некоторым оружие привязали к руке, и однажды я встречусь с ними в Вальхалле.
В ту ночь я стоял рядом с Финаном на краю утеса неподалеку от дома. На воде длинной полосой отражалась луна, создавая сверкающую тропу, ту самую, которой следовал Ида Несущий Огонь, чтобы найти новый дом на незнакомых берегах. Полоса расплывалась в моих глазах, потому что в них стояли слезы.
