— Отдай ее мне, — повторил Эрик.
Не скажу, что наступила тишина. Тишины не могло быть, потому что вдоль линии кораблей Хэстена все еще кипела битва, и ревел огонь, и стонали раненые, но все равно как будто наступила тишина.
Зигфрид обвел глазами людей Эрика и остановил взгляд на мне. Я был выше остальных, и, хотя стоял спиной к восходящему солнцу, Зигфрид, должно быть, увидел что-то, что помогло ему меня узнать, потому что он поднял меч и указал на меня клинком.
— Сними шлем, — приказал он своим удивительно высоким голосом.
— Я не твой человек, чтобы ты отдавал мне приказы, — ответил я.
Со мной все еще было несколько людей Зигфрида, тех самых, что явились со сторожевого корабля, чтобы помешать первой попытке Хэстена вырваться из ручья. Теперь эти люди повернулись ко мне с поднятым оружием, но Финан тоже был здесь, а с ним — мои гвардейцы.
— Не убивайте их, — сказал я. — Просто выбросьте за борт. Они сражались рядом со мной.
Зигфрид выпустил волосы Этельфлэд, пихнув ее назад, к своим людям, и приподнял свое громадное искалеченное тело, облаченное в черное, подавшись вперед.
— Ты и сакс, а? — обратился он к Эрику. — Ты и этот предатель-сакс? Ты предаешь меня, брат?
— Я заплачу твою долю выкупа, — ответил тот.
— Ты? Заплатишь? Чем? Мочой?
— Я заплачу выкуп, — настаивал Эрик.
— Ты не можешь заплатить даже козе, чтобы она слизала пот с твоих яиц! — взревел Зигфрид. — Заберите ее на берег!
Последние слова были обращены к его людям.
И Эрик напал. Ему не следовало нападать. Люди Зигфрида не смогли бы свести Этельфлэд на берег, потому что «Дракон-Мореплаватель» был подхвачен приливом, и его несло мимо наполовину затонувшего «Морского Орла». Мы теперь дрейфовали вниз по течению, двигаясь к следующим кораблям Хэстена, и я боялся, что в любую минуту нас возьмут на абордаж.
Ралла тоже этого боялся, поэтому потащил нескольких людей к гребцовым скамьям.
— Гребите! — закричал он. — Гребите!
А Эрик бросился в бой, собираясь сразить тех, кто теперь держал Этельфлэд. Ему пришлось пройти мимо брата, который припал к скользкой от крови палубе — черный и сердитый. И я увидел, как Зигфрид поднял меч, увидел удивленный взгляд Эрика при виде того, что родной брат поднял на него оружие. И я услышал вопль Этельфлэд, когда ее любовник наткнулся на Внушающего Страх.
Лицо Зигфрида ничего не выражало, ни ярости, ни сожаления. Он держал меч, когда его брат согнулся на клинке… А потом, не дожидаясь приказа, мы напали.
Люди Эрика и мои люди, плечом к плечу, снова стали убивать, и я помедлил лишь для того, чтобы схватить за плечо одного из своих воинов.
— Позаботься о том, чтобы Зигфрид остался жив, — приказал я, даже не посмотрев, с кем именно говорю.
А потом понес Вздох Змея в последнюю резню, случившуюся тем кровавым утром.
Люди Зигфрида умерли быстро. Их было мало, а нас — много. Они продержались мгновение, встретив наш натиск сомкнутой «стеной щитов», но мы налетели на них с яростью, рожденной горьким гневом, и Вздох Змея пел, как вопящая чайка.
Я отбросил щит, желая лишь одного — рубить этих людей, и первый же мой удар сбил вниз вражеский щит и рассек челюсть человека, который попытался завопить, но только выплюнул кровь, когда Ситрик вогнал клинок в открытую красную утробу его рта.
«Стена щитов» сломалась под нашей яростью. Люди Эрика сражались, чтобы отомстить за своего господина, а мои — за Этельфлэд, которая скорчилась, прикрыв руками голову, пока вокруг нее погибали люди Зигфрида. Она пронзительно кричала и плакала, безутешно, как женщина на похоронах, и может, именно потому осталась в живых: в резне на корме «Дракона-Мореплавателя» люди боялись ее ужасных воплей. То были ужасные, затопляющие весь мир звуки скорби, и они не умолкли даже после того, когда последние люди Зигфрида прыгнули за борт, чтобы спастись от наших мечей и топоров.
Зигфрид остался один, а «Дракон-Мореплаватель» шел теперь полным ходом против прилива, чтобы на немногочисленных веслах выбраться из ручья.
Я набросил на плечи Этельфлэд свой пропитанный кровью плащ. Корабль стал двигаться быстрее, когда гребцы Раллы поймали ритм, и еще несколько человек, бросив щиты и оружие, схватили длинные весла и просунули их в отверстия в бортах «Дракона-Мореплавателя».
— Гребите! — крикнул Ралла.
Он сошел с палубы, на которой хлюпала кровь, чтобы взять рулевое весло.
— Гребите!
Зигфрид остался на корабле. И был жив. Он сидел на палубе, подогнув бесполезные ноги, без меча, у его горла держали меч. Осферт, сын Альфреда, сжимал рукоять этого меча и нервно поглядывал на меня.
Зигфрид ругался и брызгал слюной. Тело его брата с Внушающим Страх, все еще торчащим в животе, лежало рядом с Зигфридом.
Небольшие волны захлестывали мыс Канинги: вода заливала широкую полосу, затопляемую во время приливов.
Я пошел к Зигфриду и встал над ним, глядя на него сверху вниз, не слыша его оскорблений. Потом посмотрел на труп Эрика и подумал, что этого человека я мог бы полюбить, мог бы сражаться рядом с ним и узнать его, как брата. После я взглянул в лицо Осферта, так похожее на лицо его отца.
— Я сказал тебе когда-то, — обратился я к нему, — что, убивая калек, ты не добудешь себе славы.
— Да, господин, — ответил он.
— Я был не прав. Убей его.
— Дайте мне мой меч! — потребовал Зигфрид.
Осферт заколебался, когда я оглянулся на норвежца.
— Я проведу жизнь после смерти в зале Одина, — сказал я ему. — И буду там пировать с твоим братом. Ни он, ни я не хотим оказаться в твоей компании.
— Дайте мне меч!
Теперь Зигфрид умолял. Он потянулся к рукояти Внушающего Страх, но я пинком отбросил его руку от трупа Эрика.
— Убей его, — велел я Осферту.
Мы швырнули Зигфрида Тарглисона за борт где-то в море, по которому плясал солнечный свет, за островом Канинга. Потом повернули на запад, чтобы наступающий прилив понес нас вверх по реке.
Хэстен ухитрился подняться на борт одного из своих кораблей и некоторое время гнался за нами, но наше судно было длиннее и быстрее, и мы уходили от него все дальше. В конце концов он бросил погоню, и дым Бемфлеота становился все меньше, пока не стал походить на длинное низкое облако.
А Этельфлэд все плакала.
— Что нам делать? — спросил меня кто-то.
Это был главный из двадцати трех уцелевших воинов Эрика, которые спаслись вместе с нами.
— Все, что угодно, — ответил я.
— Мы слышали, твой король вешает норманнов, — сказал этот человек.
— Тогда первым он повесит меня, а вы будете жить, — пообещал я. — В Лундене я дам вам корабль, чтобы вы могли отправиться, куда захотите. — Я улыбнулся. — Вы можете даже остаться и служить мне.
Эти люди благоговейно уложили тело Эрика на плащ. Они вытащили меч Зигфрида из тела своего господина и отдали мне, а я передал его Осферту.
— Ты заслужил его, — сказал я.
Так и было, потому что в этой неразберихе смертей сын Альфреда сражался как мужчина.
В мертвой руке Эрика был зажат его меч, и я подумал, что тот уже в пиршественном зале и наблюдает за мной оттуда.
Я увел Этельфлэд от трупа ее любовника на корму и обнимал ее, пока она плакала. Ее золотые волосы касались моей бороды, она цеплялась за меня и плакала до тех пор, пока слезы ее не иссякли. Тогда Этельфлэд заскулила и спрятала лицо на моей окровавленной кольчуге.
— Король будет нами доволен, — сказал Финан.
— Да, — ответил я.
Выкуп не будет выплачен. Уэссекс в безопасности. Норманны передрались и перебили друг друга, их корабли горели, а мечты обратились в пепел.
Я чувствовал, как Этельфлэд дрожит, прижимаясь ко мне. А я смотрел на восток, где ослепительное солнце стояло над горящим Бемфлеотом.
— Ты отвезешь меня обратно к Этельреду, да? — обвиняющим тоном спросила она.
— Я отвезу тебя к твоему отцу, — ответил я. — Куда еще я могу тебя отвезти?
Она не ответила, потому что знала — выбора нет.
От судьбы не убежать.
— И никто никогда не должен узнать, — тихо продолжал я, — о тебе и Эрике.
Этельфлэд опять ничего не ответила, да и не могла уже ответить. Она слишком бурно всхлипывала, а я обхватил ее руками так, будто мог укрыть от наблюдавших за ней людей, от мира и от мужа, который ее ждал.
Длинные весла погружались в воду, речные берега становились ближе, а на западе дым Лундена поднимался в летнее небо.
Я вез Этельфлэд домой.
В «Песне меча» больше выдумки, чем в предыдущих романах об Утреде Беббанбургском. Если Этельфлэд и была взята в плен викингами, хроники хранят странное молчание об этом событии. Так что данная сюжетная линия — моя фантазия.
