Неплохо осознав влияние печатного слова на европейцев, Федор предлагает царю: «И после того сочинения манифеста велеть перевести на латинской, французской и на немецкой языки и велеть напечатать на тех языках, в ведомость всем европейским государствам».
Остальные тридцать две главы трактуют заботы о самом разном. Жителях столицы и губерний, устройстве заводов суконных, бумажных, стеклянных, игольных, шелковых и прочих. Торговищах, мерах хлебных, винных, весовых. О сеянии винограда и промыслах рыбных. Строении каменных зданий и мостов по всей державе. Печется Федор о главном богатстве — людях. О содержании нищих и сирот, умножении жителей, радеет о душах людских. «Довлеет послать указы во все губернии губернаторам, чтобы они очистили по одному монастырю, в которых есть каменное строение, на содержание библиотек.
И в тех губерниях велеть изыскивать из монастырей разных и из приказов городских всякие знатные и старинные письма и грамоты великих князей российских и царей, которые есть за руками их, такожде старинные книги собирать рукописные и печатные, которые лет за 500, 400, 300 и 200, как на славянском, так и на греческом языках; тоже велеть собирать разных наук и творцов на иностранных, как старинных, так и нынешних лет, на латинском, английском, французском и немецком языках и прочих, и такие книги брать, у кого они сыщутся, тех монастырей в библиотеки, и велеть такие библиотеки построить таким, которые видели то строение в других государствах».
Не оставил без внимания и родную стезю, — учредить повсюду «морские боты и буеры» для перевозки людей и «всяких тяжких кладей». Вновь напоминает царю «О взыскании свободного пути морского от Двины реки до Амурского устья и до Китая…»
Немало именитых и толковых людей направлял Петр на государеву службу в европейские страны. Князья Григорий Долгоруков и Борис Куракин, граф Андрей Матвеев годами пребывали послами, на себе ощущали жизнь и быт Франции и Англии, Дании и Голландии, встречались с правителями этих стран. И все же никто из них так и не осмелился, а быть может, и не додумался на деле помочь своему отечеству, посоветовать самодержцу, как переустроить жизнь людей у себя на родине…
Терпеливо ждал Федор Салтыков отклика царя на свое послание. Мелькали месяцы в беспрестанном радении о своем, самом главном, предназначении. Царь поручил покупать и строить новые корабли в Англии, Голландии, где проще и подешевле, лишние деньги у князя Куракина не водились. Вдобавок не дают проходу жены английских и голландских офицеров, захваченных в плен шведами на купленных кораблях…
Не дождавшись отклика из Петербурга, вспомнил Федор о своем знакомом Алексее Макарове.
Тайный кабинет-секретарь Алексей Макаров, выходец из простых посадских людей, своим трудолюбием и честностью снискал полное расположение царя. Никто из приближенных не пользовался таким авторитетом и доверием в делах государя, как Макаров. Немало дел, по указанию царя, не выходило за пределы канцелярии, не отсылалось в сенат, а вершилось в ее стенах. В таких случаях единственным и часто верным советником Петра выступал Алексей Макаров. Поэтому все приближенные царя искали его дружбы и расположения.
Федор Салтыков как-то само собой сблизился с Макаровым, когда состоял при царе после возвращения из заграницы. Потом, с головой увлеченный кораблестроением, он редко общался с Макаровым, никогда ни о чем не просил.
Когда царь поручил Федору закупку военных судов за границей, Макаров посоветовал ему взять себе в секретари своего племянника.
До последнего времени Федор не обращался к Макарову, теперь заставила нужда:
«Государь мой, Алексей Васильевич, — обращался к нему Федор из Лондона, — доношу я вам, моему государю, сею почтою послал я к е. ц. в-ву предложения, о которых я прежде сего доносил, такожде и вас просил впредь о напаметовании по оному доношению моему, е. ц. в-ву; и при оных же моих донесениях, якож и при нынешнем, послал я некоторые предложения, и о сем я вас, государя моего, всеуниженно паки прошу, дабы вы, по своему ко мне крайнему жалованью, против моих доношений донесли обо всем, такожде чтобы и впредь ваша милость напомянули об указах, повелите ли оные, дабы был прислан указ немедленно, чтоб не пропустить нам времени в строении, ежели же да повелите такожде и о торгу, о которых я доносил же, прошу вас всепокорно мя уведомить, будет ли указ об оных, такожде и что будет по моим предложениям указу же и покажутся ли е. ц. в-ву. А я за вашу оную ко мне, государя моего, милость рад служить всегда, ежели что есть ныне к служению вашему, или что будет впредь, от всеусердия моего аз есмь готовейший услужить. Паки и паки вас, государя моего, всепокорно прошу, дабы вы соизволили до-несть е. ц. в-ву, по сему приложенному дупликату предложений, о тридесять третьей главе».
Еще поведал Федор о тяжкой болезни, водяной, которая одолевает его, а потому «прошу всепокорно оказать благодеяние доложите государю об уплате мне жалованья, ныне имею я великую в деньгах скудость, понеже в болезни моей стали мне великие убытки в леченье дачею повседневною дохтурам и оптекарям…» А в конце просил сообщить «долго ли мне еще здесь быть». Приелось пятый годок на чужбине.
Обратившись к Макарову, Салтыков сделал верный ход. Царь нашел время и спустя месяц, на Рождество Христово 1715 года, ответил Федору. «Письма твои, первое от 1 августа, второе ноября от 5 числа до нас дошли (ныне оба в одно время), в которых пишешь ты, а именно в первом, что в строении трех кораблей, которые строятся в Голландии, один английским, два голландскими мастерами, против указу нашел несходство, о чем и князь Куракин к нам прежде писал, но того ныне уже поворотить невозможно, для чего уже писали мы к нему, чтоб он более там кораблей делать не подряжал, а искал бы способу строить в ином месте, также и покупать более кораблей ненадобно, но старайтесь о первых покупках четырех, дабы их как наискорее отправить до уреченного места, также и сделанные три… Что же пишете о юфти и о икре паюсной, дабы оную отпускать в Ливорно, о том впредь к вам писать будем. О взятых аглицких и галанских офицерах, которых побрали в полон шведы, будем стараться, как возможно, дабы их выручить.
Приложенные при тех письмах тетради (о привилегиях купецким людям, как их надлежит чинить и размножать купечество, такожде и экстракт из кро-ник лифлянских и курлянских и о претензии Российскому государству Лифляндии и Ингрии и прочих земель) до нас дошли». Горазд был царь на обещания, а на деле пальцем не пошевельнул.
Отослав ответ Салтыкову, Петр еще раз перечитывал его «изъявления» и делился мыслями с Апраксиным:
— Вновь попоминает он о морском пути вокруг Сибири до Амурского устья. Агличане, мол, да галан-цы ищут новых земель, хоть в том искании какая и трудность сыщется. Все для своих прибытков и по-всегодно того пробуют.
— То дельно мой тезка советует, да не ко времени, не сей час, — вздохнул Апраксин.
— Еще говаривает… — Петр листал тетрадь.
— Толкует о чинах рефендаря да регента державного. Смотреть бы им накрепко во всех губерниях зачинами воинскими и гражданскими, за жалованьем ихним, да оклады денежные где берут не по делу.
Петр сердито шмыгнул носом. Вскинулся сердитым взглядом на Апраксина:
— Будто сам не знаю, воры всюду.
Апраксин поморщился. Недавно и он влип, послушался эту каналью, Меншикова…
Тогда за махинации с подрядами на хлеб царь взыскал со светлейшего сполна. С тех же, кто был замешан в этом деле, Головкина, Ульяна Сенявина, Кики-на, тоже деньги взыскал, а Кикина лишил званий, регалий и выслал в Москву.
С Апраксиным состоялся особый, суровый разговор:
— С коих пор имя свое позоришь? — спросил царь.
— Сам не ведаю, государь, — в замешательстве краснел Апраксин. В последнее время он все чаще обращался к царю по титулу. — Каюсь в грехах своих, истинно не за корыстью, а токмо думалось, благое дело, — будто исповедовался Федор Матвеевич.
— Сам вижу по розыску, ты ни полушки невзял. — Петр хорошо знал бескорыстную натуру своего «дядьки». — Помнишь, сказывал ты: «С кем поведешься, у того и наберешься». Поостерегся бы эту шельму, Данилыча, не к добру с ним якшаться. К морскому нашему делу прирос ты корнями, не мелочись. Нам с тобой еще немало забот, покуда на море обеими ногами не подопремся…
А сейчас Петр, словно угадывая мысли Апраксина, опять заговорил о Салтыкове:
— Посудины его дорого казне обходятся. Едино судно шведы в полон взяли.
Генерал-адмирал знал, что на родных верфях суда вооружать вдвойне дороже.
— О высокой цене Салтыков и мне не раз доносил, отписывает о всем регулярно. Чаю, он блюдет интересы казны. А насчет кораблика, — Апраксин развел руками, — не обессудь, Салтыков здесь ни при чем. Его на том корабле не было. Шведы полонили его, но там англичан нанятых немало, а заботы опять жена Салтыкова, ответ-то ему держать.
