43
Даже в день 9 термидора, когда все ставки уже были сделаны, и вопрос шел лишь о том, чьи головы завтра упадут – Барер, весьма ценивший таланты Сен-Жюста, уговаривал коллег не трогать «золотого мальчика».
Кстати сказать, запрет на обсуждение «аграрного вопроса» вполне можно защищать. В любом обществе не слишком желательно поднимать такой острый вопрос, как вопрос о переделе земельной собственности; а в пылающей Франции 1793-го года… пожалуй, и впрямь лучше было пригрозить смертью подобным смутьянам, чем допускать поджоги и убийства.
Жозеф де Местр писал, что «можно ставить тысячу против одного», что никакого города-столицы никогда не построят, а если даже построят, то не на том месте, и называться он будет иначе. В последнем (но только в последнем) он, пожалуй, оказался прав, поскольку Джорджтаун, как первоначально назвали столицу, действительно был переименован в Вашингтон.
Здесь уместно будет упомянуть, что на полстолетия позже Алексис де Токвиль оценивал положение Европы так:
«Сейчас есть только два народа. Россия – по-прежнему варварская страна, но она великая. Вторая молодая нация – это Америка. Будущее лежит между двумя этими великими мирами. Когда-нибудь они столкнутся, и тогда мы увидим такую борьбу, о которой прошлое не имело ни малейшего представления…» (из книги «Демократия в Америке»).
Впрочем, это сейчас мы говорим: «Мари-Жозеф, брат великого Андре Шенье». А тогда говорили, напротив: «Несчастный Андре Шенье, брат депутата…» Приоритеты меняются.
Через много лет молодой Адольф Тьер (в будущем палач Парижской коммуны и глава правительства Третьей Республики) спросит престарелого Талейрана: отчего он все говорит о женщинах, а не о политике? – Талейран ответил: «Но ведь женщины и есть политика».
Тут Шенье даже и не лгал. Действительно, для эмигрантов Талейран был врагом.
В данном случае говорить о предательстве нужно с большими оговорками, поскольку речь шла не о свержении правительства, а о заговоре одной части правительства против другой: трех директоров против двух других. Талейран мог только выбирать, какую сторону он поддержит, и со свойственной ему проницательностью он поставил на победителей.
Зафиксирован даже случай, когда он вернул польским магнатам сумму в 4 миллиона. Наполеон в определенный момент собирался восстановить польское государство. Талейран потребовал за это от магнатов 4 миллиона. Они спешно собрали в складчину эту сумму. Талейран действительно подготовил для императора соответствующий доклад, но тем временем обстоятельства изменились. Наполеон вступил в союз с русским царем и отказался от своего намерения. Талейран вернул деньги.
В другом аналогичном случае Талейран вернул 700 тысяч городу Гамбургу. Но конечно, это было нетипично, ибо чаще всего он, разумеется, выполнял обещанное и оставлял себе деньги.
Герцен в «Былом и думах» описывает такую ситуацию: ему надо было дать взятку какому-то чиновнику; деньги надо было давать вперед, и Александр Иванович выразил некоторое колебание:
«– Да исполнит ли он обещанное?
– Ну, этого у них никогда не бывало, чтоб долг чести не исполнить, – отвечал посредник с обиженным видом», – рассказывает Герцен, завершая рассказ тем, что «чиновник оказался прав; секретарь исполнил долг чести».
Еще раз напомню, что деятели Французской революции очень охотно пользовались античными аналогиями. Себя они видели как бы деятелями великой Римской республики, и потому в Карфагене, этом великом торговом городе и смертельном враге Рима, они видели «Англию, перенесенную на двадцать столетий назад».
В скобках заметим, что обе они происходили из заморских территорий. Родиной Катрин был торговый порт Транкебар в Индии; креолка Жозефина родилась на одном из островов Карибского моря.
«Цезарю подарили державу Санчо Пансы!» – с горечью пишет об этом французский историк.
Барер, видимо, верил. Кстати сказать, его республиканские убеждения стоили ему жены: она его убеждений не разделяла и ушла от него.
Мои читатели, несомненно, вспомнят, что украинские партии именуются не иначе как «Блок Петра Порошенко», «Радикальная партия Ляшко» и так далее, и тому подобное.
Точно так же сто лет спустя поступил один из героев Мопассана, который вдобавок разделил свою простецкую фамилию «Дюруа» пополам и стал, как истый аристократ, подписываться «Жорж дю Руа де Кантель».
Запомним эти слова: они еще аукнутся…
Эту причину через два столетия сформулировал поэт Иосиф Бродский: «Если Евтушенко против колхозов, то я – за!»
Через 8 месяцев будет казнен король, через полтора года – королева. Сам же Ролан тогда же, осенью 1793 года, будет скрываться в лесах от ищеек Комитета общественного спасения. Затем узнает, что его жена казнена в Париже, выйдет на дорогу и заколется; но предварительно он пришпилит к своему трупу… гм… ну, я не очень ошибся: к своему, так сказать, будущему трупу он пришпилит отчет о своей деятельности в качестве министра внутренних дел.
Драгонадами назывались репрессии против гугенотов во времена Людовика XIV: в дома упорствующих гугенотов ставили на постой драгунов, которые в любом случае не особенно были склонны считаться с правами хозяев дома, а уж если эти хозяева – гугеноты…
Ламурет был также депутатом Собрания и по совместительству епископом. Но – конституционным епископом; он присягнул конституции, и потому, с точки зрения июля 1792-го, был вполне благонадежен. Впрочем, не пройдет и двух лет, как он будет казнен, а толпа, радостно глазеющая на казни, будет кричать ему «Поцелуйся с палачом!»
Убийства, как это часто бывает, перекинулись в провинцию. Однако там масштаб убийств был много меньше; как правило – 10–15 человек или что-то в этом роде. Однако этого было вполне достаточно, чтобы усилить возмущение происходящим: одно дело, когда убивают где-то далеко, в Париже, да и убивают ли? (телевидения еще не было), а другое – когда убивают здесь, в вашем родном городе.
Робеспьера называли «политическим гугенотом» – не по религиозным, конечно, воззрениям, а по строгому, «гугенотскому» духу, противоположному католицизму. Католицизм во Франции был, отчасти, религией сибаритов.
Который, в свою очередь, римляне заимствовали у греков, а те – у хеттов. История заимствованных мифов вообще очень интересна, но уж очень далеко бы нас увела от нашей темы. Напомним только суть мифа: правитель Вселенной Сатурн (он же – хеттский Кумарби и греческий Хронос, всепожирающее Время), боясь, что кто-то из его детей лишит его власти, всякий раз, как у него рождался ребенок, тут же проглатывал его; впрочем, это ему не помогло, ибо в конечном счете родился Юпитер, его спасли от гибели, подсунув Сатурну камень вместо ребенка, потом Юпитер отнял у отца власть и сам стал царем богов.
Это он несколькими месяцами раньше сорвал примирение жирондистов с Дантоном. И он же в апреле, выступая в Конвенте, обвинил Робеспьера в том, что он «из честолюбия ли или по несчастью стал идолом народа»
Примечания в круглых скобках взяты из стенограммы. Примечания в квадратных скобках – мои. – А.Т.
Опять обратимся к историческим аналогиям. В начале 1918 года большевики не очень знали, что им делать с Учредительным собранием. Часть полагала, что надо его просто разогнать (что и было сделано), но многие, например Бухарин, предлагали его сохранить, но, следуя опыту 31 мая 1793 года (или же «чистки Прайда» в 1648 году, во время Великой Английской революции), провести чистку с тем, чтобы обеспечить большевикам большинство.
Впрочем, как они ни верили своим аристократам, однако же вожди Вандеи, так же как вожди Республики, были самого разного происхождения, преимущественно – низкого. Кателино был раньше возчиком, Стофле – солдатом. А республиканские генералы Гош, Бернадот, Массена вышли из сержантов.
Очевидец, бывший в заключении в той же тюрьме, рассказывает, что они не только готовились защищаться в трибунале – они искали убедительные факты, «они были довольны, когда находили что-то удачное против Робеспьера или Барера, поздравляли себя с находкой и радовались, как дети».
Спорщики приводят презрительные имена, которые давали или могли бы дать друг другу воюющие стороны. В армиях, посланных Парижем, действительно был «революционный легион аллоброгов», названных именем кельтского племени, существовавшего 2000 лет назад. Что касается «фокейской фаланги» – такого имени не было, но могло бы быть, поскольку Марсель в древности был фокейской колонией.
