Уиздом взял документы, потом некоторое время вопросительно смотрел на исписанные красивыми почерками с завитушками листы бумаги, наконец не выдержал и спросил.
– Почему же его величество и военный министр Бель-Иль не прервали его. Они смолчали, когда герцог Шуазель читал это дикое послание?
– Некий мой доброжелатель, сумевший во время заседания Государственного Совета скопировать письмо д'Аффри, мой лучший друг, никто не отважился перебить герцога Шуазеля. В конце тот добавил следующую фразу: "Что касается мирных переговоров, коих я всегда был горячим сторонником, то, если я не нашел времени, чтобы лично исполнить указание короля по установлению негласных контактов с Англией, то причиной тому моя уверенность, что ни один из вас, – он при этом обвел глазами присутствующих министров, – не осмелится сделать какие-то шаги в этом направлении без ведома на то королевского министра иностранных дел". Маршал Бель-Иль словом не откликнулся на это наглое заявление. А король?.. – Сен-Жермен вздохнул. – Луи отвел глаза, словно нашкодивший ребенок. Таким образом действия герцога Шуазеля были одобрены. Не теряя захваченных позиций, он тут же прочитал уже заготовленный ответ д'Аффри, в котором приказывал послу немедленного обратиться к правительству Соединенных Провинций с требованием моего непременного ареста и высылки во Францию, где меня, по его словам, ждет не дождется Бастилия. И на этот раз Бель-Иль не подал голос. Таким образом моя судьба была решена. Король и маршал тут же тайным порядком через графа Бентинка,[156] известили меня чтобы я не медлил ни минуты и как можно скорее покинул Голландию.
В конце послания Шуазеля была приписка: "Нельзя ли помимо обращения к статс-генералу с просьбой об аресте Сен-Жермена попытаться поместить статейку в датской газете, где следовало бы описать все похождения этого мошенника? Это послужит уроком для самозванцев. Король одобрил мой план, вам же осталось его выполнить, если, конечно же, вы полагаете, что одних ваших сил будет для этого достаточно". Это было обидно…
Граф сделал остановку, чтобы перевести дыхание.
– Собственно не эти интриги, – наконец продолжил он, – не предательство высшей власти оскорбили меня до глубины души, но унижение, которому в тот же день сознательно подверг меня мой лучший друг, герцог Шуазель
В гостиной наступила тишина. Граф торопливо вышел на балкон долго смотрел на звезды – считал, по-видимому, как иной раз поступал Шамсолла, когда они тряслись по дорогам Европы. Куда они мчались? Зачем?..
Спустя некоторое время Сен-Жермен вернулся, подошел в терпеливо ожидающему окончания фразы Уиздому. Неожиданно, взмахом руки, граф позвал Карла, попросил его ополоснуть фарфоровый чайник.
– Пора попить чайку, – объявил он.
Сен-Жермен ушел в свою комнату, вынес заветный сундучок со снадобьями и принялся что-то подсыпать в фарфоровый чайник. Мешочки с травами и какими-то дурно пахнущими препаратами, которые постоянно возил с собой, он выложил на стол. Потом бросил взгляд в сторону секретаря и спросил.
– Не желаете отведать?
Джонатан кивнул. Граф улыбнулся и поинтересовался.
– Вам покрепче или послабее. На сколько лет? На сто? На двести?..
Молодой человек торопливо, даже судорожно, перекрестился. Граф рассмеялся, Карл тоже издал россыпь каких-то булькающих звуков. Джонатан покраснел, потом тоже улыбнулся и махнул рукой.
– Начнем с сотни. Так что же позволил себе герцог Шуазель?
– Вечером того же дня, в обществе, когда его спросили о моей роли в попытках установления мира с Англией, он, услышав мое имя, вскинул брови: "Вы собственно о ком ведете речь?" Когда ему подсказали, что спрашивают о графе Сен-Жермене, он позволил себе публично обронить по моему адресу: "Какой же он граф. Это – завзятый авантюрист, сыночек лиссабонского еврея!.. Пусть этот мошенник только посмеет появиться во Франции, камера в Бастилии уже ждет его. Там его будут насильно кормить мясом!" Тем самым моя карьера при дворе была закончена. Луи промолчал и на это раз. К сожалению, его дружба не заходила дальше исправления бриллиантов и веселых бесед. Люди порой бывают очень злы.
В последний вечер пребывания в Люксембургском герцогстве на вопрос Уиздома – куда они все-таки направляются? – граф ответил.
– В горы, мой юный друг, в горы. Воздух равнин стал слишком плотен для меня. Мне теперь и для легких требуется что-то легкое, разряжённое, не такое жирное.
Они круто повернули на юг, на Мец, Страсбург. По-прежнему продвигались не спеша, граф выборочно останавливался в некоторых городишках, заводил разговоры на почтовых станциях, расспрашивал о тех или иных местных жителях – начальники станций, слуги чаще всего пожимали плечами. Уверяли, что о таких здесь никто не слыхал. Да, монсиньор, доказывали они, мы живем с детства и отцы наши тоже из этих мест, но таких имен не припомним… Порой подобные расспросы выводили их из себя, они старались поскорее закончить разговор, и все равно доброе расположение духа не оставляло Сен-Жермена. Он частенько прогуливался в одиночку, был улыбчив, подолгу задумчив.
В Страсбурге граф первым делом направился в собор. Уиздом был сражен удивительным серебристым освещением, которое веками жило в пустоте исполинского храма. Вконец же ошеломили его барельефы на карнизах и колоннах. Совершенно неприемлемыми показались ему фигурки ослов, обезьян, псов и котов, шествующих в монашеских облачениях. Или того срамнее, монах на одной из колонн с ожидаемым наслаждением на лице прижимал молоденькую монашку. Джонатан удивленным взглядом постарался отыскать графа, однако тот уже собрался штурмовать знаменитую колокольню. Сил у старика хватило только на то, чтобы одолеть десяток ступеней из семьсот двадцати пяти, ведущих наверх, тем не менее граф подбодрил Джонатана, призвал его довершить восхождение.
Сверху открывался удивительный вид – правда, сначала молодому человеку пришлось справиться с голововокружением, охватившим его, когда он с невообразимой высоты глянул на землю. Эльзас лежал в зелени, оттененной далекой стеной синеющих гор. Над смутно различимым хребтом, едва подрагивающем в жарком воздухе, исходящем от колокольни, различалась белые шапки Альп. К ним стоило приглядеться. Это было состязание в зрении, которое британец не мог проиграть никому из присутствующих на смотровой площадке. Он принялся объяснять чете пожилых подслеповатых немцев, в какую сторону смотреть. Все было напрасно. "Наш потвиг, – на плохом французском языке поблагодарил немец, – к сожалению не тал результата. Нас уверяли, что сеготня с колокольни и в самом теле витны Альпы. Мы раты, молотой человек, что обозрели их вашими глазами. Вы нам все так потробно рассказали. Благотарю…".
Они направились к лестнице, а на верхнюю площадку поднялся невысокий, с широкой спиной человек в плисовом, шоколадного цвета фраке, с тяжелой тростью в руках. Лицо его, когда он учтиво освобождал проход немцам, было скрыто. Когда же он обернулся, Джонатан невольно вздрогнул.
Округлое лицо этого крепыша, очерченное тщательно подстриженными бакенбардами, с выдвинутой вперед нижней челюстью, пустыми глазами, было ему знакомо. Как раз этот господин в компании с похожими на него двумя субъектами арестовывал его в Париже, потом они же доставили Уиздома в особняк господина Ф.
Он помахал тростью Джонатану, подошел ближе и некоторое время восстанавливал дыхание. К перилам, откуда открывался вид на Альпы, даже не подошел. Передал привет от барона, поинтересовался, куда теперь они направляются и когда же конец путешествию?
В первое мгновение молодой человек немного опешил, затем, внутренне вспыхнув, уже совсем было собрался заявить, что никаких дел с бароном он более иметь не намерен и просит не досаждать ему впредь, – однако вовремя спохватился. Это было самое неразумное решение. Отыскал же этот шпик его в Страсбурге, с тем же успехом он может и дальше успешно следить за ними.
– Мсье, – заявил Джонатан, – не имею чести знать ваше имя…
Собеседник не ответил. Махнул тростью, словно говоря, в этом нет необходимости.
– Граф не считает нужным делиться со мной дальнейшими планами поездки, а у меня нет нужды задавать ему подобные вопросы. Мне только известно, что на этот раз мы держим путь в Базель.
– Берегитесь, сударь, – предупредил меня посланец, – дорога не совсем безопасна. В Эльзасе много разбойников.
– У нас есть все необходимое, чтобы охладить их пыл.
– Очень рад. Мне так много спокойней. Если бы вы замолвили за меня словечко, я счел бы за честь составить вам компанию. Я отлично фехтую, у меня меткий глаз да и опыта в общении с разбойниками не занимать.
– До Базеля это совершенно невозможно. Но вы правы, крепкая рука и храброе, честное сердце – это большая редкость в наше время. Особенно, если к этим достоинствам добавить меткий глаз.
