Через некоторое время он действительно нашел коня и, посадив Тиду перед собой, направился с ней в джунгли. Но поехал он не на север, как она просила его, а на запад. Асал заверил ее, что неподалеку находится тот, кто может ей помочь. Он считал, что у нее сломано ребро, которое врезалось в легкое, и клялся, что такие травмы можно залечить. Ей хотелось ему верить, и она пыталась верить, хотя понимала, что умирает. Дышать ей стало совсем тяжело, а потом — почти невозможно. Внезапно она захотела оказаться не на лошади, а на земле, в каком-нибудь красивом месте. Она попросила его сделать это для нее, и в конце концов, после долгих споров и просьб, он согласился, остановив лошадь на вершине холма с видом на Ангкор-Ват вдалеке.
Асал снял ее с лошади и посадил на большой камень, придерживая сбоку, чтобы она могла видеть храм. В лучах полуденного солнца казалось, что он мерцает огнями, а башни его напоминали горные вершины со сверкающими снежными шапками. Она подумала, что храм не выглядит таким красивым ни при свете полной луны, ни купаясь в приглушенных красках вечерних сумерек.
— Я… не боюсь, — прошептала она и улыбнулась, когда он поцеловал ее в лоб. Его глаза блестели от слез, и она наконец поняла, почему Воисанна так дорожила им.
— Иди к ней, — сказала она и добавила: — Люби ее.
— Побереги свои силы, — попросил он, гладя ее по голове здоровой рукой.
— У меня… их совсем не осталось.
— Именно твоя сила привела нас сюда — не моя.
Воздух, казалось, застрял у нее в горле. Напрягшись, она скривилась, но все-таки сделала вдох.
— Где мне искать моих близких? — спросила она.
— Они сами найдут тебя. Тебе не нужно никого искать.
— Но как… как же они отыщут меня?
Он начал говорить, но вдруг остановился и потер ушибленный глаз.
— Если хочешь, я приведу их к тебе.
— Каким образом?
— Я… я подам им сигнал. И они придут. Я обещаю тебе, что они обязательно придут.
— Ты… сожжешь меня?
— Да, госпожа. Если ты этого захочешь.
— Я хочу.
Он снова поцеловал ее в лоб, и она улыбнулась, ощутив это прикосновение. Даже несмотря на охватившую ее боль, ей было приятно, что о ней кто-то заботится. Прошло слишком много времени с тех пор, как кто-то в последний раз прикасался к ней с нежностью.
Краски дня, похоже, начали блекнуть. Храм вдалеке манил ее к себе. Он уплывал и таял. Асал обещал, что ее предки придут к ней. Они движутся быстрее, чем рассветный луч. Голоса их — песня, их лики — чистое золото. Вскоре она опять будет вместе с ними, а с этим воссоединением придут и радости юности, и красоты мира, увиденные уже другими глазами.
Она верила его словам. А когда сказанное им начало сбываться, она сжала его руку, чтобы он знал, что был прав и что она больше уже никогда не будет одна.
Асал сложил погребальный костер, положил на него тело Тиды, помолился о ней и поджег сухое дерево, после чего взобрался на лошадь и направился на север. За спиной у него в небо поднимался столб дыма; он надеялся, что выполнил данное ей обещание и что души умерших родственников Тиды по этому знаку найдут ее. Он хотел бы побыть рядом с ней подольше, до тех пор, пока костер не догорит, но Воисанне угрожала опасность, и он был вынужден торопиться.
Он обнаружил ее следы неподалеку от Ангкор-Вата и двинулся по ним на север. Верхом на лошади у него было преимущество в скорости, но при этом он находился высоко от земли, так что ему часто приходилось спешиваться, чтобы рассмотреть сухую почву. К своему ужасу, он вскоре понял, что ее преследует группа из пяти или шести человек. Они даже не пытались скрыть свои следы, явно не беспокоясь о том, что за ними кто-то может пойти. Он не мог определить, как далеко они находились от Воисанны и ее сестры, но понимал, что скоро их поймают.
Из-за спешки Асал несколько раз терял след и был вынужден возвращаться. Такие моменты сводили его с ума — он не мог позволить себе никаких задержек. Частично его промахи объяснялись тем, что один его глаз опух и вообще не открывался. В ушах стоял непрерывный звон. Все тело болело, хотя захлестывающие его эмоции отвлекали от боли. Три пальца на левой руке, включая и большой палец, кровоточили, пульсировали и были почти бесполезны для него. Но мизинец и безымянный остались невредимыми, и с их помощью он при необходимости мог удерживать легкие предметы.
С наступлением сумерек Асал слез с лошади и, ведя ее под уздцы, пошел по следу. Он сделал всего несколько коротких остановок, чтобы утолить жажду, продолжая идти при свете луны и используя самодельные факелы, чтобы освещать себе путь. К середине ночи он достиг участка джунглей, выжженного лесным пожаром, и обнаружил остатки записки, написанной Воисанной. Он смог разобрать всего несколько слов, поскольку остальное было затоптано множеством ног, но он узнал ее почерк. Это узнавание вызвало у него одновременно и радость, и смертельный страх. Совсем недавно она была точно жива, но преследователи определенно настигали ее.
Асал задержался в этом месте лишь для того, чтобы попытаться прочитать сохранившиеся слова, а затем с новыми силами двинулся в путь. На голой после пожара земле следы были видны очень хорошо, и он все время подгонял лошадь, так что до рассвета преодолел значительное расстояние. Его израненные пальцы кровоточили, но он не останавливался, чтобы перевязать их. Благодарный этой выжженной пустоши за помощь, он продолжал движение, думая о том, что из-за того, что группа преследователей идет пешком, он с каждым мгновением приближался к ним. Если он догонит их прежде, чем они поймают Воисанну, он просто объедет их и сразу же направится к ней. Однако, если он опоздает, ему нужно будет каким-то образом лишь одной действующей рукой управиться с пятью или шестью воинами.
На рассвете Асал наконец почувствовал, что настигает своих противников. Гарь кончилась, и, боясь потерять след в густом подлеске, он спешился и повел лошадь в поводу; теперь он практически все время смотрел себе под ноги, которые очень скоро покрылись кровоточащими порезами и ссадинами. Он не пытался продвигаться скрытно, чтобы не терять скорость. Впереди с криками взлетали птицы, предупреждая обитателей леса о его приближении. Он ничего не ел, редко пил и торопился, как никогда в жизни, все время подгоняя себя, несмотря на изнеможение. На отдых он остановился только тогда, когда колени его неожиданно подогнулись и он упал, тяжело дыша и с трясущимися от напряжения ногами. Вскоре он снова взобрался на лошадь и поехал, наклонившись вперед, чтобы его единственный здоровый глаз был как можно ближе к тропе.
Большую часть времени Асал был сосредоточен на том, чтобы не потерять следы. Когда же их легко было заметить, он молился, чтобы боги дали ему силы ехать быстрее. Он просил, чтобы они защитили Воисанну и ее сестру, заверяя богов, что девушки ни в чем не виноваты. В своих молитвах он не забывал и Тиду, поскольку надеялся, что она уже возродилась и находится в окружении близких ей людей.
Пока Асал ехал, в нем нарастало непривычное и зловещее чувство. Раньше он всегда сражался за свой народ и свое будущее. Его сабля никогда не обагрялась кровью вследствие ярости или ради мести. Но теперь, когда он готовился к предстоящей схватке, сердце его переполняла как раз ярость — из-за несправедливой смерти Тиды, из-за возможной гибели Воисанны, при воспоминании о бамбуковых щепках, загоняемых ему под ногти. Столько бессмысленных страданий были вызваны одним человеком — Индраварманом. Победить врага — это то, на что воин имеет право и чего от него ожидают, так что Асал не испытывал угрызений совести, завоевывая Ангкор. Но теперь его приводил в ярость захват ими чужой страны, потому что, несмотря на все свои рассуждения и философствования, Индраварман в конечном счете оказался всего лишь жадным и несправедливым правителем. Эта жадность требовала, чтобы Тида всегда была у него под рукой, и эта же жадность погубила девушку. А несправедливость подтолкнула его послать в погоню за Воисанной своих людей, тогда как он вполне мог дать ей уйти. Какую цель преследовал Индраварман, велев поймать Воисанну и заставить ее страдать? Конечно же, он хотел таким образом наказать его, Асала, человека, верой и правдой прослужившего ему столько лет.
Вспоминая о том, что король грозился сделать с Воисанной, Асал распалялся, как ни от чего другого. Только теперь, летя вперед, он осознал, каким мощным оружием может быть ненависть, потому что в данный момент она помогала ему выкладываться, как никогда ранее. Он любил Воисанну и готов был драться за свою любовь, но двигала им именно ненависть. Людей, которых он преследовал, послали причинить ей боль и унизить ее. Хотя насиловать ее они не посмеют, поскольку это Индраварман, безусловно, оставил для себя, но вот с Чаей они могут сделать что угодно.
