Игумен Парфений был в Москве. Царь позвал его готовить Большой собор. Монастырскими делами заправлял келарь Никодим.
Васильев и Кузьма, видно, круто поговорили с келарем. Перевели Аввакума из запечья в иную келью, в каменный мешок. Подтопок без трубы, дым в окошко вытягивает, а келарь, срывая зло на сидельце, келейную дверь приказал завалить землей, окно замазать.
Ладно бы не подумавши! Так нет, пришел, поглядел, покричал в продух:
– В своем же говне утонешь! – И тотчас продух заделали.
Опустился Аввакум на пол, ибо не было в келье ни лавки, ни соломы, закрыл глаза и увидел перед собою открытую книгу и стал читать как по писаному:
«…Подошел к Нему человек и, преклоняя перед Ним колени, сказал: «Господи! Помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду, я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его». Исус же, отвечая, сказал: «О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас?..»
Так вдруг захотелось, чтоб избавил Господь от тюрьмы, погасли строки и буквы.
– Господи! – воскликнул Аввакум. – Разорви сердце мое, ибо беду мою уподобляю твоим страданиям. Грешен, Господи! Готов вопрошать мучителей моих: «Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас?»
Заплакал от непереносимого отчаянья.
В воздухе летел снежок, когда на отдание праздника Воздвижения Животворящего Креста Господня 21 сентября вселенские патриархи вошли в славный город Владимир.
Вечерню служили в древнем Успенском соборе.
Дивились восточные люди красоте древнего русского города. В храмах, как в раю: Господь, Богородица, ангелы, святые подвижники. Написаны дивными живыми красками. Свет от икон и росписей, духовный свет, озаряющий души. Изумлялись гости благородству каменных узоров Дмитровского собора.
Молебствовали возле раки святого Александра Невского, много утешив горожан и деревенский народ, пришедший во Владимир получить благословение через святейших от земли, где остановилась звезда Вифлеема.
Возили патриархов в Боголюбово, в храм на Нерли. Гости томились: до Москвы рукой подать, а долгому хождению конца нет. Да что поделаешь, Артамон Матвеев имел от Алексея Михайловича наказ идти с патриархами тише. На последнем стане в селе Ивановском святейшим назначено быть 1 ноября, на бессребреников и чудотворцев Косьму и Дамиана.
Через Золотые ворота патриарший поезд прошел 24 октября и 29-го был в Рогоже. Там патриархов встречали думный дворянин Иван Богданович Хитрово и архимандрит владимирского Рождественского монастыря Филарет.
Огорошили патриархи встречальщиков. На вопрос Ивана Богдановича, что нужно изготовить в стольном граде ради великого пришествия, кир Паисий Александрийский сказал:
– Мы в пути долгое время, наши мантии поистрепались, поистерлись. Пусть великий государь прикажет, пришлет для всех нас, патриархов, архиереев и священства, пятьдесят мантий.
Кир Макарий Антиохийский согласился с Паисием:
– Красота мантий нужна не для возвеличивания нашего достоинства, но для красоты службы Господу и Царице Небесной. И пусть великий государь прикажет своим слугам, чтобы приготовили судебную палату, где бы нам вершить суд.
Привез Хитрово Алексею Михайловичу уж такое лицо, хоть квашню квась!
– Кого судить собираются?! – ахнул государь, растерянно оглядывая сподвижников. – Неужто про Никона узнали? А ну-ка, скачите, везите Мелетия.
Митрополит газский Паисий сидел с отрешенным лицом.
– Владыка, посоветуй, что делать, – обратился царь к главному затейнику всего действа.
Паисий поднялся с лавки, трижды, в ноги, поклонился Алексею Михайловичу и нежданно подал ему челобитье. Дьяк Алмаз Иванов прочитал:
– «Я пришел в Москву не для того, чтобы спорить с Никоном или судить его, но для облегчения моей епархии от долга, на ней тяготеющего. Я принял щедрую милостыню твою, которой половину украл вор Агафангел: предаю его вечному проклятию как нового Иуду! Прошу отпустить меня, пока не съедется в Москву весь собор. Если столько натерпелся я прежде собора, то чего натерплюсь после собора? Довольно, всемилостивейший царь! Довольно! Не могу больше служить твоей святой палате. Отпусти раба своего, отпусти! Как вольный, незваный пришел я сюда, так пусть вольно мне будет и отъехать отсюда в свою митрополию».
Знал хитроумный толкователь писаний и правил: Алексей Михайлович, соорудивший собор 1660 года его мыслью и его проворством, не отпустит такого советника в решительное для Русской церкви и для всего царства время. Но коли оставит, так и заступится перед приезжими патриархами, которые прежде Никона могут осудить его. Делишки за Паисием Лигаридом числились самые темные, и на Востоке об этом знали.
Алексей Михайлович не понял тонкой игры газского владыки.
– Закончим суд над Никоном, награжу и отпущу! – отставил челобитную Алексей Михайлович.
– Боюсь, великий государь: мое пребывание только осложнит дело. Не меня ли хотят судить патриархи? Много ведь чего сыщут. Отпусти, бога ради!
– Сиди! – рассердился царь. – Не ради тебя ехали… Подождем Мелетия, допросим как следует.
И сидели, не расходились, пока не явился иподьякон.
Спрашивал Мелетия боярин Никита Иванович Одоевский:
– Скажи не лукавствуя, знают ли вселенские патриархи, чего ради позвал их в Москву великий государь? О суде над Никоном знают?
– Ни единый человек о Никоне патриархам не говорил, – ответил Мелетий. – Но святейший до моего похода на Восток писал в Константинополь и в другие места о том, что его нельзя судить за уход. Об этом патриархи знают.
– Смотрел ли стрелецкий голова Матвеев за воеводами, за приказными людьми, когда они подходили под благословение к патриархам? – спросил царь.
– Смотрел, великий государь! Всюду, где были святейшие, был и твой слуга Матвеев.
– Господи, будь милостив к нам, грешным! – воскликнул Алексей Михайлович.
Мелетия отпустили. Спохватились, вернули, приказали узнать у патриархов, сколько встреч делать, дабы не умалить по неведенью их достоинства.
– Довольно пугаться! – сказал наконец царь. – Пришла пора многой радости. Патриархи святого Востока у стен града нашего. Не платье – души приготовляйте для встречи.
А самому нет покоя. Побежал в Столовую палату смотреть патриаршие кресла. Живописцу Кондрату Ивлеву для золочения маковок было отпущено двести листов сусального золота. Да еще сто для большого стола, за которым патриархам сидеть. На этот стол одного сурику кашинского было куплено четырнадцать фунтов. Кресла – как троны, стол – как престол.
Поглядел государь лавки, хорошо ли сукном обиты, поглядел столы, приготовленные для пира. Все было лепо. И вдруг подумал: «А ведь опять-таки для собинного друга стараюсь».
* * *
2 ноября 1666 года Москва встречала долгожданных, желанных, великих гостей: святейшего Паисия, папу и патриарха великого Божия града Александрии и всея Вселенной судию; святейшего Макария, патриарха Божия града великой Антиохии и всего Востока; митрополитов Константинопольского патриархата Филофея Трапезундского и Даниила Варнского, архиепископа Даниила Погонианского; Иерусалимского патриархата архиепископа Синайской горы Ананию…
Перед Земляным валом у Покровских ворот восточных патриархов, митрополитов, священство приветствовал Павел Крутицкий, имевший титул митрополита Сарского и Подонского, а с ним ранее прибывшие в Москву митрополиты Константинопольского патриархата Григорий Никейский и Козьма Амасийский, три архиепископа, епископ, игумены, монахи, белые попы.
Величавый дородный Павел облобызал гостей под ликующий трезвон всех колоколов стольного града. Казалось, небо поет, все птицы поднялись, все люди вышли из домов.
Филипп-бешеный, в цепях, с камнем на шее, рвался к святейшим, щелкая зубами и крича одно и то же:
– Волки прискакали! Волки!
Стрельцы поймали бешеного, связали, заткнули рот тряпкой.
Колокола вдруг умолкли, Павел сказал велеречивое приветствие, выслушал ответ, хоругви и кресты поднялись, колокола зазвонили, и шествие двинулось в Москву между рядами стрельцов, за которыми стояла тесная толпа народу.
Люди падали на колени, протягивали патриархам младенцев для благословения, проливали слезы радости.
Вторая встреча была на Лобном месте. Патриархов приветствовали митрополит казанский Лаврентий и митрополит сербский Феодосий, один архиепископ, один епископ.
Опять были речи, пение псалмов, клики толпы и вопль юродивого Киприана:
– Волки прискакали! Заткните, люди, уши – волки сожрут ваши мозги!
Киприана крепко стукнули, в беспамятство впал.
Шествие через Спасские ворота прошло в Кремль. У соборной церкви Успения Паисия и Макария приветствовали митрополиты новгородский Питирим, ростовский Иона, газский Паисий Лигарид, архиепископ рязанский Илларион, епископ черниговский Лазарь Баранович.
