бой, с трудом могли разобраться в обстановке. Наши стрелки заняли позиции в деревенских садах, а тем временем немцы рассредоточились по всей деревне и отчаянно сопротивлялись. Ни одна сторона не могла добиться решающего перевеса.
Радовало уже то, что наша молодая армия сумела продержаться с десяти утра до трех часов дня. Но мы ожидали большего. Хватит ли у армии сил, чтобы решить поставленные командованием задачи?
То, как сейчас действовали французские войска, напоминало действия прусской армии под Седаном. Огонь нашей артиллерии непрерывно усиливался, а в решающий момент командование ввело в бой резервы. Не прошло и получаса, как прусские и баварские батареи окончательно смолкли.
Французские войска бросились в атаку, но были остановлены беспощадным винтовочным огнем. В наших передовых линиях возникло замешательство. И в этот момент командовавший атакой генерал Барри слез с коня, встал впереди наступавших батальонов и прокричал:
— Мобили, вперед! Да здравствует Франция!
И эти молодые солдаты, которым лишь три месяца назад вручили винтовки, решительно пошли в атаку. Опиравшийся на трость генерал едва поспевал за ними. Он вместе со всеми преодолевал траншеи и с трудом выбирался из них, хватаясь за ветки деревьев. Генерал Барри вел в бой мобилей провинции Дордонь.
Глядя на наступавшую цепь, я невольно вспомнил, как еще недавно пруссаки, да и кое-кто из наших деятелей, пренебрежительно отзывались о частях мобильной обороны. А ведь на самом деле в этих частях служили лучшие сыны отечества. В ряды мобилей вступали бедные и богатые, образованные и безграмотные, горожане и сельские жители. Каждая рота состояла только из земляков, воспитанных в одной вере, в одних идеалах и привычках. Тот, кто дрогнул на поле боя, был не безымянным солдатом 15-го или 97-го батальона, а конкретным человеком из Дордони, которого после возвращения домой его же товарищи прилюдно назовут трусом. В этом и заключалась сила территориальных формирований. В сердцах этих людей колокол родной церкви всегда отзывался сильнее, чем любые патриотические призывы.
— Мобили, вперед! Да здравствует Франция!
Наконец Кульмье был взят. Немцы отошли в северном направлении и попытались создать оборонительный заслон. Однако было совершенно ясно, что вскоре начнется их беспорядочное отступление, поскольку на немецкие позиции уже готовилась мощная атака нашей кавалерии. По плану командования, кавалерия должна была отбросить баварские части навстречу французскому корпусу, который в это время перебрасывали из Жьена в Шевийли. Но кавалерия прекратила преследование баварцев, потому что на ее пути встала никому не известная пехотная часть. И лишь впоследствии стало известно, что в этом месте случайно оказалась колонна парижских вольных стрелков.
После взятия Кульмье нашему отряду приказали прочесать все леса вокруг этой деревни. Но противник бежал, преследуемый огнем нашей артиллерии, и в лесах никого обнаружить не удалось.
Это была полная и безоговорочная победа. Но из-за позднего времени оценить ее масштабы не представлялось возможным.
Местный крестьянин рассказал, что он видел своими глазами, как целый обоз, состоявший из артиллерийских орудий и повозок, двигался в направлении Ла-Боса, но шел он явно не из Орлеана.
Услышав эту новость, наш командир обратился к бойцам:
— У кого из вас лошадь в состоянии проскакать пять, а возможно, и десять лье, если возникнет такая необходимость?
Вызвались около двадцати человек, в числе которых был и я. После этого большая часть отряда отправилась в Кульмье, а нашу группу командир напутствовал такими словами:
— Если верить тому, что рассказал нам крестьянин, то похоже, что немцы вывели свои войска из Сент-Э [121]. Если они решили не оборонять Сент-Э, то, значит, оборонять Орлеан они тоже не собираются. Именно это нам и предстоит выяснить. Дело предстоит непростое, но игра стоит свеч.
VII
Шел дождь вперемешку со снегом. По темной дороге наша группа продвигалась с огромным трудом, но время поджимало, и мы старались как можно быстрее нагнать вражеский обоз.
Через некоторое время мы добрались до пересечения дорог, где нас уже поджидали бойцы, отправленные вперед для проведения разведки. Они сообщили, что в стороне от основной дороги слышали скрип повозок и, скорее всего, это и был уходивший обоз. Правда, было непонятно, что нам делать дальше, ведь в группе было только два десятка бойцов, а этого недостаточно, чтобы захватить целый обоз, тем более ночью, и к тому же не зная, какими силами располагает противник.
Возможно, если бы в тот день наша армия потерпела поражение, тогда, осознав всю сложность подобной операции, мы, скорее всего, повернули бы назад. Но в день победоносного наступления мы были готовы к любым решительным действиям.
— Быстро скачем наперерез, — скомандовал Омикур, — нападаем на головную повозку, разворачиваем ее и перегораживаем дорогу. Восемь бойцов остаются в голове обоза, а остальные рассредоточиваются вдоль дороги. По моей команде открываем огонь по сопровождающим. Галопом марш!
Каждого из нас до того обуяла жажда приключений, что на выполнение приказа командира нам потребовалось лишь несколько секунд. Всем не терпелось остановить повозки и ввязаться в драку.
Однако вскоре наш боевой пыл угас, потому что ситуация вдруг стала развиваться очень мирно. Как и было приказано, мы развернули поперек дороги головную повозку, но в ответ услышали не звуки выстрелов, а мужской голос. Кто-то громко вопил по-немецки:
— Санитарный обоз! Санитарный обоз!
— Всем внимание! — крикнул Омикур.
— Не волнуйтесь, командир, сейчас поглядим. Главное — не дать себя провести. Знаем мы этих немцев. Чуть что, так у них санитарный обоз.
— Вели ему принести фонарь, — сказал мне Омикур.
Я повторил по-немецки приказ командира, но баварец уже выпрыгнул из повозки, зажег спичку и продемонстрировал мне красный крест на рукаве кителя.
— Вы, я вижу, санитар, но что в повозках?
— Повозки, госпиталь.
— Сейчас проверим.
Бойцы взяли лошадей под уздцы и повели обоз на главную дорогу. Эти четырехколесные повозки совсем не были похожи на передвижной госпиталь. Всего их было семь.
— Санитарный обоз, — непрерывно повторял баварец, шедший рядом со мной.
Поскольку ни у них, ни у нас не было фонарей, мы изготовили факелы из соломы, которую обнаружили в повозке. Судя по типу повозок и сделанных на них надписях, это явно был транспортный обоз. Однако баварец, то умоляющим, то угрожающим тоном продолжал настаивать, что в повозках находится имущество полевого госпиталя. Потеряв терпение, Омикур приказал снять брезент с первой повозки.
Оказалось, что там действительно находилось имущество, но отнюдь не госпитальное. Можно было подумать, что перевозится скарб большой семьи, решившей сменить место жительства. В повозке мы обнаружили кресла, платья, занавески, ковры, пакеты с постельным бельем вроде тех, в которых прачки разносят белье
