матери в шерстяных прямоугольных накидках типа небольшого одеяла, закрепленного так, что на спине образовывалось что-то типа мешка, куда и помещался ребенок. Тех, что старше и тяжелее, везли в корзинах ламы. Подростки шли сами и быстро уставали, несмотря на листья коки.
Я предполагал, что мы очень не понравимся кому-нибудь из обитателей тех краев, куда переселялись, что возможны столкновения, поэтому воины шли налегке, готовые в любой момент вступить в бой. Я разделил их на несколько отрядов и расположил в разных частях каравана, чтобы отбили атаку с любого направления. Среди воинов было около двух сотен лучников-аука, в основном молодых парней, захватившие себе жен во время войны с колья. Видимо, ночные кукушки перекуковали всех, убедили переселиться вместе с нами, потому что не захотели жить в пампасах среди дикарей. Хотя некоторым аука нравился статус воина, дававший возможность жить достойно, сытно и при этом не пахать на террасах, не пасти лам…
Мои опасения не оправдались, никто не осмелился напасть. Может быть, потому, что в той местности на было крупной военной силы. Кочевники-хаке уничтожили всех, кто мог угрожать им хотя бы теоретически. Уцелели мелкие полисы разных народов, причем большая часть поселений находилась в горах, в труднодоступных местах, потому что постоянно воевали между собой.
На том месте, где будет Куско, сейчас находится город Акомана, населенный народ аярмака, который говорил на смеси языков народов побережья, пукина и хаке. Саксайваман, который якобы построят инки, уже есть. Целы все три башни и множество других построек. Аярмака не страдают манией величия, не приписывают себе умение изготавливать стотонные мегалиты и строить из них грандиозные сооружения. Они точно знают, что Акоману, как они называют Саксайваман, и другие невероятные постройки возвели виракочи — белые бородатые боги. У них была птица хакаклё (наверное, летающая перерабатывающая установка), которая размягчала камни, переносила массу в нужное место и вылепливала там «гнёзда».
Поскольку я тоже белый и бородатый, аярмака считают меня виракочей, вернувшимся в дом своих предков. Их правитель (пунчау) по имени Атав (Счастливчик) — юноша лет пятнадцати с умными глазами и хилым телом «ботаника» — встретил меня в двух переходах от Акоманы, засвидетельствовал свое почтение, сообщил, что готов освободить мое жилище, переселиться в любое другое место, куда укажу, и напомнил, что аярмака являются родственниками пукина, что у знати обоих народов общие предки, мумии которых хранятся в вака (священном месте). Я поблагодарил за то, что Атав и его предки следили за домом моих предков, и пообещал, что ему и другим знатным людям будет оказано такое же уважение, как и пришедшим со мной, что я не собираюсь вмешиваться в их религиозные обряды, кроме отмены человеческих жертвоприношений, и светские обычаи, что все будет по-старому, только теперь у них есть надежная защита, могут не бояться хаке. О том, что за защиту придется платить, говорить я не стал. Это само собой подразумевается.
— Наши жрецы сказали, что ты должен жениться на моей сестре, — выдвинул единственное замаскированное требование Атав.
Я не стал возражать и против этого династического брака. Оклё была беременной, ей нудна была подмена. Сестру пунчау звали Чъаску. О внешности жены или хорошо, или ничего, поэтому промолчу. Главным ее достоинством было то, что стала хорошей подружкой Оклё
Я поселился с женами и обслугой в круглой башне, у которой были три концентрические стены и пять ярусов. Стены делили внутреннее пространство ярусов на отсеки и заодно были своеобразным термосом. Благодаря им, внутри почти все время одинаковая температура, не жарко и не холодно. Во внешней стене на каждом ярусе, начиная со второго, было узкое окно в сторону города. Во второй стене напротив него второе, побольше, а в третьей — еще больше. В холодные дни их закрывали промасленной белой хлопковой тканью, а на ночь — деревянными щитами. В итоге в центральных круглых помещениях был полумрак, даже в солнечные дни. Верхний ярус был отведен для моих детей, которые еще не родились. На четвертом были наши покои. Третий служил чем-то вроде тронного зала и заодно моим рабочим кабинетом. На втором жила прислуга, а на первом находилась цистерна с водой, которая попадала внутрь по подземному каналу, и склад, в котором хранилась продукты питания, одежда, оружие… То есть можно было запросто выдержать многомесячную осаду. В одной прямоугольной башне расположилась моя родня по обеим женам, оказавшаяся довольно таки многочисленной. Во второй жил вахтовым методом, по неделе, гарнизон. Терпеть их семьи рядом со своим жильем у меня не было желания, но и гонять каждый день на холм тоже не хотелось. Остальные здания служили складами. «Золотовалютные» резервы хранились в том, что у аярмака было храмом бога землетрясений. Я ведь лучше знал, для чего построили помещения мои предки-виракочи.
На том месте, где через несколько веков будет кафедральный собор, построили храм бога Инти, где на стене напротив входа провесили золотой восьмилучник, принесенный из Пакаритампы. Со временем все стены внутри будут покрыты золотыми пластинами с изображением гор, зверей, растений… Рядом с храмом жили жрецы и дочери Инти — девственницы, поддерживавшие огонь в храме. Я сократил срок их обета с пожизненного до достижения двадцатилетнего возраста. У бывших жриц был, так сказать, повышенный социальный статус, поэтому их быстро разбирали в жены, причем даже в семьи знати, не зависимо от происхождения. На замену в день весеннего равноденствия набирались тринадцатилетние девочки приятной внешности и без физических изъянов, а на следующий день со всех подвластных мне поселений в Куско (аборигены произносили Къоско), как я приказал называть столицы, сгоняли всех неженатых парней и девушек, достигших возраста двадцать один год. Им давали день на то, чтобы разбились на пары. Не определившихся женили чиновники по своему усмотрению. ЛГБТ-повестка не конала. Стране солдаты нужны.
Там, где будет «испанский» центр города, построили жилье для пришедших со мной. Ближе к храму обосновалась знать, дальше — беднота пукина, еще дальше — все остальные. Дома им строили всем миром. Я кинул клич, чтобы все, желающие послужить богам, пришли и помогли. Откликнулись даже люди из дальних поселений, включая колья. Работали только за еду, которой было мало, несмотря на то, что с нами поделились аярмака и свободные от службы воины охотились каждый день.
Я приказал погрузить на лам все товары, в которых не было острой необходимости, отвезти на побережье и обменять на еду. Один из караванов, самый большой, отправился в Ичсму и вернулся не только нагруженным до отказа, но и увеличившимся почти
