Месяц пролежал король Англии в постели, рана не заживала, положение ухудшалось, боли становились все сильнее, все назойливее.
Вильгельм призвал к себе Ланфранка, не раз выручавшего его в безвыходных ситуациях, долго говорил с ним, ставшим теперь архиепископом Кентерберийским. О чем говорили эти два человека, совершившие столь грандиозное дело на Альбионе? Может быть, о своих победах – говорить об этом приятно даже смертнику? Может быть, и об этом говорили они. Но, вероятнее всего, тема последних бесед Ланфранка и Вильгельма была иной. Через несколько дней Ланфранк уехал в Англию. Вильгельм некоторое время о чем-то напряженно думал. Он действительно сделал великое дело, заложив основы государства, новой нации. Вильгельм мог считать себя счастливым человеком. Он добился всего, о чем мечтал.
Но счастливым человеком король Англии себя не считал. Счастливые люди отличаются от всех остальных прежде всего душевным спокойствием, внутренним равновесием. Их очень трудно вывести из себя, особенно в таком серьезном возрасте.
– Это так, – подумал вслух Вильгельм.
– Ты что-то сказал? – спросил Гильом, не отходивший от постели больного вместе с младшим братом Анри.
– Позови писаря, – повелел монарх очень спокойным голосом. Перепуганный сын вышел из опочивальни, вскоре вернулся.
Король молчал.
Никогда раньше о счастье он не думал. Он его добывал своими победами. Много у него было побед. Вошел писарь.
– Запиши, – властно повелел король. – На восстановление разрушенных в Манте-на-Сене церквей я выделяю, – и он назвал такую сумму, которая удивила сыновей. Вильгельм продолжил: – Выделить монастырям и на бедных Англии…
Денег в государственной казне было много, может быть, потому, что никогда ранее Вильгельм не разбазаривал их налево и направо, но личных средств у Вильгельма было очень мало.
– Так надо, – сказал он, заметив удивление сыновей, когда они остались одни.
Счастливые люди не нуждаются в прощении. Прощение не покупается и не продается. Вильгельм и об этом знал. И Ланфранк знал об этом. И все же король Англии, после разговора с архиепископом Кентерберийским решил, что нужно восстановить церкви в Манте-на-Сене и выделить деньги на монастыри и бедных Англии.
– Позовите писаря, – попросил вечером Вильгельм, и сыновья беспрекословно исполнили просьбу отца, хотя и волнуясь.
– Повелеваю освободить из темницы Моркара, Сиварда Бьёорна, Вульфнота – брата Гарольда, норманна Роджера, Эда, епископа Байеского, брата моего по матери.
Вильгельм почувствовал близкую смерть – это она потребовала от него столь решительного шага. Он исполнил ее волю, надеясь ублажить ее, остановить на безопасном от себя расстоянии. Несколько дней после этих указов лицо Вильгельма светилось надеждой.
Он был несчастным человеком: надежда вскоре покинула его. Это заметили все.
Даже брат его, епископ Эд, герой битвы при Гастингсе, поддерживавший дюка Нормандии во всех начинаниях, не смог согласиться с политикой короля Англии: очень многих близких к Вильгельму людей отпугнула жестокость и коварство, бесчеловечность монарха. Сын Роберта Дьявола был Победителем. Победителей не судят? Победителей судят. Такие люди, как епископ Эд. Они не приговаривают к смертной казни виновных, не делают им зла. Они уходят от них. Это – страшный приговор. Только сейчас, на смертном одре, Вильгельм понял это.
Сорок дней лежал он в постели, боролся с болезнью, вспоминал матушку свою, родившую его «незаконно», но по любви, пытался откупиться щедрыми дарами от грехов своих.
ОГОНЬ, ЗЕМЛЯ И ПОСЛЕДНЯЯ ПРОСЬБА ВИЛЬГЕЛЬМА
«Злу высшему равна законность высшая».
Теренций Публий. Римский комедиограф. II в. до н.э.
«И справедливость, и польза требует, чтобы вы заботились о тех, от кого можете получить и добро и зло».
Лисий. Афинский оратор, историк. V-IV вв. до н.э.
Уже более пятидесяти дней Вильгельм лежал в постели, и всем было ясно, что король Англии не справится с недугом. Он умирал. Могучий организм сопротивлялся семь недель, восемь. Младшие сыновья Вильгельма, Гильом Рыжий и Анри, не отходили от постели отца, но старший – Роберт – в замке не появлялся. После ссоры с отцом он не хотел показываться ему на глаза.
Пришел час прощаться с этим миром. Вильгельм, внутренне еще надеясь выжить, не рискнул оттягивать с завещанием. Роберту он оставил родовую область – Нормандию, но Альбион не завещал никому. Сыновья удивились. Он тихо произнес:
– Я сам добыл эту корону не по наследству, но силой и ценой крови. – Сыновьям это не понравилось, хотя они прекрасно знали, что отцу так и не удалось изменить обычай на Альбионе и превратить Англию в наследственную монархию. Они хотели поспорить с отцом, доказать ему, что слово и желание короля стоит многого, что собрание Витана обязательно прислушается к его мнению – так и было во времена Альфреда Великого, Этельстана, Кнута Могучего! Почему бы не назвать своего преемника?!
Младшие сыновья стояли у постели и молчали. Вильгельм, уже с трудом открывая глаза, сказал:
– Я, конечно же, хочу, чтобы корона досталась Гильому, только собрание Витана может не утвердить…
Голос его затих.
Анри, младший сын, долго смотрел на отца. Тот молчал. Юноша не выдержал, спросил раздраженно:
– А что мне, отец?
– Я завещаю тебе 5000 ливров. Это немало, – сказал Вильгельм.
Анри, стараясь быть спокойным, ушел к казначею, уже знавшему, что делать, приказал выдать деньги. Очень внимательно взвесил он завещанные 5000 ливров, затем уложил свое богатство в сундук, закрыл его. К отцу сын больше не спешил, хотя тому было все хуже.
10 сентября на утренней заре Вильгельм открыл глаза, прислушался к звону колоколов Сент-Мариинской церкви, просветлел лицом и, подняв руки, громко – как мог громко – сказал:
– Поручаю себя Пресвятой Марии, Матери Божией!
Все присутствующие вздрогнули. Вильгельм опустил руки на постель и скончался. Старший медик на всякий случай удостоверился в смерти короля Англии Вильгельма I Победителя (кто-то звал его Незаконнорожденным, Побочным, кто-то Завоевателем), и все, кто находился в этот миг в опочивальне сына Роберта Дьявола, позабыли про все на свете, про Бога забыли они и бросились наперегонки во двор, вскочили на коней и поскакали по домам.
Король умер!
Умер, умер! Из родового дворца в Руане скакали, бежали бароны, рыцари, медики, слуги, вассалы с посудой, одеждой, бельем, оружием, всевозможными украшениями в руках. Все, кто еще минуту назад осторожненько ступал ногами по полу, горестно, едва удерживая горючие слезы, кто старался быть поближе к умирающему, чтобы всем своим видом показать полное послушание этому могучему человеку, все они теперь бежали, скакали с наворованным добром подальше от замка.
Повелители! Они так часто говорят: «На вершине власти. На вершине славы. На вершине могущества». Не зря так часто упоминается слово «вершина» по отношению ко всякого рода вождям, королям, царям, императорам. Действительно, человеку, взирающему на могущественного повелителя, может показаться, что он находится на вершине огромной и прочной пирамиды, откуда он и видит все, и понимает, и руководит племенем ли, страной, империей. А разве не так?
Может быть, и так. Но жизнь Вильгельма и безумный бег его вассалов, близких друзей, слуг, дворцового люда сразу после кончины Победителя говорит о том, что если даже существовала некая пирамида, то расположена она была «вверх ногами», то есть вершиной вниз, а сын Роберта Дьявола не восседал на «вершине власти», разводя то и дело руками в разные стороны и гордо повторяя: «Это делайте так, а то – так», но шел по кочковатой земле с огромною ношей на плечах – громадной «пирамидой власти». Более сорока лет тащил он на своих плечах тяжелый груз. Кто только не мечтал попасть в его «Пирамиду власти»! Кому это удавалось, первое время радовались, но затем упрямство и жестокость Победителя многих отпугивали, и хорошо, если им самим удавалось благополучно спрыгнуть с «Пирамиды власти», прихватив, естественно, то, чем любая власть особенно дорожит – богатство. Чаще – гораздо чаще! – Вильгельм сам сбрасывал вниз неугодных ему, отправлял их в темницы, а то и в могилу. Своих решений и приговоров он не менял. Только близкая смерть вынудила его отпустить людей из темниц. Но – как много покорноголовых «добряков» вертелось возле этой пирамиды в надежде забраться на нее! Вильгельм тащил свой тяжкий воз более сорока лет. И вдруг он умер. И «пирамида», державшаяся на его могучих плечах, рассыпалась, будто бы из сухого песка волею Победителя сотворенная. Воли не стало – волю смерть взяла – и «пирамиды» не стало.
Но разве это воля?
Воля. Воля.
Обыкновенная, человеческая, имеющая свойство умирать вместе с человеком, лежавшем в своем родовом замке без присмотра, без одежды. «Голый король» – неужели это о Вильгельме?
