Хьюскен называл Макао – «tomb», то есть гробница, надгробный памятник. Говорил, что тут все в разрухе, все валится.
Правда, чувствуется некоторый застой в торговле. Многих товаров нет. Нельзя сухарей и риса запасти. Римский-Корсаков заказал в Гонконге.
Гонконг перебивал торговлю у португальцев, но еще не съел Макао, хотя, видимо, много соков высосал. Великий торговый путь идет теперь не через Макао. Новый губернатор все это понимает. Португальцы хотят взяться за дело, идет постройка новых складов. Макао далеко не «томб», а прекрасный, удивительный городок. Гостеприимные дома, любезные хозяева, никаких следов былой португальской колониальной свирепости. Хотя солдаты – негры и колониальная держава еще чувствуется.
Прелесть набережная Прайя-Гранде; вдоль всего восточного побережья; с дворцом губернатора, с большими, старинной постройки особняками грандов и зданиями торговых компаний. Собор с фресками.
Хьюскену не понравилась картина в соборе. Изображено, как Иоанн Креститель отражает в XVI веке голландское нападение с моря на Макао, командуя португальцами. Но тут у Хьюскена задета голландская гордость!
Римский-Корсаков ежедневно ездил на берег один или со своими офицерами то в гости, то по делам, и очень нравилось ему пройтись по великолепной Прайя-Гранде, где вечером, сидя на скамейках у каменистого парапета или прогуливаясь, любезничают парочки разнаряженно европеизированной до мозга костей молодежи.
– Ах, разве вы не знаете, почему на самом деле Сибирцева отправили из Гонконга? – с недоумением воскликнула Катти. Она приняла вопрос Римского-Корсакова как наивность.
Мисс Катти расхохоталась звонко и раскатисто. Милое дитя, прелестное создание! Она уверена, что Сибирцев не пропадет. Слышала о нем. Желала бы познакомиться.
Посьет прошел на шлюпке мимо «Оливуцы» к пароходу, ожидавшему на рейде. Помахал рукой.
И «Оливуца» скоро уходит, исправления сделаны. Судно перешло от островка к городу. Из Гонконга буксир привел баржу с рисом, мукой, маслом и всем остальным, что заказывали. Корсаков и Ельчанинов съездили в Кантон, но неудачно. Их отравили китайцы хлебом, приняли за англичан. Теперь оба поправились, разгуливают по палубе.
Посьет уже на пароходе, прощается с Макао, чего давно желал. Вскоре исчезло двухтрубное судно, оставив над морем в тихом воздухе черные полосы дыма.
«Скоро и мы пойдем. А что-то у нас на Амуре?» – вдруг вспоминает Римский-Корсаков. Разве дело в мести Никольсену!
Глава 41
«АВРОРА» СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ
...Романская богиня рассвета... она была матерью ветров... и звезд.
Британская энциклопедия
На корабле «Аврора» не знали о происшедших событиях, как и о тех дальнейших действиях, которые предполагались союзниками в Китае. «Аврора», выйдя из гаваней северного Приморья, не заходила ни в один порт по пути в Гонконг. Но если бы и знали о войне с Китаем, все равно бы зашли в Гонконг. Фрегату нужен ремонт.
Взяв лоцмана, который рассказал новости, пошли в пролив. При полной парусности, во всем устаревающем великолепии, так трогающем еще до сих пор сердца моряков всего света, с резной богиней на носу. Заслышались команды на русском языке.
На судах и на берегу множество людей смотрело на корабль из страны, которая так долго считалась неприятельской.
Убрали паруса и на буксире шлюпок поползли среди множества торговых и военных судов, стоявших на якорях и у причалов или двигавшихся по проливу, похожему на реку.
– Э-э, господа, а здесь не на шутку война! – сказал капитан Изылметьев, вытирая лысину платком. У старого вояки глаз наметан, понял, что означает погрузка войск, китайские джонки под британским флагом с пушками на носу и на корме, небольшие госпитальные суда.
Ничего не знали, но все узнавали быстро. Шлюпка сходила на берег. «Будут ли ответные салюты?» Ответ доброжелательный.
Раздался гром русских орудий в Гонконге. Ну что же! Салюты славному флагу владычицы морей! Флагу губернатора и посла! Неприступной крепости Гонконг. Докам Купера и прославленной британской промышленности.
Орудия крепости отвечали выстрелом на выстрел.
Хотя войска грузились, но война на Кантонской реке, видимо, утихла. В газетах описываются схватки на воде под заголовком: «Охота за джонками».
Простым глазом видно, на противоположном берегу пролива возведены укрепления из мешков с песком, над ними поднят Юнион Джек на мачте и прохаживается британский часовой с ружьем. Ну, видно, англичане осуществили свою мечту – заняли материковый берег пролива.
Госпитальные суда не уходят. Раненых и убитых, как рассказывают портовые служащие, мало, гибли массой китайцы, бессильные против современной артиллерии. В городе все, с кем пришлось встречаться, даже американцы и немцы, склонны полагать, что иначе и быть не могло, всякому терпению есть предел, что, несмотря на жертвы, понесенные Китаем, этого урока еще мало, мандарины упрямствуют.
Изылметьев сидит за огромным столом на обеде, который задают гостям английские офицеры кораблей, не вовлеченных в военные действия. Добрый, усатый, боевой капитан с толстым носом, рыхловатый на вид, он одержал победу? Как это могло быть? На него украдкой поглядывают молодые англичане, полагая, что не столько он победил, сколько мы оплошали. Вообще старшие чины русских толстоваты, и лица у них некрасивые, не производят впечатления.
Разговоры, как в Кантон вошли английские и французские войска. Союзники, видно, впитались в Китай. На Кантонской реке опять начались перевозки и уже пошли пассажирские суда. Военный флот несет службу на всем пути до Кантона, и корабли готовы к отражению новых нападений. Все почти как в мирное время.
Англичане смеясь рассказывали, что в городе всем известно, что неуловимый фрегат «Аврора» пришел с самыми прекрасными намерениями, и все хотят видеть загадочный корабль бывших противников.
Уже пили за здоровье королевы и за здоровье молодого императора России.
Лейтенант Фесун стал рассказывать, как ночью в Татарском проливе адмирал Путятин на шхуне «Хэда», идя из Японии, проскользнул под кормой английского крейсера ночью и ушел в Амур.
– Черт побери! – вскричал молоденький лейтенант Каллаган, сын известного Каллагана. – Это была моя вахта!
...В эту ночь вечный труженик моря коммодор Чарльз Эллиот стоял с непотушенными огнями на своем винтовом пароходе-корвете на реке Жемчужной у острова Дент, где когда-то в годы молодости он сражался с китайцами. Войну, какую теперь начал Пальмерстон, смело и без объявления, затеял тогда сам Эллиот.
Дул холодный ветер с дождем. И в такую погоду наблюдать за рекой приходится. Форты у входа в реку разрушены. Но с верховьев время от времени появляются вооруженные мелкосидящие суда и совершают ночные нападения. Мандаринская джонка или просто лодка неслышно подойдет к военному кораблю и взорвет его вместе с собой.
Над рекой Жемчужной черная зимняя ночь, ни зги не видно. Исчезли во тьме близкие острова с плодородными низинами и берега с дамбами и журавлями для качания воды. На баржах, шедших с грузами из Кантона и вставших на ночь на якорь вблизи военного судна, огни тоже не погашены.
Компрадоры уже ведут операции: прием грузов опиума и других товаров. Возобновлены и перевозки в занятый англичанами Кантон.
Снизу, звонко шлепая плицами, идет небольшой колесный пароход. В этом нет ничего удивительного. Пароход как пароход, не может принадлежать мандаринам. Гонконгские шкипера отлично знают реку, она промерена, обставлена знаками, и кое-где впервые горят сигнальные огни, поставленные после победы англичанами.
– Коммодор Чарльз Эллиот!.. – кричат с парохода в трубу, равняясь с военным кораблем. – Его превосходительство коммодор Эллиот!
– Что вам надо?
– Срочно нужен коммодор Чарльз Эллиот.
– Зачем вам?
– Передать срочное сообщение из Гонконга, – продолжал голос с американским акцентом.
– Где это сообщение? Подайте сюда!
Видимо, какой-то коммерсант идет в Кантон за баржами с шелком и фарфором на своем быстроходном пароходике с новой машиной. Возможно, что с ним кто-то из офицеров с пакетом для коммодора. Или, может быть, что-то надо передать. Американец не соглашался говорить ни с кем, кроме коммодора.
В трубу ответили, что коммодор сейчас будет.
За Эллиотом сходили вниз.
– Коммодор Чарльз Эллиот слушает! – раздался над ночной рекой голос, который знали на всех морях и побережьях.
– Коммодор Чарльз Эллиот? – переспросил американец.
Это был Сайлес Берроуз. Он начинал восставать из нищеты и ничтожества. Сначала мистер Вунг частично покрыл его долги и тайно одолжил сумму денег. После разгрома мандаринов купцы стали возобновлять сделки с Берроузом. «Боуринг меня подвел и разорил. И Боуринг, сам того не желая, выручил. Он воевал для бизнеса, значит, и для меня!» Сейчас, ночью на реке, Сайлес чувствовал, что снова становится человеком.
