— Не пощадил даже своих собственных горожан? — прервала царица.
— Да, не пощадил за ту обиду, которую ему нанесли его горожане во время нападения Гарегина Рштуни. Но это еще не все, государыня. Из Вана Меружан отправился в город Заришат области Алиовит, взял в плен десять тысяч армян и четырнадцать тысяч евреев. Оттуда он пошел на город Зарехаван области Багреванд, взял в плен пять тысяч армян и восемь тысяч евреев. Оттуда пошел на город Ервандашат области Аршаруник, взял в плен двадцать тысяч армян и тридцать тысяч евреев. Затем направился в город Вагаршапат области Айрарат, взял в плен девятнадцать тысяч армян, перебил взрослых и пощадил лишь женщин и детей. Оттуда пошел на город Арташат, взял в плен сорок тысяч армян и девять тысяч евреев. Затем направился к городу Нахчеван области Гохтан, взял в плен две тысячи армян и шестнадцать тысяч евреев. Видишь, государыня, всех их он пленил взамен одного человека — Вормиздухт.
— Что же он с ними сделал? — в ужасе спросила царица.
— Часть из них Меружан держит на правом берегу Аракса против Арташата, а большую часть — возле Нахчевана. Он ждет лишь тебя, государыня, чтобы отправить вместе с твоим народом в глубь Персии. Он скоро явится и пригласит тебя в путь.
— И это радует тебя, наглец? Этим ты отвечаешь на все те милости, которыми мой царственный муж осыпал тебя? Благодаря ему ты поднялся из неизвестности и дошел до самых высоких должностей. Неблагодарный! В самый тяжелый, тревожный момент для родины, вместо того, чтобы защищать ее, ты протянул свою изменническую руку врагу. Тебе было поручено имущество царя, его семья, и ты, если бы имел хоть каплю честности, должен был положить свою жизнь за них, а ты радуешься несчастью, постигшему царский дом. Этого мало! Ты осмеливаешься своими гадкими устами поносить меня и твоих благодетелей Аршакидов! Да! Их следует порицать за то, что они удостоили таких высоких должностей столь подлое и низкое существо, как ты!
— Эти должности достались мне по праву, государыня. Это наследственная привилегия моих предков, — холодно ответил Мардпет. — Кто бы посмел уничтожить княжество Мардпетакан?
— Мой царственный супруг.
— Да, он стремился к этому… Он хотел уничтожить все нахарарство, но уничтожил только самого себя. Однако оставим это! Я не скрываю, государыня, своей ненависти ко всем Аршакидам и своей радости, что ты наконец будешь наказана. Все эти бедствия — результат твоего упорства. Если бы ты, когда царь Шапух приглашал тебя в Персию, приняла его приглашение, если бы ты, когда Шапух осадил крепость, сдала ее без боя, не произошло бы всех этих бед. Тебя увезли бы в Персию и заключили вместе с твоим царственным супругом в крепость Ануш, и на этом все кончилось бы.
— И ты воображаешь, что династия Аршакидов прекратилась бы! — воскликнула царица в глубоком волнении.
— Да, государыня! Она должна прекратиться. Чаша терпения переполнилась, и наступил час возмездия…
При этих словах Хайр Мардпета глаза царицы зажглись огнем ненависти; она бросила угрожающий взгляд на изменника и ответила со строгостью в голосе:
— Пусть это не радует тебя, негодяй! Пусть не торжествуют и твои гнусные единомышленники! Если Меружан превратил в развалины мои города и увел в плен жителей, то от этого Армения еще не опустеет! Если он возьмет меня в плен и заключит в крепость Ануш вместе с моим супругом, то от этого династия Аршакидов не прекратится! Я готова. Я знаю, что ты, уйдя отсюда, сообщишь, как предатель, персам, что крепость безлюдна. Иди, сообщай! Пусть явятся и захватят меня! Я не боюсь ни смерти, ни заключения. Но прибудет наследник престола Армении — мой сын, да, он приедет из Византии и отомстит злодеям и за отца и за мать.
На холодном лице Мардпета появилась саркастическая улыбка.
— Не утешай себя этой надеждой, государыня, — сказал он, иронически покачивая головой. — В тебе говорит огненная кровь сюнийки и безудержное высокомерие Мамиконянов. Послушай, государыня! Тяжкие грехи, обременяющие твою душу и душу твоего царственного супруга, никогда не допустят, чтобы Армения была спасена вами и чтобы трон Аршакидов снова был восстановлен. Повторяю, чаша справедливой мести переполнилась, и наступил час возмездия. Бог требует от вас ответа за пролитую кровь принесенных в жертву людей. Я не чужой, мне известны все преступления, которые совершались в вашем дворце. Я видел и молчал, потому что боялся твоего супруга. Ты сама, государыня, только с помощью убийства получила титул царицы. Как сейчас, стоит перед моими глазами несчастная Олимпиада, которую ты велела умертвить. Ее смертью ты заплатила за царский венец. А сколько таких же несчастных принесены в жертву твоим страстям и твоему тщеславию? Ты скрылась в этой крепости в надежде, что крепость спасет тебя. Но видишь, тебя постигла божья кара. То, чего не мог уничтожить меч врага — множество людей, что так храбро сопротивлялись врагу, — оказались уничтоженными по воле бога чумой и голодом. Да и должна ли эта крепость быть тебе оплотом? Вспомни, кому она принадлежала! Каждый ее камень обагрен кровью несчастных Камсараканов, которых повелел перебить твой супруг и родовое имущество которых он незаконно захватил. Души их вопиют перед богом, требуя справедливости и возмездия!
И он стал подробно перечислять все прегрешения ее и царя Аршака, сказав под конец:
— Вот они, все доблестные подвиги Аршакидов. Этот нечестивый дом должен быть разрушен, и только тогда Армения обретет спокойствие.
— Под игом персов?..
— Да! Под игом персов, которое все же легче, чем невыносимый деспотизм Аршакидов.
— Вон, злодей! — закричала царица, вскакивая с сидения. — Если царь и царица проливают кровь, то это не преступление, они, как и боги, имеют на это право. Они это делают ради блага людей. Изымают дурных, чтобы спасти хороших…
Ее громкое и грозное восклицание разбудило служанок. Шушаник и Асмик, как два гневных ангела, вбежали в комнату и, направив на дерзкого посетители свои стрелы, закричали:
— Позволь нам, царица, убить этого негодяя!
Хайр Мардпет улыбнулся, посмотрел на юных девушек и покинул зал.
Едва забрезжило утро, едва весело защебетали птицы, как воздух огласился иными звуками — дикими, грозными. То были оглушающие звуки труб и барабанов у самых стен крепости.
Заслышав их, царица сразу поднялась с места.
После ухода Хайр Мардпета она всю ночь не сомкнула глаз. В печальном раздумье сидела она и ждала. И вот наступила роковая минута.
Но царица была уже готова ко всему. Ее сердце было умиротворено, совесть спокойна. Она боролась за опасение страны в меру своих сил. Остальное она возлагали на волю провидения. Медленными шагами направилась она в угол комнаты и опустилась на колени. Подняв к небу полные слез глаза, скрестив руки, она надолго забылась в молитве. Она молилась, как осужденный в последние минуты своей жизни. Ей хотелось поговорить с богом и излить перед ним все свои желания и мольбы.
Молитва успокоила и утешила ее взволнованное сердце. Она вытерла слезы и поднялась с колен. В последний раз грустным взором окинула она свой пышный чертог, любимые предметы, которые скоро должны были стать добычей персидских воинов.
Затем она прошла в опочивальню, где спала царевна Вормиздухт. Подошла к постели. Ей было жаль нарушить сладкий сон прелестной девушки. Стоя неподвижно, она молча смотрела на нее. Вспоминала ее ночной разговор и радовалась. В комнате было жарко, и царевна разметалась, откинув легкое одеяло в сторону. Ее пышная грудь обнажилась, завитки изящных кудрей рассыпались по прекрасному лицу. Царица наклонилась и поцеловала раскрасневшееся личико. Девушка не проснулась. Стоя, долго продолжала царица разглядывать девушку. Но какое-то смятенное чувство вдруг всколыхнуло ее успокоившееся было сердце. Ее большие глаза вспыхнули и по спокойному лицу пробежала судорога. Дрожащей рукой она прикоснулась к своему пылающему лбу и прислонилась к стене, чтобы не упасть. Так оставалась она несколько минут. Ее злоба постепенно разгоралась, ее смятенное сердце билось все мятежнее. «Она не должна принадлежать этому злодею!»— прошептала она, приближаясь к постели. И снова с ужасом отвернулась, прислонившись к стене.
«Нет! Нет!.. — подумала она после долгих колебаний, — этой кровью я не обагрю своих рук. Правда, я поклялась, что Меружан, переступив порог моей крепости, увидит повешенный труп любимой девушки. Но чем виновато это невинное существо? Пусть она живет и пусть мучает Меружана. Нет наказания более жестокого и тяжкого, чем отвергнутая любовь. Пусть Меружан, совершивший ради этой девушки столько преступлений, вдруг убедится, что Вормиздухт его ненавидит и отказывает ему в любви. Она мне это обещала, и я убеждена, что она исполнит свое обещание».