Василию подумалось, что, может быть, этими же местами проезжал когда-то и владыка Николай, навещая Петербург во время своего миссионерства в Японии. Любовался ли он этой кедровой рощицей на взгорке? Была ли уже при нем выстроена эта белая церковка, что поднялась над озерной гладью и повторилась в ней?
Маша, видно, понимала, как всегда без слов, что творится в его душе, и все больше помалкивала, только брала иногда его большую сильную руку в свои горячие ладошки и поглаживала, словно успокаивая.
Новосибирск начала тридцатых годов сразу выдавал свое происхождение: город вырос стремительно из небольшого железнодорожного полустанка, ибо угораздило приютиться этому полустанку в аккурат на пересечении большой реки с не менее большой железнодорожной магистралью. Еще два года назад назывался он Новониколаевском, а при своем основании и вообще Новой Деревней.
Деревня – не деревня, а пристанционный поселок здесь еще очень чувствовался, и самыми значительными строениями оставались склады на набережной да солидные купеческие лабазы и дома: верх деревянный, низ каменный. Впрочем, радели сибирские купцы и о душе: строили церкви и, сложившись, даже разорились на здание для театра, в котором не гнушались гастролировать и труппы из крупных городов.
Это потом будут в Новосибирске и большие промышленные предприятия, и Сибирское отделение Академии наук, и другие вузы, а в те времена, когда приехали в этот город Ощепковы, главным было для Новосибирска вот это его перевалочно-транспортное да еще военно-стратегическое назначение.
* * *
Не успели устроиться, сразу началась служба: все та же переводческая работа в разведотделе. Только востребован был не один японский язык, а и китайский, и английский. Что-то еще скребло на душе, когда появлялась на столе рисовая бумага с вертикальными рядами иероглифов, но Ощепков заставлял себя помнить о том, что эта дорога теперь для него накрепко перекрыта пограничным шлагбаумом, и навсегда остались позади острые крыши пагод, реликтовые криптомерии и картавая японская речь. Он и не тосковал об этом, просто не любил оставлять за собою незавершенные дела и неиспользованные возможности.
* * *
Судя по времени, могли через разведотдел штаба СибВО, среди прочего секретного материала, уже идти из Нанкина в Центр донесения Макса Клаузена, а из Шанхая – первые весточки от обосновавшегося там в ту пору Рихарда Зорге.
* * *
Однако переводы переводами, а почти сразу заинтересовала новосибирцев и тренерская работа Ощепкова: его попросили сделать доклад на собрании ячейки ОСОАВИАХИМа при штабе СибВО. В протоколе собрания отмечалось, что «докладчик успешно продемонстрировал ряд приемов дзюу-дзюцу и на заданные ему вопросы дал исчерпывающие ответы. Из показанных приемов можно было заключить, что дзюу-дзюцу – действительно глубоко продуманная и хорошо разработанная система самозащиты».
Надо было всячески использовать и развивать этот возникший интерес, и Василий предлагает даже устроить показательные выступления в местном цирке, где берется успешно отразить попытки пяти-шести нападающих одновременно.
* * *
Снова, как в 1914 году, по возвращении Василия в Россию из Японии, из Кодокана, востребованными из всего комплекса дзюдо становятся прежде всего приемы защиты, контрприемы. И это наводило на определенные размышления: может быть, в самом характере русского народа нет агрессивности, потребности нападать?
Не тогда ли все с большей определенностью начали формироваться у Ощепкова мысли о создании именно оборонительной чисто русской национальной системы единоборства?
Доклад Ощепкова был обсужден особой комиссией ячейки, и было решено досконально изучить, чем полезна будет новая борьба для укрепления Красной Армии, а пока прежде всего создать группу по изучению этого единоборства из сотрудников штаба.
Вскоре были организованы также женские группы по изучению приемов самозащиты при штабе и группы при школе милиции, при Новосибирском отделении общества «Динамо».
Словом, работы было по горло: впору было вызывать к себе в помощь инструкторов из того, владивостокского, выпуска.
А пока очень кстати вынырнул откуда-то Яша Перлов и с охотой взялся вести занятия в группе, созданной при ОГПУ.
Василию нравилась эта кипучая деятельность: это тебе не бумажки в штабе перебирать. Оставалось только по-прежнему больной точкой здоровье Маши. Правда, врачи обнадеживали, что, несмотря на окружающие город сырые низины и болотины, на высоком песчаном берегу Оби есть вековые целебные сосновые боры, и воздух там летом «чистый скипидар». Но до лета надо было еще дотянуть, а Маша таяла на глазах, и уже страшно было уходить утром на работу, оставляя ее одну. А в больницу она не хотела – уверяла, что дома и стены лечат.
Было и еще одно дело, которое хорошо было бы решить уже в первые недели по приезде. Несколько раньше Ощепковых, еще в самом начале осени, сюда же, в Новосибирск, уехал Коля Мурашов, прикомандированный к Яше Перлову, который, как сейчас выяснилось, оказался и не пехотинцем вовсе, и не из младшего комсостава – из ОГПУ. Может быть, это и имел в виду Коля, задавая тот давешний свой вопрос о Перлове?
Сейчас Яков на вопросы о Коле Мурашове отвечал как-то уклончиво: да, мол, ехали вместе, а теперь Николай где-то на гражданке, по слухам, работает…
– Давно его не видал! – признавался Яков, глядя открытыми честными глазами. – Слыхал, что будто его и в органы со временем собирались брать…
Николая не следовало снова терять из виду. Василию почему-то не нравилось, что этих двоих однажды может свести служба: очень уж они разные, да и опыт жизненный у них, похоже, различный – ну какой из Коли чекист?
* * *
Впрочем, зря, наверное, опасался наш герой за своего младшего друга – жизнь показала, что не так-то просто было определить, кто был кем в этой паре Перлов – Мурашов. Во всяком случае, последний на роль младшенького не очень-то подходил, имея в виду пройденную им школу беспризорничества. Да и дальнейшая жизнь давала ему немало довольно жестоких уроков распознавания людей. Что касается физической подготовки, то, может быть, из Перлова и вышел неплохой инструктор дзюдо, но не было за ним ни уличных боев без правил, ни мудрой школы тайцзицюань под наставничеством Чанга, который готовил из Коли все-таки «сына воина».
Честно говоря, при всей относительной устроенности моего владивостокского житья, я почему-то все время ощущал его временность: в самом деле, не мог же я навсегда остаться при штабе ординарцем, рассыльным или связным – как ни называй мою должность. И в то же время я не видел для себя никакой перспективы, не представлял, что мне делать с собою дальше.
Обременять заботами о своем будущем Василия Сергеевича я не мог и не хотел, а кроме него, казалось мне, до меня и дела никому не было. Разве что Чангу – но тот был далеко. Я пытался написать ему, но мои послания самому мне казались такими путаными и расплывчатыми, что я не решился отправить ни одно из них.
Но, оказывается, был-таки человек, которого я почему-то интересовал и который решил взять на себя устройство моего будущего.
Как-то однажды, все на той же штабной лестнице, меня снова остановил Яков Перлов.
– Потолковать надо, – значительно сказал он и вывел меня в ближайший скверик.
– Вот ты меня избегаешь, – с мягким укором сказал он, когда мы уселись на облупленную садовую скамейку, – а я, браток, о тебе таки все разузнал: и про твое сиротство, и про доктора, и про Харбин. Ша! – остановил он меня, когда я вскочил и уже хотел было спросить его, какое ему до всего этого дело. – Ша, мальчик. Сядь, тебе говорю. Ну?! Советская власть ни одному человеку не даст пропадать даром. А ты посмотри-таки на себя: ведь ты же буквально пропадаешь без пользы: ну что такое – бегать с бумажками и по разным там поручениям да ломаться в спортивном зале? Ноги и ну там мышцы разные у тебя, может, и при деле. А голова? Чем набита твоя голова, я спрашиваю? В твоем возрасте я уже давно был вместе с комсой, мы такие боевые дела проворачивали! Вот что: я тут написал тебе рекомендацию в комсомол. Вторую даст политрук. Поедешь со мной в Новосибирск – меня туда переводят, – устроим тебя на работу, позанимаешься пока в ОСОАВИАХИМе, в стрелковом кружке. Подрастешь еще чуток, подержишь в руках винтовку, оботрешься среди ребят – и к нам, в Чека. Ты начитанный, физически крепкий, языки, говорят, знаешь и еще подучишь. Нам такие хлопцы нужны.
* * *
Не то что мне понравилась перспектива, нарисованная Яковом Перловым, но он, что называется, взял меня за горло своей безапелляционностью: я тут мучился вопросом, как мне жить дальше, а вот нашелся человек, который все решил за меня. Быстро, легко и просто. И, главное, все это обещало наконец перемены и проясняло мое будущее, по крайней мере, на ближайшие несколько лет.
