Как-то Ваня Зозуля сообщил мне, что в наш лагерь привезли нового заключенного с Западной Украины, в котором хлопцы-бандеровцы опознали следователя МГБ. Как и почему он попал в наш лагерь, никто понять не мог, мы знали, конечно, что МГБ сажает и своих сотрудников, но знали также, что их всегда держат отдельно от своих бывших подопечных. Для этого была созданы закрытые специальные лагеря, и вдруг, нате вам – живодера привезли к нам. Видимо, произошла какая-то путаница с фамилиями, а может быть, и специально... Органы на все способны... Я спросил Ивана, сколько новичку жить? Ваня пожал плечами и невозмутимо изрек:
– Сутки.
Ваня знал, что говорил... На следующий день бывшего следователя подняли из шахты и отнесли прямо в покойницкую, где наши фельдшера произвели вскрытие тела на предмет определения причины смерти. Из легких, пищевода и желудка покойника фельдшера извлекли куски угля и породы, был и такой способ удушения... Интересно, что на это происшествие никто не обратил внимания, хотя все о нем знали.
– А что? Естественно... – пожимали плечами и переводили разговор на другую тему.
Весной 1954 года ушел на волю и второй мой товарищ по лагерю – Михаил Иванович Сироткин. Свой срок – пятнадцать лет Миша отсидел от звонка до звонка, то есть день в день. До вахты только я один смог проводить Мишу, все остальные его товарищи были на работе. Мы обнялись, и пошел дорогой мой Миша по мосткам в город, без солдат и собак, пошел к новой свободной жизни, отдав лучшие свои годы бессмысленному, нелепому и жестокому наказанию за несовершенные преступления... На воле Мишу никто не ждал, у него не было ни детей, ни жены, правда, в Калуге жили его сестры и братья. Вновь я встретился с Михаилом Ивановичам уже в Москве, в 1957 году, он в чине подполковника был в отставке и на пенсии. Восстановили его и в партии, но к прежней работе не допустили. На старости лет Миша неудачно женился и как-то отошел от нас, но все же изредка мы встречались. Однажды, в хорошем подпитии, я спросил:
– Скажи, Миша, а Зорге ты знал?
Миша как-то смущенно рассмеялся:
– Как не знать, я с ним работал в Токио до 1939 года, пока меня не отозвали в Москву и не посадили.
– Так что же ты молчишь? Написал бы, как все было.
– Да я и написал, получилась солидная работа, я ее отнес куда следует, там поблагодарили, похвалили и заперли в железный шкаф. Вот и все...
Наверно, Михаил Иванович был последним советским человеком, кто видел живым Рихарда Зорге, разведчика века, как назвали его американцы. Но гениальный Сталин думал иначе, он обозвал Зорге японским шпионом и продал его ни за понюх табака...
Вслед за Мишей Сироткиным получил освобождение и Сергей Михайлович Шибаев, крупный горный инженер из Донбасса. Посадили его, как и многих, в 1937 году. В Воркуте Шибаев работал главным инженером на нескольких шахтах, очень хорошо работал и, будучи заключенным, жестко руководил тысячами вольнонаемных, и все слушались его. Генерал Мальцев за отличную работу сбросил Шибаеву восемь лет срока, и вот выходит Сережа на свободу через семнадцать лет лагерей. Легко сказать – 17 лет... На воле его ждала жена, которая специально приехала в Воркуту встречать мужа. К сожалению, на воле я Сережу так и не увидел, незадолго до моего освобождения он внезапно скончался от кровоизлияния в мозг, так и не успев уехать из Воркуты в теплые края...
Летом 1954 года весь наш лагерь был взбудоражен невероятным событием – убежали на волю четверо заключенных. Побег этот имел свою предысторию, и о ней необходимо рассказать. В 1952 году в Воркуту была направлена на производственную практику группа студентов Ленинградского горного института. Их распределили по разным шахтам Комбината и один из них, с 5-го курса, попал на нашу «Капиталку». Перед началом работы его, как полагается, проинструктировали соответствующим образом, что работать ему придется вместе со страшными преступниками – фашистами и злобными врагами нашего отечества, у которых руки по локоть в народной крови, и, кроме этого, с него взяли подписку о неразглашении всего, что он здесь увидит. Студент оказался очень способным и умным парнем, прекрасно провел практику и уехал с отличной характеристикой в Ленинград. Встретив однокашников, он не удержался и поделился своими впечатлениями о шахтерах, с которыми работал в Воркуте. Как выяснилось, они не были комсомольцами и коммунистами, как вещали газеты и кинохроника, а добывали уголек в воркутинских шахтах, в подавляющем большинстве, бывшие советские солдаты, не по своей воле попавшие в плен к немцам. Рассказы студента не остались незамеченными. Правдолюбца продержали несколько мучительных месяцев в одиночной камере во внутренней тюрьме МГБ на Литейном проспекте и врезали двадцать лет содержания в лагере для особо опасных политических преступников. Обвинение тривиальное – за распространение клеветнических антисоветских измышлений. И волею судеб и работников ГУЛАГА он попал на нашу шахту, но уже в качестве заключенного. Бывший студент не стал ожидать конца срока, а с места в карьер развил бурную деятельность по подготовке побега. Во-первых, он подобрал себе трех товарищей – все молодые и отчаянные хлопцы, готовые на все, – пообещал вывести их на свободу без всякого риска. Во-вторых, в заброшенном забое он организовал тайный склад непортящегося продовольствия и необходимого снаряжения. Будучи почти готовым горным инженером, он хорошо ориентировался в шахте, кроме того, используя ранее заведенные знакомства, достал у маркшейдеров все необходимые для ориентирования карты горных выработок и поверхности над шахтой. Потом «бригадир» нашел заброшенный вентиляционный штрек, который в соответствии с планом шахты выходил далеко за проволочное заграждение и, не мешкая, «бригада» приступила к работе – вчетвером, по очереди, в разные смены начали долбить вертикальный узкий ствол вверх и крепить в нем деревянную лестницу. Работали они вручную, без применения механизмов и взрывчатки, только ломиками и обушками, а им предстояло продолбить слой мерзлой земли толщиной более ста метров, что они и выполнили в течение зимы 1953/54 года. Это был, безусловно, нечеловеческий подвиг, и за всю историю Воркуты единственный... В теплый август 1954 года они наконец вышли на поверхность и оказались далеко за пределами зоны лагеря, где уже не было ни вышек, ни сторожевых собак... «Бригадир» блестяще справился с задачей и всем своим товарищам обеспечил свободу, они вышли в тундру и исчезли... Каждый божий день нас, заключенных, считали два раза – утром и вечером, но мы знали, что у малограмотных вохряков счет никогда не сходился, потому что очень трудно сосчитать шесть с половиной тысяч человек, когда они находятся в разных местах: кто в шахте, кто в зоне, кто за зоной на стройке, кто спит, кто ушел в другой барак к приятелю. Поэтому ошибки в счете – то нехватка двух, то лишние три, никого не удивляли, к этому уже привыкли... Но все же спустя несколько дней нехватка четырех человек стала объективной реальностью, и переполох поднялся ужасный... Были подняты в воздух вертолеты, сформированы специальные поисковые части с собаками, натренированными ловить людей. Бросили в «бой» отряды местной милиции, охотников, спортсменов и просто добровольцев... Мы с тревогой ждали результаты «охоты» – поймают или не поймают. Ловили их больше недели и наконец поймали, куда им было спрятаться? Вокруг на тысячи километров почти непроходимая болотистая тундра, да еще и светло круглые сутки... Обнаружили их с вертолета на берегу какой-то реки, и беглецы решили сдаться на милость победителей, но в последний момент их «бригадир» передумал и ринулся в реку, надеясь, видимо, переплыть ее и спрятаться. Не одолел... температура воды была не более десяти градусов да течение стремительное. Его труп обнаружили на другой день очень далеко от места их последней стоянки... Солдаты все же не удержались и застрелили двоих из сдавшихся, одного оставили для проведения следствия. Мы до слез жалели отчаянных смельчаков, преклоняясь перед их мужеством, умом и волей... Вскоре по лагерю распространился слух, что присланный для проведения следствия полковник, не стесняясь, выражал свое восхищение личностью организатора побега, очень жалел, что тот погиб, и будто даже заявил:
– Его не только что судить за побег надо, а реабилитировать и наградить орденом!
Но события в Воркуте следовали одно за другим – неожиданно погорел, и крупно, начальник Речлага генерал Деревянко. Это было как пурга летом... В воркутинской газете появилась большая статья-фельетон под названием «Самодур в чине», так обозвали «бога, царя и воинского начальника» командира Речлага, подумать только... Газету читали вслух во всех бараках, это была настоящая сенсация. В статье писали, что генерал вел себя в Воркуте как старорежимный хозяйчик, грубил партийному начальству, хамил подчиненным, кого-то незаконно устроил на теплое местечко, кому-то предоставил квартиру вне очереди, и все в таком роде... Ничего крупного и серьезного. Мы сразу вспомнили, что если наш чин, и особенно из органов, удирал за границу и начинал писать о нас разоблачительные материалы, его тоже разоблачали наши газеты. Чего только не пишут – и что он диплом украл, и непременно педераст, и жену принудил сделать аборт, да и вообще нечист на руку, крал у сослуживцев деньги или вещи, и мало ли чего еще. Мы всегда весело смеялись, читая такие статьи, кто-де все-таки работает в органах?
