и едва успел развернуться и удрать, – стопушечный трехпалубник (на корпусе три полосы, накрашенных на уровне каждой батареи) с белым штандартом на фок-мачте. Короче, произносит, сплюнув, второй боцман Череп, если белое и в бутылке, значит это молоко, патрон, все mais claire que la lune, mon ami Pierrot [75]: у аппарата вице-адмирал Нельсон. А корабль – не что иное (разве что боцмана подводит его опытный глаз, но это вряд ли, ибо моряцкий глаз Черепа не ошибается никогда), как «Виктори»; за ним следуют еще три мощных трехпалубника, один из которых наверняка «Темерер». Боцман хорошо знает его, потому что несколько лет назад «Фудройян», на котором он ходил главным рулевым, имел случай крепко схлестнуться с ним напротив Уэсана. Эта сволочь плюется огнем через трубку, рассказывает он.
– Пусть мне снесут башку, мон капитэн, если там, впереди, не «Виктори» и «Темерер».
– Ты уверен?
– Он нас переиграл. То есть уи.
А кроме того, замечает внимательный Келеннек, эти британцы de la grande putaine идут прямо к намеченной цели. Цель же их – расчленить союзную эскадру прямо по центру, где находятся два самых больших ее корабля. Разрубить ее пополам, как кусок мяса для отбивных. Колонна, возглавляемая, по предположениям, самим Нельсоном, направляется к «Сантисима Тринидад» (четыре палубы, сто тридцать шесть пушек, краса и гордость испанского военного флота) либо к «Бюсантору» (восемьдесят пушек, флагманский корабль адмирала Вильнева), идущему следом за испанцем. Вторая колонна наступает в полумиле южнее, более или менее параллельно первой, во главе ее два идущих друг за другом трехпалубника, на фок-мачте первого – синий штандарт (Келеннек прикидывает: может, это адмирал Коллингвуд, любимец Нельсона); они целят прямо на экс-авангард, после полного разворота всей союзной эскадры оказавшийся в арьергарде. Там пять испанских кораблей и шесть французских, включая флагман этой бывшей головной части эскадры – трехпалубный стовосемнадцатипушечный «Принсипе де Астуриас», на котором держит свой вымпел испанский адмирал дон Федерико Гравина-и-Наполи-и-Черт-Его-Знает-Что-Еще. До чего же все-таки эти испанцы обожают длинные аристократические имена. И не лень им выговаривать все это. Делать людям нечего.
– Да уж, ничего не скажешь, – комментирует старпом «Энсертена» старший лейтенант Де Монтети. – Расстарались эти сволочи-англичане, как на праздник.
Келеннек полностью согласен. Маневр задуман с размахом. Если он удастся, британцы сумеют рассечь линию баталии союзной эскадры и взять ее части в тиски. Однако, пока нападающие будут этим заниматься, пока приблизятся на выстрел, они будут находиться под огнем французских и испанских кораблей, буммм, ррраааа, буммм, ррраааа, на который какое-то время не смогут отвечать. Орудия располагаются на кораблях слева и справа, вдоль бортов, а с носа и кормы вести огонь, в общем-то, нечем (там установлено максимум по одной пушке с каждой стороны бушприта и штурвала). Так что, приближаясь перпендикулярно в расчете на рукопашный бой, англичане практически не смогут использовать свою артиллерию. То есть успеют получить на орехи.
– А может, мы и победим, – говорит Де Монтети: несмотря на свое аристократическое происхождение (оба его деда и родной дядя расстались с жизнью на гильотине), он оптимист.
Командир «Энсертена», почесывая колючий подбородок, бросает косой взгляд на заместителя. Сам он сильно сомневается в этом, однако держит свои мысли при себе. Да, Нельсон – призрак, впору детей пугать, но, однорукий и слепой на один глаз, он, как выражаются союзники-испанцы, всем морякам моряк. Настоящий морской волк. Горацио Нельсон. Он кто угодно, только не головотяп и не самоубийца. Келеннеку отлично известно, какие англичане великолепные моряки и комендоры, как сильно в них стремление обломать рога противнику. Французский флот, действуя самостоятельно, ни в чем не уступит ни им, ни кому другому, и, кстати, недавно это доказал тридцатидвухпушечный корвет «Байоннез», взявший на абордаж, а потом и в плен английский фрегат «Эмбаскейд», на котором было на восемь пушек больше; а Робер Сюркуф, капитан корсара «Ла Конфьянс», имея всего восемнадцать пушек и сто восемьдесят пять членов команды, сумел взять на абордаж сорокапушечный фрегат «Кент», на борту которого находилось, ни больше ни меньше, четыреста тридцать сынов Великой Британии. И это только два примера. Однако совсем иную картину являет собой la France, когда речь заходит о крупных морских эволюциях и о талантах ее расфуфыренных (издержки имперской моды) высших чинов, ибо в этом плане имперские адмиралы, которые еще недавно присягали Первому консулу, а до этого были яростными республиканцами (la politique, etcetegá, mon petichú) [76], и по сей день свято привержены «Traité des évolutions navales» [77] 1696 года: две линии, боевой порядок и так далее, хотя с тех пор пролилось немало дождей. А нынче, понятное дело, английский гений и дисциплина берут свое. Rule, Britannia [78], пока не надоест. Кроме того, всем, даже врагу (может, именно поэтому Нельсон и идет на подобный риск), известны безынициативность и нерешительность адмирала Вильнева: этому протеже министра Декре вполне хватает храбрости, чтобы поднять l’étendard sanglant [79] и крикнуть: «На абордаж!», а потом «оляля» и все такое, но в роли командующего союзной эскадрой, по словам офицеров его же собственного генерального штаба (в Кадисе после заседаний по тактическим вопросам все они выходили белыми как бумага, французы бежали в ближайшую таверну, а испанцы осеняли себя крестом), господин адмирал Вильнев, обдумывая важные маневры, отличается от коровы лишь тем, что у коровы взгляд умнее.
– Сигнал с адмиральского корабля.
Гардемарин Галопен, оставив подзорную трубу возле нактоуза, старательно листает свод сигналов, общих для франко-испанской эскадры. Келеннек замечает, что руки у парня дрожат. Скоро они у тебя еще больше задрожат, думает он. Вот уже совсем скоро.
– Всей эскадре развернуться бакштаг, чтобы выровнять линию.
Командир «Энсертена» видит, как на отдаленных фрегатах и на ноках реев больших кораблей флаги репетуют сигнал. Самое время для такого приказа, думает он, потому что вест по-прежнему слаб и те, кто идет по нему, плетутся как черепахи, а остальные сбились кучками. Подойди англичане прежде, чем удастся выровнять линию, начнется такое, что и представить страшно. Так что выход один: всем одновременно встать так, чтобы ветер дул в корму и немного сбоку. Хотя даже после этого вряд ли стоит успокаиваться. Точнее, совсем не стоит.
– Еще сигнал, мон командан [80]. Номер… Посмотрим… Уи… Кораблям вступать в бой сообразуясь со своими возможностями.
