— Ты выигрываешь в верности, но проигрываешь в дерзости, — однажды сказала она мне.
— Ты сама просила нас быть терпимыми к еретику. Если бы ты послушалась меня с самого начала…
— Мы не должны отчаиваться.
Ее прежняя сила рухнула под напором его религиозного безумия; царица была беспомощна перед своим женственным, испорченным сыном. Поэтому продолжение нашей священной борьбы было неизбежно. Услышав враждебные крики горожан во время праздника Амона, безумный царь больше не мог находиться в Фивах. Заявив, будто его бог велел ему покинуть Фивы и построить новый город, он устроил великий исход восьмидесяти тысяч еретиков, которым предстояло жить в позорной ссылке. Отъезд из Фив дал нам время для подготовки к священной войне, но позволил ему укрепиться в своем святотатстве и сделать новую столицу местом шумных сборищ и нечестивых оргий. «Любовь и Радость» — таков был девиз его нового безымянного бога. Когда природная испорченность Эхнатона брала верх, он лез вон из кожи, стремясь доказать, что его власть не имеет границ. Закрыл храмы, изгнал жрецов, конфисковал статуи богов и все храмовое имущество. Я сказал жрецам:
— Это смерть. В загробном мире вы будете процветать, ибо теперь, когда храмы закрыты, нам больше не для чего жить.
Но мы нашли убежище в домах последователей культа Амона. Они были нашими воинами, и мы не ослабляли борьбу, сохраняя надежду и решимость.
Еретик продолжал демонстрировать свою власть; он ездил по всей стране, выступал перед людьми и призывал их присоединяться к его ереси. Это были самые темные дни. Люди были сбиты с толку, не зная, кому отдать предпочтение — своим богам или своему хилому царю и его бесстыдно прекрасной жене. То были дни скорби и мучений, лицемерия, сожалений и страха перед гневом небес. Но слова «любовь» и «радость» делали свое дело. Местное начальство пренебрегало своими обязанностями и использовало граждан для собственного удовольствия. Всю страну охватили мятежи. Враги больше не боялись нас и начали угрожать нашим границам. Когда номархи[21] просили помощи, вместо солдат им присылали поэмы. Они умирали как мученики, с последним вздохом посылая проклятия вероломному еретику. Поток товаров, стекавшихся в Египет со всего света, иссяк, рынки пустовали, купцы бедствовали, а страна голодала. Я кричал людям:
— На нас пало проклятие Амона! Мы должны уничтожить еретика, иначе все погибнем в войне!
И все же я продолжал искать мира, дабы избавить страну от ужасов войны. Я предстал перед царицей-матерью Тийей.
— Я горюю и скорблю, верховный жрец Амона, — сказала она.
— Я больше не верховный жрец. — Меня охватила горечь. — Теперь я — преследуемый беглец.
— Я молю богов о милосердии, — заикаясь, выдавила она.
— Вы должны что-то сделать. Эхнатон — ваш сын, он любит вас. Вы в ответе за случившееся. Остерегите его, пока гражданская война не уничтожила все, что нам дорого.
Когда я напомнил царице о ее ответственности, она рассердилась и сказала:
— Я решила ехать в новую столицу, Ахетатон[22].
Царица Тийя действительно предприняла некоторые усилия, но не смогла исправить содеянное. Я не отчаялся и сам поехал в Ахетатон, несмотря на опасность этого предприятия. Там я встретился с приближенными еретика.
— Я предъявляю вам ультиматум, — сказал я. — Люди ждут моего сигнала, чтобы напасть на вас. Я прибыл с целью сделать последнюю попытку спасти то, что можно, без разрушения и кровопролития. Я дам вам немного времени на раздумье в надежде, что вы образумитесь и вспомните свой долг.
Похоже, они действительно образумились и вскоре откликнулись на мое предложение; при этом каждый преследовал свои цели. Но страна была спасена от катастрофы. Они встретились с еретиком и предъявили ему два категорических требования — объявить свободу вероисповедания и послать армию для защиты империи от врагов, начавших нарушать наши границы. Безумный царь отказал им. Тогда они предложили Эхнатону отречься от престола в обмен на право сохранить свою веру и исповедовать ее там, где он пожелает. И снова их предложение было отвергнуто. Но после этого Эхнатон назначил соправителем своего брата Семнехкара. Мы отменили его указ и передали престол Тутанхамону. Сторонники еретика оставили его и присягнули новому фараону. Вскоре во всей стране удалось восстановить порядок, причем без войны и кровопролития. Мы побороли желание отомстить безумцу, его жене и тем, кто сохранил им преданность.
Почитатели Амона торопились в храмы, открывшиеся после долгого запустения. Кошмар кончился, и жизнь начала возвращаться в нормальное русло. Что же касается еретика, то он, снедаемый безумием, заболел и умер, разочаровавшись в своем боге и потеряв на него надежду. Он оставил после себя порочную жену, обреченную на одиночество и сожаления о прошлом.
Верховный жрец долго смотрел на меня молча, а затем продолжил:
— Мы все еще лечимся. Для полного выздоровления нужно время и большие усилия. Сосчитать наши потери внутри империи и за ее пределами невозможно. Как это случилось? Как мог испорченный, безумный человек причинить стране такие мучения? — Он немного помолчал, а потом закончил: — Это правдивый рассказ. Запиши его дословно. И передай мой горячий привет твоему дорогому отцу.
Эйе был мудрецом, советником покойного Эхнатона и отцом Нефертити и Мутнеджмет. Старость покрыла морщинами его чело. Я встретился с ним в его дворце с видом на Нил, расположенном в южных Фивах. Эйе говорил со мной безмятежным тоном; при этом его лицо не выражало никаких чувств. Его серьезный, достойный вид и богатый опыт вызывали у меня благоговейный страх.
— Жизнь, Мериамон, это чудо, — начал старик. — Она подобна небу, затянутому облаками противоречий. — Он ненадолго задумался, отдавшись потоку воспоминаний, а потом продолжил:
— Эта история началась в тот летний день, когда меня вызвали к фараону Аменхотепу III и великой царице Тийе.
— Ты мудрый человек, Эйе, — сказала царица. — Твое знание мирских и духовных дел не имеет себе равных. Мы решили доверить тебе воспитание наших сыновей Тутмоса и Аменхотепа.
Я благодарно склонил свою бритую голову и сказал:
— Счастлив тот, кому выпала честь служить царю и царице.
Тутмосу было семь лет, а Аменхотепу — шесть. Тутмос был сильным, красивым и хорошо сложенным, хотя не слишком высоким. Аменхотеп был смуглым, высоким и хрупким, с мелкими и женственными чертами лица. Его мягкий, но пронизывающий взгляд произвел на меня сильное впечатление. Красивый мальчик умер, а слабый выжил. Смерть брата потрясла Аменхотепа; он долго плакал. Однажды он сказал мне:
— Учитель, мой брат был набожен, он часто посещал храм Амона, получал от него амулеты и талисманы, но все же умер. Мудрый учитель, почему ты не воскресил его?
— Сын мой, — ответил я, — душа человека бессмертна. Пусть это будет твоим утешением.
Это была первая из наших многих бесед о жизни и смерти. Я был искренне доволен его проницательностью и понятливостью во всем, что касалось духовных дел. Мальчик был явно старше своих лет. Мне часто приходило в голову, что Эхнатон был от рождения наделен некоей нездешней мудростью. Он быстро освоил чтение, письмо и алгебру. Я говорил царице Тийе:
— Способности мальчика так необычны, что он начинает пугать своего учителя.
Я учил его с радостью и гадал, что он придумает, когда начнет править империей своих предков. Я был уверен, что его империя превзойдет славой отцовскую.
Аменхотеп III был великим и могучим правителем, беспощадным к своим врагам и ослушникам. В мирные времена он наслаждался женщинами, едой, вином и предавался этим занятиям так, что вскоре стал жертвой собственных излишеств и провел свои последние дни в муках, испытывая невыносимую боль. Что же касается Тийи, то она принадлежала к почтенной нубийской семье. Сила и мудрость этой женщины были таковы, что она затмила даже легендарную царицу Хатшепсут[23]. Смерть старшего сына и неверность мужа заставили ее без памяти привязаться к маленькому Аменхотепу. Казалось, она была его матерью, возлюбленной и учительницей одновременно. Тийя отдавалась политике с такой страстью, что стремление к власти заставило ее пожертвовать своей женской сущностью. Жрецы напрасно считали царицу виновной в пороках ее сына. На самом деле она хотела, чтобы царевич был в курсе всех религий. Возможно, Тийя желала, чтобы Атон заменил Амона и стал богом, которому подчиняются все остальные, ибо Атон был богом Солнца, вдыхающим жизнь во все живое. Его поклонников объединяло не столько давление сверху, сколько искренняя вера. Царица надеялась использовать религию как политический инструмент, способный обеспечить единство Египта. В намерения Тийи не входило, чтобы ее сын отдал религии предпочтение перед политикой; Аменхотеп сам отказался ставить религию на службу чему бы то ни было. У матери был четкий политический план, но сын воспринял ее слова буквально. Он посвятил себя религиозному призванию, подвергнув опасности страну, империю и трон.
