Возле ручья Андрей отвел лошадь в ложбину. Понял, что мост, выложенный из поперечных сосновых плашек, им с ходу не преодолеть. Все трое пограничников и лошадь превратятся в мишень.
Повязка на груди пропиталась кровью. Связист Юра Пащенко уже не приходил в себя. На губах вскипали розовые пузырьки, конвульсивно дергались кончики пальцев. Его помощник со страхом смотрел на умирающего товарища.
– Легкое пробито, – сказал Щербаков. – Геннадий, дуй быстрее на заставу за помощью, помрет человек.
– Он, кажется, уже помирает.
– Бегом, Гена, не рассуждай.
– А вы один останетесь, товарищ сержант?
– Отобьюсь как-нибудь. Автомат, винтовка в запасе. Не рискнут они слишком наседать. Может, на заставе выстрелы услышали.
– Вряд ли. Место глухое, горы любой звук гасят.
– Ладно, иди.
Геннадий Белых, молодой пограничник, прибывший из учебки три месяца назад, перебрался по камням на другую сторону ручья. Побежал, торопясь пересечь открытый участок. По нему выпустили несколько пуль. Одна ударила у самых ног, разбросав каменное крошево.
Парень убегал пригнувшись, держа винтовку наперевес, прыжками уходя от пуль. Андрей поймал в прицел высунувшегося между кустов человека в польской армейской куртке. Такие куртки носили многие местные жители.
Очередь срезала верхушки кустов, нападавший мгновенно исчез, а из молодого сосняка снова отстучал МП-38, рассыпав пули по щебню дороги и подняв песчаные фонтанчики на кромке берега.
– Эй, прикордонник, бросай автомат. Прибьем! Ты один остался.
Андрей не понимал смысла такого упорного и агрессивного нападения. С месяц назад случилось нападение на местных милиционеров. Их подкараулили на дороге, обстреляли, бросили гранату. Выпустив полсотни пуль, нападавшие мгновенно исчезли.
Объяснение могло быть только одно. Бандеровцы, боевики (называй как хочешь) почувствовали уверенность, возможно, в ожидании каких-то событий. А каких? Слово «война» в который раз невольно приходило в голову.
Сержант глянул на повозку. Тело связиста расслабилось, приоткрылся рот. Кажется, умер, не дождался помощи. Щербаков отложил автомат, в котором оставалось меньше половины диска, и загнал патрон в ствол винтовки.
Как бы то ни было, а нападавшие не рисковали приближаться, готовые исчезнуть, если к окруженному сержанту подоспеет помощь. Что им надо? Его оружие, лошадь или он сам как источник информации? В любом случае, ноги у этого нападения растут из польской территории, оккупированной немцами.
Надо хорошо подковать хоть одного из чужаков, тогда остальные наверняка уберутся. Андрей поставил планку прицела на расстояние сто пятьдесят метров. Выстрелил, когда человек перебегал от одного куста к другому.
Снова не понял, попал или нет. Быстрые автоматные очереди прижали его к краю речного откоса. Еще один чужак стрелял из винтовки. Но, судя по суете, сержант в цель попал.
На пустынной дороге показалась крестьянская телега. Ее перехватили и затащили в кусты. А спустя несколько минут выскочил мужик лет пятидесяти и, оглядываясь назад, побежал к мосту. Андрей вел его на мушке, но быстро понял, что это обычный крестьянин. Когда тот приблизился шагов на пятьдесят, сержант крикнул:
– Стоять на месте!
Но крестьянин продолжил бег, только вытянул вперед руки, показывая, что у него нет оружия.
– Вам велели передать, пан прикордонник, скоро конец червонной власти. Приказали сложить оружие, иначе вон на том столбе повесят. Их трое, а вы один.
Мужчина в серой рубашке и поддевке, тяжело дыша, снял картуз и вытер пот с багрового от напряжения лица. Он смотрел на сержанта с ненавистью, с трудом произнося слова:
– Отобрали коня, повозку… там покупки, новые сапоги. Из-за вас все. Вы их товарища сильно поранили. Они вас повесить обещали… на столбе вниз головой. И повесят!
– Сядь здесь и не шевелись, – приказал Андрей.
– Воды бы мне.
– Потерпишь.
А спустя полчаса появилась подмога. Приехали Журавлев и человек шесть пограничников с ручным пулеметом. Санитар Данила Фомиченко осмотрел тело связиста и коротко произнес:
– Умер. Легкое просадило, кровью захлебнулся.
Прочесали кусты и деревья возле дороги. Нападавшие исчезли. Нашли гильзы от винтовки «маузер» и автомата калибра 9 миллиметров.
– Оружие немецкое, – заметил кто-то из пограничников.
– Винтовка могла быть польской, – Журавлев повертел в пальцах блестящую, пахнувшую порохом гильзу. – Поляки еще в двадцатых годах винтовки у Германии закупали.
…Черный день на заставе. Старшина распоряжался приготовлениями к похоронам. В это же время прибыл батальон войск НКВД, оперативники. И вместе с пограничниками двух ближайших застав сутки прочесывали местность.
Николай Мальцев вместе со своим отделением также участвовал в операции. Гора, густо поросшая лесом, была окружена со всех сторон. Цепь бойцов густой гребенкой охватывала склоны, взбираясь на вершину. И хотя люди шли на расстоянии пятнадцати шагов друг от друга, зачастую теряли из виду соседей.
Более-менее проходимые участки соснового леса сменялись зарослями вязов, орешника, колючего кустарника. Склоны в разных местах пересекали промоины и овраги. Спустившись в один из таких оврагов, где даже в солнечный полдень стоял полумрак, Николай с трудом продирался сквозь густую, цепляющуюся за сапоги траву.
Склоны были покрыты мхом, а по дну оврага струился ручей. Сваленная береза, через которую пытался перелезть Петро Чернышов, рассыпалась в труху, а сам он скатился к ручью.
– Николай, – негромко позвал он. – Глянь, что это такое?
Они вышли к истоку ручья, где пробивался из-под земли ключ. Замшелая колода была наполнена темной водой, неподалеку вкопан деревянный крест. С трудом разобрали несколько букв на русском языке.
– Откуда он здесь взялся?
– Еще с той войны, – ответил Николай. – Здесь в Первую мировую бои сильные шли. Ладно, карабкаемся наверх, а то от своих отстанем.
– Тоска в таких местах воевать, – с трудом карабкаясь наверх, пыхтел Чернышов. – Даже неба не видно.
– Оно нигде воевать не сладко.
Ближе к вершине собаки обнаружили схрон. Без овчарок прошли бы мимо и ничего не заметили. Но собака принялась облаивать неприметный бугорок. Его окружили, а один из оперативников нашарил деревянную крышку и с трудом поднял ее.
Из темного отверстия пахнуло сыростью и кислым духом прелой древесины. Николай спрыгнул вниз. Несомненно, здесь жили люди. Нары были покрыты кусками овчины, старыми польскими шинелями. На грубо сколоченном столе стоял закопченный чайник, оловянные кружки.
Под потолком висела керосиновая лампа, нашли также бидон с керосином, кое-какой инструмент, соль, муку и пшенку в рогожных кулях. Лейтенант из особого отдела посветил фонарем в угол. В раскрытом мешке лежали пустые консервные банки, обертки от еды. Лейтенант поднял замасленную тряпку, понюхал ее.
– Масло оружейное. Вот тебе и погребок. Судя по тому, как потолок закопчен, долго здесь жили. Может, зимовали.
– Тяжкая жизнь, – заметил Николай. – Ослепнешь как крот через неделю.
– Живут. Зато без собак черта с два найдешь, – продолжая копаться в мешке, отозвался лейтенант. – Обитатели совсем недавно нору покинули. Может, нас услыхали.
Схрон взорвали зарядом тола, предварительно вытащив керосин, хотя вряд ли в этом сыром месте мог случиться пожар. Еще одну нору обнаружили у подножия склона. Оттуда вылез мужчина лет тридцати в вязаной свитке и шинели. Под нарами обнаружили старую, хорошо смазанную винтовку и обоймы к ней.
Особисты коротко допросили мужчину. Тот тряс головой, то ли был контужен, то ли притворялся. Что-то быстро говорил по-украински, глотая слова. Лейтенант, не церемонясь, отвесил ему затрещину.
– Хватит театр устраивать. Где остальные?
– Ушли.
И снова забормотал бессвязное, хотя глаза косили на лейтенанта изучающе и настороженно. Особисты подозвали Андрея Щербакова.
– Знакомая физиономия? Его среди нападавших не было?
– Я толком лиц не разглядел. Близко боялись приближаться. А подранил одного крепко, следы крови нашли.
– Эй, самостийник, куда раненого спрятали?
– Не маю. Какой раненый?
Получил еще затрещину.
– В камере не так запоешь. Все вспомнишь, – пообещали ему.
В глазах задержанного плескались ненависть и страх. Несомненно, он боялся. Но еще больше опасался сказать лишнее. Свои не только его, но и родню не пощадят. Развесят, как елочные игрушки на любом дереве – противоборство идет жестокое. Женщины и братья как заложники ответят за предательство «борца за свободу».
Вышли к небольшому хутору, где с такой же тщательностью проверили дома, подвалы, сараи. Жители, десятка два человек, на вопросы отвечали односложно, отмалчивались.
