вытянутых руках, как трофей, и так пронес до главных ворот города. Там по обычаю он насадил ее на жердь и выставил на всеобщее обозрение.
Я не реагировал. Я был потрясен, мне хотелось убедить себя, что по неизвестной причине Нура мне лжет. Ее лицо исказила гримаса.
– Зебоим властвовал с помощью устрашения. Он желал, чтобы ты бесконечно гнил у всех на виду, дабы ни у кого не возникло мысли о бунте. Всю ночь твоя голова торчала на столбе. На рассвете вокруг тебя носилась огромная стая ворон, мерзких, разъяренных, каркающих, – и вот тут я вмешалась.
При упоминании об этих алчных птицах я вздрогнул: в гроте мне каждую ночь снилось нападение ворон.
– Они зарились на твои глаза, Ноам, на твои прекрасные карие глаза, они надеялись выклевать и сожрать их. Наверное, глаза сочные, даже на человеческий вкус. Когда птицы уже вот-вот должны были наброситься на тебя, я, сославшись на жертвоприношение Богам, приказала разжечь под позорным столбом огонь и разлила сосновую смолу, которая дает густой зловонный черный дым. Он поднялся и разогнал вороньё. Ночью, при свете луны, я забралась на крепостную стену и сняла твою голову.
При этих словах по ее телу пробежала дрожь.
– Могла ли я когда-нибудь вообразить подобную гнусность? Я бежала, держа под мышкой твою голову, под мышкой, Ноам, как тюк с грязным бельем! На последнем дыхании я вбежала к себе в спальню, схватила большой глиняный кувшин, в котором росли свиные хлеба [4], выбросила из него часть земли, засунула туда твою голову и снова посадила растение в кувшин. Потом пришлось все отмывать: пол, одежду. Закончила я только на рассвете… Узнав, что твою голову похитили, Зебоим послал своих стражей обыскать каждый дом. И очень скоро заподозрил меня.
– Из-за того, что ты закричала перед моей казнью?
– И из-за моего негодования. Я тогда оскорбляла его, непрестанно оскорбляла.
– Какая ты смелая! Зебоим на всех наводил ужас.
– Только не на меня. Он сам меня боялся.
– Неужели? Этот тиран без стыда и совести боялся своей супруги?
– Я не была его супругой.
– Но…
– Я не была его супругой, потому что Зебоим не был Зебоимом.
Эти слова Нура произнесла так уверенно, что между нами повисло молчание. Большое вечернее светило, первое на горизонте, вздрогнуло. Где-то вдали, под сенью леса, послышался глухой галоп – стадо кабанов или оленей.
Сбитый с толку, я повторил:
– Зебоим не был Зебоимом?
– Под его маской скрывался другой. Благодаря золотому обличью никто об этом не догадывался, даже его дети, которые никогда не приближались к своему отцу. Только старший из шестерых иногда по некоторым упущениям что-то подозревал, но страх подавлял его подозрения.
– И кто же был под маской Зебоима?
– Дерек.
Я вспомнил… Это долговязое тело, отягощенное длинными конечностями, это странное поведение на возвышении – смесь неловкости, презрения и сдерживаемой жестокости; да, эта странная замаскированная фигура могла бы напомнить мне Дерека.
– А ты не догадался?
– Нет.
– Дерек во время краткого суда над тобой тоже тебя не узнал. Помимо того, что маска ослабляла его зрение, он не обращал никакого внимания на тех, кого приговаривал к смерти. Вдобавок в то время он, как и я, уже долгие годы считал тебя мертвым – мы ведь оставили твое тело на островке. Он признал тебя только после моего крика, в тот момент, когда твоя голова скатилась в пыль. Может, его тоже шокировала эта сцена? Оказавшись в нашем жилище, я набросилась на него и принялась хлестать по лицу, царапать и осыпать ругательствами; обезумев от ярости и горя, я плюнула ему в лицо. Назавтра он в сопровождении восьми вооруженных мужчин ворвался ко мне в спальню и приказал им все обшарить. Ни он, ни его наемники даже не подумали про кувшин.
– Нура, я ничего не понимаю в этой истории… я был мертв!
– Так думали. Я так думала. Однако как-то утром я заметила необычное явление: растение стало хиреть… Свиные хлеба совсем нетребовательны, они не нуждаются ни в солнечном свете, ни в постоянной температуре; несмотря на свой бледно-розовый цвет, они сильные и противостоят случайностям, которые вредят другим растениям. А тут, сколько я их ни поливала, они все чахли; листья, стебли и лепестки увядали, несмотря на все мои усилия. Вода куда-то уходила – явно не в растения – и не задерживалась в земле, которая оставалась сухой; влагу впитывало что-то внутри кувшина… Однажды, когда Зебоим, понадеявшись на временное затишье, присоединился к своему воюющему отряду, я разбила посудину… и посреди осколков… увидела…
Широко раскрыв глаза, она обхватила ладонями мое лицо:
– Я ждала, что обнаружу твой череп… Но увидела…
Она сглотнула, чтобы придать себе силы продолжать:
– Твое лицо не сгнило, Ноам! Твоя кожа не исчезла, ее не поглотил гумус, не сглодали черви. Наоборот, она сделалась упругой, наполненной. Ты казался менее мертвым, чем когда я вырвала тебя у ворон. А главное…
– Главное? Что…
– Твои веки! Вороны уже начали их клевать. Так вот, они обновлялись.
– Что ты такое говоришь?
– Природа делала свое дело наоборот: трудилась не над разложением, а над восстановлением. И тогда я наконец поняла.
– Что?
– Я поняла, зачем присутствовала на твоей казни. Поняла, что Боги нас любят. Я поняла свою роль: я стану той, кто будет находиться при тебе, пока ты не вернешься. Твоей хранительницей.
Вновь ощутив тогдашнее облегчение, она вздохнула и улыбнулась.
– Соглядатаи предупредили Дерека, что готовится заговор. Он решил бежать. «Лучше, – говорил он, – изменить личность до того, как будет раскрыта наша бесконечная молодость. Давай соберем свои сокровища, золото, драгоценные камни, украшения и отправимся в новые края». Я сделала вид, что обрадовалась. Мы предполагали бежать на лодке, единственном судне, которое имелось в Бириле, – это была единственная возможность не быть настигнутыми. В ту ночь я упросила служанку надеть мое платье и обвешаться моими бусами и браслетами: под покровом тьмы она выдала себя за меня. Хитрость удалась! В сопровождении нескольких наемников Дерек покинул наш берег. Воображаю его ярость, когда он понял, что я его провела.
Она пожала плечами:
– Да не важно! Сама я ушла налегке, с четырьмя ослами. Два были навьючены моими вещами, на одном ехала я, а на последнего погрузила новый кувшин с твоей головой. Наш маленький караван двигался без остановки. Долгие месяцы я наудачу все шла и шла, стремясь максимально увеличить расстояние между Бирилом и собой, между Дереком и собой, между прошлым и собой. Я сделала вывод, что ты нуждаешься только в одном – в воде
