же. Коломенский завод начал выпуск дизелей — Якутов был среди первых покупателей. Дмитрий Васильевич Сироткин придумал гигантские баржи — и Якутов последовал его примеру. Технический прогресс превращал большой расход в огромную прибыль. А прибыль Якутов вкладывал в том числе и в работников своего Соединённого пароходства. Эту политику он заимствовал у Генри Форда, когда съездил в Америку и увидел, как устроен завод Хайленд-парк, на котором потерпели крах профсоюзы. И революцию большевиков Дмитрий Платонович расценивал как ошибочное решение проблем. Но с историей он не спорил, как не спорил с прогрессом.
— Товарищи! — перекрывая гомон, заговорил Демидов. — Речком ещё не получил полную номенклатуру национализированных судов. Что я Главкому доложу? Почему затонные комитеты тянут? Саботажничают?
— А социализированные пароходы считать? — спросили из рядов.
Рогожкин, третий член коллегии, поднялся с места.
— Никакой социализации большевики не признают! — объявил он. — Это анархо-синдикализм! Если кто не соображает, вышибем из партии!
— Мои баламуты мой буксир сдуру социализировали, — негромко сообщил Якутову Нерехтин. — А я не спорил. Сгорел амбар — гори и хата.
— Лучше скажите, когда суда из затонов выпустят? — закричали в рядах.
— Когда надо, тогда и выпустят! — ответил Демидов. — Сами видите: обстановка сложная. Белочехи, Дутов, бандиты на Каме. В городе окопалось офицерское подполье — похитили Михаила Романова. Не время для навигации. Занимайтесь ремонтом, доделывайте то, что зимой не успели. А потакать мелкобуржуазным пережиткам советская власть не будет. И наш флот не будет обслуживать спекулянтов. Проявляйте сознание, товарищи!
— Они доведут народ до греха, — прошептал Нерехтин Якутову. — В затоне буйны головы готовят бунт, чтобы вырваться. И мои баламуты с ними хотят.
— Надеетесь их остановить, Иван Диодорыч?
— Кто меня там теперь слушает? — горько вздохнул Нерехтин.
За большими окнами зала заседаний синела мучительно пустая Кама — ни пассажирских пароходов, ни буксиров с баржами или плотами. Дебаркадеры пристаней были заколочены, а сотни судов бессильно ржавели в затонах.
Этот сквер на Монастырской улице горожане называли Козьим загоном. Сквер красиво стоял над крутым откосом камского берега. В густых липах скрывалась старинная деревянная ротонда с колоннами и куполом.
— К чему такие предосторожности, Ханс Иванович? — спросил Якутов.
Кама синела в темноте тускло и просторно, а поперёк движения реки через небосвод простиралась дымно светящаяся полоса Млечного Пути.
— Вы слышали о побеге Великого князя Михаила? — ответил Викфорс.
— Разумеется, слышал.
— Никакого побега не было. Михаила просто расстреляли, но не добили.
— Поясните, — с тревогой потребовал Якутов.
Ханс Иванович был управляющим Нобелевским городком. Товарищество братьев Нобель построило на Волге, Каме и Оке около десятка перевалочных пунктов — городков. У Нобелей всё делалось тщательно и вдумчиво. Сутью любого городка были огромные клёпаные баки для нефти и мазута; участок с баками был огорожен противопожарными рвами. На реке сооружали затон и пирсы, ставили плавучую нефтеперекачку. В стороне от баков располагались кирпичные дома аккуратного посёлка для работников с обязательным садом, клубом, маленькой школой, лазаретом и электростанцией. От ближайшего разъезда подтягивали железнодорожную ветку. Освещённые электричеством игрушечные нобелевские городки казались поселениями из будущего. Всю навигацию к ним безостановочно шли караваны нефтебарж и наливных судов с продукцией бакинских промыслов и заводов компании «Бранобель».
— Тринадцатого числа наш сторож наткнулся на человека, лежащего без сознания в противопожарном рву, — сказал Викфорс. — Это был Великий князь. Ему навылет прострелили правое лёгкое и пулей разбили затылок. Однако он дополз до нас после расправы. Анна Бернардовна, конечно, промыла ему раны и перевязала. Вы же знаете, какая женщина моя жена, Дмитрий Платонович.
Якутов кивнул. В нобелевской фирме почти все руководящие должности занимали шведы. Их жёны не сидели дома, а предпочитали иметь собственное занятие, и чаще всего устраивались учителями или сёстрами милосердия. Анна Бернардовна Викфорс работала младшим акушером в родовспомогательном отделе мотовилихинского заводского госпиталя.
— Газеты сообщали, что Великий князь бежал из-под надзора, — сказал Якутов. — В причастности к его побегу обвинили архиепископа Андроника.
— Ложь, — отмёл Викфорс. — Михаил Александрович и его секретарь были похищены и тайно казнены в лесу за Соликамским трактом. А потом палачи обнаружили, что Великий князь выжил. И сейчас чекисты ищут его, не придавая это огласке. Утром пятнадцатого у нас в городке провели обыск. Мы с Анной Бернардовной еле успели вынести Великого князя к бакенщику.
— Он не способен передвигаться самостоятельно? — сразу спросил Якутов.
— Еле ходит. Его нужно спрятать, Дмитрий Платонович. И спрятать так, чтобы его мог наблюдать врач. Я прошу вашей помощи. Поэтому и явился к вам ночью. Хотя понимаю, что обрекаю вас на чудовищный риск. Большевики беспощадны. Однако я не представляю, кому, кроме вас, мне довериться.
Якутов молчал, размышляя.
— Если большевики схватят Великого князя, то затем расстреляют меня и мою жену, потому что нам известна правда, — добавил Викфорс.
С Хансом Ивановичем Якутов был знаком почти двадцать лет — столько, сколько сотрудничал с компанией Нобелей. Эмануил Людвигович Нобель, глава компании, стал для Якутова и хорошим другом, и даже наставником. Он первым понял, что двадцатый век будет веком нефти и моторов. Дмитрий Платонович много беседовал с Нобелем — и в его дворце на Сампсониевской набережной в столице, и на «Вилле Петролеа» в Баку. Эмануил Людвигович убедил его работать вместе. Фирме Нобелей не хватало судов, и нефтефлот якутовского Соединённого пароходства «Былина» превратился в некое подразделение товарищества «Бранобель». Две трети своих прибылей Якутов получал от перевозок нефти из Баку, а не от буксиров и пассажирских судов.
В некошеной траве Козьего загона стрекотали цикады. Под склоном прошумел полуночный поезд. Город не спал, а просто затих, прислушиваясь к опасной темноте своих улиц, к лаю собак и стуку подков по мостовым.
— Где сейчас Великий князь? — по-деловому спросил Якутов.
— В лодке у вашей пристани. Я сам его привёз. У него горячка.
— Возвращайтесь к нему, Ханс Иванович, — распорядился Якутов. — Ждите меня. Я приду с человеком, который заберёт Великого князя и лодку.
Подняв воротник короткого тренчкота, Дмитрий Платонович шагал в сторону Ямской площади. Он считал себя обязанным помочь Викфорсу и Великому князю уже по той причине, что он — опытный коммерсант и умеет выходить из безвыходных положений. Он всегда побеждал там, где другие проигрывали. Значит, ему нужно вступиться. Он же порядочный человек.
В деятельном уме Дмитрия Платоновича сам собой быстро составился план. Нельзя помещать Великого князя в городскую больницу или на квартиру к какому-нибудь доктору — сёстры или прислуга не сохранят тайны. Но в Нижней Курье, в затоне Соединённого пароходства, имеется фельдшерский пункт. Речники, рабочие люди, вряд ли знают Великого князя в лицо; им
