class="sup">12. Через несколько лет Харрер женился на офицерской вдове. С тех пор о его охотничьем прошлом напоминало только ружье над барной стойкой.
Впрочем, пусть Харрер и был владельцем пивной, дела вела его жена – фрау 13 Марта. Вюнша здесь особенно привечали после того, как три года назад он, по просьбе фрау Марты, немного потолковал с одним бухгалтеришкой, которому Харрер доверился еще при покупке пивной. Тот захотел наложить лапу на часть доходов и предъявил Харреру документы, якобы подписанные им, по которым этому бухгалтеришке отходила половина прав на пивную. Разговор, в ходе которого Хольгер рассказал незадачливому мошеннику, что подделка документов является серьезным преступлением, наказанием за которое может быть даже нечто худшее, чем просто тюремное заключение, убедил того, что лучше уползти обратно в свою нору.
Была и еще одна причина, по которой Вюнш приходил сюда ужинать едва ли не каждый день: здесь никогда не было политических митингов и разборок. Близость полицейского управления отпугивала даже национал-социалистов, которые уже многие мюнхенские пивные превратили в трибуны для своих митингов и съездов.
Помимо всего прочего, здесь было отличное пиво и великолепная кухня, что не могло не радовать неженатого Хольгера.
Любимое место Вюнша находилось справа от входа, в углу между окном и стеной. Хольгер просил и Харрера, и фрау Марту не держать для него столик специально, но они, судя по всему, все равно это делали, потому что он не мог вспомнить случая, чтобы вечером этот столик был занят.
В зале было мало посетителей. Люди еще только начинали подтягиваться с работы, но скоро пивная должна была заполниться. Хольгер любил порой откинуться на спинку стула и посматривать на людей в зале и за окном. Когда он пребывал в подобном настроении, то мог сидеть часами и понемногу напиваться.
Харрер принес стакан воды и таблетку аспирина на отдельном блюдце.
– Спасибо большое.
– Тяжелый день, господин Вюнш?
– Не без этого. – Вюнш выпил таблетку и выдавил из себя улыбку.
– Тогда, может, кружечку светлого до ужина, господин Вюнш?
– Я сопротивлялся изо всех сил, но вы убедили меня, господин Харрер. Несите вашу кружечку.
И кружка светлого, и отменные ребрышки, и последовавшая за ними кружка темного вернули Вюншу хорошее самочувствие и настроение. Он на время выкинул из головы дело №44518 и просто наслаждался жизнью. В такие моменты легкого опьянения и сытости весь мир казался Хольгеру гигантским куском янтаря, в который он вглядывается, рассматривая каждую трещинку, каждую ямку и бугорок и все они по-своему прекрасны, и – абсолютно точно – неповторимы. За окном шел дождь. «Когда я пойду домой, мне будет мокро, холодно и противно… зато сейчас мне здесь тепло, сухо и очень красиво…»
Хольгер выдернул себя из умиротворенного созерцания и посмотрел на часы – было восемь. Пора было собираться домой. Как бы не было здорово сидеть в «Охотнике» и пить пиво, завтра ему нужно было быть со свежей головой и с острым восприятием.
Хольгер бросил еще один взгляд в окно и вдруг увидел идущую под дождем девушку. Она была одета в теплое пальто, но с непокрытой головой, однако казалось, совсем не замечала дождя. Каштановые волосы совсем промокли, но девушку больше беспокоили листы бумаги, которые она пыталась защитить от воды. Листы выглядели размокшими, а попытки девушки безуспешными. На ее левой руке была красная повязка с изображением заключенной в белый круг черной свастики.
Вюнш узнал эту девушку – это была фройляйн Кренц, новый секретарь Иберсбергера. Теперь, под дождем, он не дал бы ей больше девятнадцати лет. Она не посмотрела в окно, за которым сидел Хольгер. Девушка стремительным шагом прошла вдоль фасада пивной и вскоре скрылась в дождевом мороке, оставив лишь странное ощущение в душе Вюнша.
Вскоре и сам Хольгер оказался под дождем. Он жил в сорока минутах ходьбы от работы и в получасе от пивной. Несмотря на близость дома, за время пути Вюнш изрядно вымок. Зонтов он не любил, а пальто и фетровая шляпа с сильным дождем порой не справлялись.
Жил Хольгер в двухкомнатной квартире на первом этаже отдельно стоящего старинного дома. Первое время в Мюнхене Вюнш ютился у своего бывшего сослуживца – Детмара Эрлиха. Для трехкомнатного дома в пригороде семь душ были слишком тяжелым испытанием и как только у Хольгера появились деньги, он снял себе квартиру в городе, недалеко от работы. Домовладельца Вюнш видел раз в неделю по субботам, когда тот руководил уборкой квартир. Плата была высокой, но зато не нужно было ездить на работу каждый день на автомобиле.
Немного отдышавшись после прогулки под дождем и переодевшись, Хольгер включил радиоприемник, стоявший в гостиной – зазвучал романтический мотивчик, слишком приторный на вкус Вюнша. После этого он сел на скрипучий диван и, вытянув ноги на пуфик, принялся читать вечернюю газету. Дождь стучал по окнам, а в газете нельзя было разобрать ни слова. «Все, больше ни одной строчки сегодня!» – пообещал себе Вюнш. Завтрашний день сменит сегодняшний чуть менее чем через три часа, но Хольгер не собирался ждать этой перемены.
Расслабленная песенка о юноше и цветке, росшем на горе, закончилась, и зазвучали аккорды, которые Вюнш узнал бы всегда. Его полусонное сознание уносилось этой музыкой по реке, наполненной воспоминаниями. После открывающего проигрыша зазвучали сильные мужские голоса:
Deutschland, Deutschland über alles, 14
über alles in der Welt,
wenn es stets zu Schutz und Trutze
brüderlich zusammenhält… 15
Перед внутренним взором Хольгера предстали уходящие из Берлина на запад эшелоны. Стояло лето, люди были одеты легко, у всех были флажки, все улыбались, женщины махали белоснежными платками. Они все смотрели на молодых мужчин, садившихся в поезда, и Хольгеру чудилось, что все они смотрят прямо на него. И вдруг где-то на перроне – он точно не видел где – заиграл настоящий оркестр и люди начали петь. Они пели о том, что Германия превыше всего и Хольгер тоже пел, и по его лицу текли слезы. Ему было девятнадцать, он очень мало знал о смерти и совсем ничего о жизни. А люди протягивали им через окна маленькие имперские флажки, какие-то свертки, открытки и цветы. Поезд тронулся, и фигуры людей слились друг с другом в черно-бело-красную полосу. Песня звучала вслед поезду, который увозил Хольгера и его полк в ад.
Von der Maas bis an die Memel,
von der Etsch bis an den Belt,
Deutschland, Deutschland über alles,
über alles in der Welt!..