с чем не сравнимы, его – неисчислимы. Ты скалишься на каждого, кто подходит к тебе без лакомства, а он косо смотрит на всякого, кого не может использовать к своей выгоде. Он так же равнодушен к своему бесчестью, как ты – к бесцеремонному с тобой обращению. И, думаю, недаром великие мужи так часто похожи на обезьян, а обезьяны выглядят в точности как великие мужи.
Итак, люди суетливы и не замечают, что не могут найти общий язык друг с другом. А у обезьяны нет никакого языка, есть только внешний вид, похожий на человека. Поэтому обезьяна – самый верный портрет великого мужа, как бы ни было обидно последнему.
Более того, у обезьяны есть нравственное преимущество: она кусается лишь потому, что это в ее природе. А вот люди кусаются и нападают на своих благодетелей, потому что лишились даже чувства естественной благодарности:
Но поскольку ты, как всякий великий муж, отличаешься большою ученостью, ничего этого я говорить не буду, а просто подожду, когда ты меня укусишь в награду за то, что я тебя обессмертил. Все великие мира сего платят этой монетой авторам посвященных им лауд [похвал], просто для того чтобы приобщиться к учености именно так, как приобщаешься к ней ты. Если б я осмелился, я бы заметил, что душою они схожи с тобой, но, пожалуй, лучше будет сказать так: великие мужи скрывают свои пороки с помощью книг, которые им посвящаются, так же как ты скрываешь свое уродство под одеждой, которую я приказал для тебя сшить [19].
Итак, в обычае ученых людей – ссориться, но для них ссоры – просто повод показать свою ученость в книгах. Эти книги так же прикрывают убожество их мыслей, как одежда едва скрывает нелепое тело обезьяны. Конечно, можно сказать, что одежда на обезьяне – смешной и уродливый обычай. Но ведь и маскировать свои личные обиды и интриги под видом объективной научной полемики – не менее уродливо.
Люди неблагодарны, продолжает Аретино, они выкидывают подаренные им книги и рвут их на бумагу для низких нужд. Но обезьяна, во всяком случае, сделает это весело, без мрачных обид.
Так что посвятить сатиру обезьяне – это оградить книгу от поспешного пренебрежения и от ханжеской цензуры, маскирующей испорченность самих ханжей. Ханжа ненавидит удовольствия идеологически, пытаясь всех лишить того, чем не обладает сам: ханжество есть фарисейство и насилие одновременно. Безжалостный юмор Аретино – и в наши дни блестящее оружие против ханжества.
Глава 4
Свифт, отец черного юмора
Ирландский писатель Джонатан Свифт (1667–1745) – для нас прежде всего политический сатирик, высмеивавший вражду партий и групп в Англии, представлявший современных ему государственных деятелей ничтожными и суетливыми лилипутами. На самом деле этот великий памфлетист обличал не только политиков, но и, в первую очередь, прожектеров – тех, кто пытался решить сложные социальные проблемы с помощью нехитрых проектов.
В этих проектах Свифт всегда отмечал шарлатанство. Любой такой план исходит из ограниченного числа предпосылок и задач, вроде «обеспечить всех работой и одеждой». Каким путем будет достигнута цель, каких жертв потребует, авторы проектов не только не уточняют, но и не замечают.
Свифт доводит идею проектирования до абсурда. Апофеоз его черного юмора – фельетон «Скромное предложение» [20]. Герой фельетона предлагает решить сразу несколько проблем – католическое влияние в Британии через ирландцев, постоянный голод в этой стране и большое число преступлений против личности – одним способом: легализовать… поедание ирландских младенцев, разумеется, прожаренными не хуже, чем стейки.
Тогда и родители будут лучше кормить младенцев, потому что выручат больше денег за упитанные экземпляры. Хороший мясной рацион появится у всех состоятельных людей. Мужья перестанут бить беременных жен, дабы не случился выкидыш. Число католиков в Британии уменьшится, а число несчастных детей сойдет на нет. Одна польза обществу, загляденье!
Что до нравственной стороны, то какая разница, есть детей или «съедать» их родителей, лишая их работы и средств к существованию. Обличая дикий капитализм, Свифт еще больше обличает проектирование, когда кажется, что насилия станет меньше (мужья перестанут бить жен). Но сам проект – насилие от начала и до конца.
«Наставления слугам» – пример жанра «вредных советов» [21]. Это совет слугам быть предельно недобросовестными, просто учитывая то, что сами хозяева толком не помнят, что поручили слугам. Это уже не говоря о разногласиях хозяина и хозяйки. Сейчас по этому поводу есть много шуток – например, что на предприятии самым добросовестным работником оказывается самый ленивый, потому что он не выполняет противоречивых указаний, которые сами начальники потом отменяют, и поэтому единственный всегда всё делает «правильно».
Портрет Джонатана Свифта в газете International Mag. 1850
Добродетелью слуг считалось тихо открывать и закрывать двери, чтобы и сами они были незаметны в доме, и звук дверей не отвлекал благородных господ от разговоров и размышлений. Герой Свифта советует слугам, напротив, закрывать двери со стуком или держать их всегда открытыми: ведь господа постоянно говорят, как они благодарны слугам, как они ценят их труд, – так и надо господам дать понять, что слуги трудятся вовсю. Так Свифт разоблачает пустые формулы вроде «благодарности слугам» – ведь большая часть господ к слугам равнодушны и не замечают их усталости.
Господа обычно ссорятся со слугами из-за того, что те не закрывают за собой дверей; но ведь ни хозяин, ни хозяйка не понимают, что дверь должна быть открыта, прежде чем ее можно будет закрыть, и что это двойной труд – открывать и закрывать двери; поэтому лучше, и проще, и легче не делать ни того, ни другого. Однако, если к тебе всё время пристают, чтобы ты закрывал дверь, и об этом уж трудно забыть, тогда, выходя, так хлопни дверью, чтобы вся комната затряслась и всё в ней задребезжало; это покажет твоим господам, как ты старательно выполняешь их указания. <…> Некоторые привередливые дамы, опасающиеся простуды, замечали, что кухонные девушки и парни часто забывают закрывать за собой дверь, выходя на задний двор и возвращаясь обратно; эти хозяйки придумали прикреплять к двери блок с веревкой, на конце которой привязан большой кусок свинца, тогда дверь закрывается сама, и надобно сильно толкать ее, чтобы она открылась; это – тяжелый труд для слуг, которым по их работе приходится входить и выходить через эту дверь по пятьдесят раз в день; однако до чего не додумается изобретательный ум? И предусмотрительные
