– Это кольцо, – сказала Юфрид, – всегда носила моя мать. Если вы, хозяйка, пожелаете принять его от меня, то я пойму, что вы не осуждаете меня так сурово, как того можно было бы ожидать от столь почтенной и высокородной женщины.
– Ну, теперь мне придется быть тебе вместо матери, – улыбаясь, промолвила Кристин и надела кольцо себе на палец. Это было маленькое серебряное колечко с красивым белым агатом, и Кристин подумала, что девочка, видно, считает его особенно дорогим, раз оно напоминает ей о матери.
– Я думаю, мне следует отдарить тебя чем-нибудь.
Кристин достала свой ларец и отыскала в нем золотое кольцо с сапфирами.
– Когда Гэуте появился на свет, отец его положил это кольцо мне на постель.
Юфрид взяла кольцо и поцеловала руку Кристин.
– А я хотела бы выпросить у вас другой подарок… матушка… – Она так очаровательно улыбнулась, – Не опасайтесь, что Гэуте привел в свой дом досужую или нерадивую женщину. Но у меня нет с собою подходящего платья для работы. Дайте мне какое-нибудь старое платье с вашего плеча и позвольте помогать вам; тогда, быть может, в скором времени я больше прийдусь вам по душе, чем вы можете сейчас…
Тут Кристин ничего другого не оставалось, как показать молодой женщине содержимое своих сундуков. Юфрид так умело расхваливала красивые веши, сделанные руками Кристин, что старшая хозяйка дарила ей то одно, то другое – две полотняные простыни с бахромчатой шелковой оторочкой, полотенце с синей каймой, тканое покрывало и, наконец, большой настенный ковер с изображением соколиной охоты.
– Я хочу, чтобы эти вещи навсегда остались здесь, в Йорюндгорде, а с помощью бога и девы Марии этот дом когда-нибудь будет твоим.
Потом они пошли по клетям и кладовым. Так они провели вместе много часов и остались очень довольны друг другом.
Кристин хотела дать молодой женщине свое платье из зеленого сукна, затканного черными горошинами. Но Юфрид оно показалось слишком хорошим для домашней работы. «Бедняжка, ей так хочется подольститься к мужниной матери», – подумала Кристин, подавляя улыбку. Наконец они отыскали старое коричневое платье, которое, по мнению Юфрид, было бы вполне подходящим, если его немного укоротить и поставить заплаты на локтях и под мышками. Она попросила ножницы и принадлежности для шитья и сразу же принялась за дело. Кристин тоже взялась за шитье, и так они сидели вместе, работая, когда Гэуте и господин Сигюрд пришли к ужину.
Кристин от всего сердца признавала, что Юфрид была из тех женщин, которые ко всему умеют приложить руки. Если все обойдется хорошо, то Гэуте окажется счастливцем – ему достанется жена не менее деятельная и усердная, чем богатая и красивая. Сама Кристин, обыщи она хоть всю Норвегию, не смогла бы найти женщины, более подходящей для того, чтобы заступить ее место в Йорюндгорде. И вот однажды Кристин сказала, – потом она сама не могла понять, как эти слова сорвались с ее уст, – что в тот день, когда Юфрид, дочь Хельге, станет законной супругой Гэуте, мать передаст молодой хозяйке ключи от хозяйства, а сама переберется с Лаврансом в старый дом.
После она часто думала, что ей следовало бы поразмыслить хорошенько, прежде чем произносить подобные слова. Уж не раз случалось, что она бывала слишком опрометчива в разговорах с Юфрид.
Но все дело в том, что Юфрид была нездорова. Кристин поняла это почти сразу, как только девушка появилась в усадьбе. И Кристин вспоминала ту первую зиму, когда она жила в Хюсабю. Она-то была замужем, ее муж и отец были уже связаны свойством, хотя и не ясно было, как сложатся их отношения впоследствии, когда грех выплывет наружу. И все же она так безмерно страдала от стыда и раскаяния, затаив в сердце горькую обиду на Эрленда! А ведь ей было тогда уже полных девятнадцать лет, в то время как Юфрид едва ли минуло семнадцать. И девочка живет здесь, среди чужих, увезенная тайком из родного дома, бесправная и опозоренная, и носит под сердцем ребенка Гэуте. Кристин в глубине души не могла не признать, что Юфрид казалась более сильной и мужественной, чем когда-то она сама.
Но Юфрид не осквернила святости монастыря, не нарушила слова, данного при обручении, не лгала, не обманывала, не растоптала чести своих родителей у них за спиной. Если даже эти двое молодых людей и погрешили дерзко против законов страны, против послушания и добродетели, то все-таки они не должны были страдать от угрызений совести так тяжко, как страдала когда-то она. Кристин непрестанно молилась о благополучном исходе этой сумасбродной затеи Гэуте. Она утешала себя тем, что бог в справедливости своей не может ниспослать Гэуте и Юфрид более суровую участь, чем та, что выпала на долю ее и Эрленда, – а они ведь в конце концов поженились, и ребенок их, зачатый в грехе, родился законным наследником всех своих родичей.
Поскольку ни Гэуте, ни Юфрид ничего ей не говорили, то и Кристин тоже не хотела заводить об этом разговор. Но все-таки ей очень хотелось побеседовать с молодой, неопытной женщиной. Ведь Юфрид должна была теперь беречься, подольше нежиться в постели по утрам, а не вскакивать раньше всех в усадьбе. Кристин замечала, что страстным желанием Юфрид было подниматься раньше свекрови и делать за день больше, чем она. Но Юфрид была не такова, чтобы Кристин могла предложить ей помощь или высказать сострадание. Матери оставалось только втихомолку делать за нее самую тяжелую работу и обращаться с ней наедине и на людях так, словно бы она по праву была молодой хозяйкой в усадьбе.
Фрида бесилась оттого, что принуждена была уступить свое место на скамье рядом с хозяйкой, этой Гэутовой… И она обозвала Юфрид бранным словом. Это произошло, когда они с Кристин стряпали однажды в поварне. Впервые в жизни Кристин ударила свою служанку.
– Уж не тебе бы говорить подобные слова, ты, старая блудливая сука!
Фрида отерла кровь с носа и с губ.
– А разве вы, дочери знатных вельмож, такие, как ты и эта Юфрид, не должны быть лучше нас, детей скотников?.. Вы знаете, что вас наверняка ожидает брачная постель под шелковым покрывалом… Это вы, верно, бесстыжие блудни, если не можете обождать и таскаетесь по лесам с молодыми кобелями, а потом приносите пащенков в подоле… Тьфу!..
– Молчи, ты… Пойди и умойся… Ты закапаешь кровью все тесто, – сказала хозяйка почти спокойно.
В дверях Фрида столкнулась с Юфрид. При взгляде на молодую женщину Кристин поняла, что та, должно быть, слышала ее разговор со служанкой.
– Бедняжка болтает все это по глупости… Я не могу ее выгнать – ей некуда деваться.
Юфрид презрительно улыбнулась. Тогда Кристин сказала:
– Она выкормила грудью двух моих сыновей.
– Гэуте она не кормила грудью, – ответила Юфрид. – Об этом она то и дело напоминает и мне и ему. А не могли бы вы выдать ее замуж? – резко спросила она.
Кристин невольно рассмеялась.
– Думаешь, я не старалась? Но стоило только парню один раз побеседовать со своей нареченной невестой, как дело дальше не шло…
Кристин подумала: не воспользоваться ли ей этим случаем и не поговорить ли сейчас с Юфрид – дать ей понять, что она встретит здесь, дома, только материнскую благожелательность? Но Юфрид глядела холодно и разгневанно…
Глядя на Юфрид, можно было уже сказать, что она беременна. Как-то собиралась она перебирать перья для новых подушек. Кристин посоветовала ей повязать чем-нибудь голову, чтобы в волосы не набился пух. Юфрид надела полотняную косынку.
– Пожалуй, мне теперь больше идет такая повязка, – сказала она и негромко рассмеялась.
– Может, и так, – коротко ответила Кристин. Все-таки ей было непонятно, как Юфрид может
этим шутить.
Несколько дней спустя Кристин зашла в поварню и увидела, что Юфрид потрошит дичь и руки ее до локтей покрыты брызгами крови. Кристин в испуге оттолкнула девушку в сторону:
– Дитя, тебе ведь нельзя пачкаться в крови теперь… Неужто ты даже этого не знаешь?
– А вы думаете, что это правда, о чем болтают женщины? – недоверчиво спросила Юфрид.
Тогда Кристин рассказала об огневом знаке, который был на груди у Ноккве. Намеренно рассказала она об этом так, чтобы молодая поняла: Кристин не была еще замужем, когда глядела на горящую церковь.
– Ты, верно, не думала обо мне такого? – спросила она тихо.
– Да нет, Гэуте рассказал мне обо всем. Ваш отец обещал вас в жены Симону Дарре, а вы бежали с Эрлендом, сыном Никулауса, к его тетке, и тогда Лаврансу пришлось дать свое согласие…
– Положим, это было не совсем так… Мы не бежали из дому. Симон освободил меня от обещания сразу же, как только понял, что Эрленд мне больше по душе. И тогда отец тоже согласился, хотя и с большой неохотой. Но все-таки он сам соединил наши руки. Целый год я была нареченной невестой Эрленда… Ты думаешь, это еще хуже?.. – спросила Кристин, так как девушка сильно покраснела и с ужасом глядела на свекровь.
