две кружки пива.
– Я тут иногда подрабатываю, – пояснила она. Бетт стояла молча, сжимая в руке собачий поводок.
Она понятия не имела, будут ли на нее кричать и станут ли хлестать по щекам; не знала, что именно Гарри сказал своей жене; горло будто сдавила невидимая рука. «Да я же ничего такого не сделала, – напомнил ей внутренний голос. – Я же не просила его меня целовать».
«Но тебе ведь понравилось», – возразил второй внутренний голос.
Жена Гарри взяла бокалы и пошла в отдельную гостиную, сделав Бетт знак следовать за ней. Когда та вошла, Шейла закрыла дверь ногой.
– Да перестаньте вы краснеть, я вас не съем. Можно Кристоферу поиграть с собакой?
Бетт спустила Бутса с поводка, и пес, к восторгу малыша, пошел к нему. Сжимая в руке бокал, Бетт опустилась на стул напротив жены Гарри, которая уставилась на нее ясными любопытными глазами. Бетт тоже принялась ее разглядывать. Жена Гарри была высокой, худощавой, волосы песочного цвета. Лицо скорее приятное, чем красивое.
– Миссис Зарб… – начала Бетт.
– Если это по вам потерял голову мой муж, можете звать меня Шейлой.
Бетт снова почувствовала, что краснеет. Она бросила взгляд на мальчика, но тот беззаботно играл с Бутсом в другом конце длинной комнаты. В баре кто-то бренчал на пианино, и эти звуки заглушали их голоса.
– Что… что он вам сказал? – неожиданно для себя спросила Бетт.
– Да почитай что ничего. Гарри – это же прямо-таки книга за семью печатями. Но пару дней назад он напился под вечер – вообще это на него не похоже – и бормотал что-то насчет того, как он поцеловал Бетт на последнем Безумном Чаепитии. Все сокрушался, что вы небось теперь считаете его подлецом.
Бетт никому не рассказывала о том, что произошло. Озла пришла бы в ужас и стала ее увещевать, а Маб расхохоталась бы: «Ну конечно, брак у него не настоящий, а как же. Они всегда так говорят!» Так что Бетт твердо решила просто больше не думать о том поцелуе и сосредоточиться на работе. И во время смен все было хорошо. Но вот потом, когда она с зудящими глазами лежала без сил, уставившись в потолок, и постепенно выбиралась из бесконечных завитков кода, приходили мысли, а что случилось бы, позволь она Гарри целовать ее еще и еще. Что последовало бы за поцелуями и что бы она почувствовала? Тот единственный поцелуй взбудоражил ее любопытство – и теперь она желала знать.
– Он вам нравится? – без обиняков спросила Шейла.
Бетт опустила глаза, невольно вспомнив, какую радость испытывала, работая бок о бок с Гарри, – как они передавали друг другу родды, кружки с кофе и итальянские словари, как оба сгорали от нетерпения, ожидая курьеров с новыми донесениями, как обменивались быстрыми улыбками, заслышав въезжавшие во двор служебные автомобили…
«С тех пор как я увидел, как ты взламываешь итальянскую “Энигму”, я едва смею дышать рядом с тобой».
– Насколько я понимаю, ответ «да», – заключила Шейла.
– Это не имеет значения, – заставила себя сказать Бетт, поднимая глаза. – Я не стала бы ничего… делать. Потому что он ваш муж.
– Так это все, что вам мешает? – Шейла отхлебнула пива. – Послушайте. У меня есть кое-кто другой. Гарри в курсе, и его это совершенно не волнует. В браке мы остаемся лишь ради вон того мальца. – Она кивнула в сторону сына, лежавшего на полу нос к носу с Бутсом, и ее лицо смягчилось. – Он просто чудо, и я за него жизнь отдам, если понадобится. Гарри тоже. Но наш сын – это единственное, что общего у нас – у Генри Омара Дариуса Зарба с его высшим образованием и важным семейством, где сплошь дипломаты да лондонские банкиры, и Шейлы Джин Макги, бывшей барменши в пабе «Орел» в Кембридже, куда он ходил заниматься и пропустить бокал пива. Даже великой любви между нами не было. Я ему нравилась, потому что не обзывала его черномазым или макаронником, а он нравился мне, потому что выглядел как шейх из кино. Когда я узнала, что намечается Кристофер, он поступил как порядочный мужчина. Отец он отличный, но бесит меня порой как не знаю что своими уравнениями и неспособностью наконец-то научиться убирать свои треклятые грязные носки. – Раздражение в ее голосе смешивалось с нежностью; она говорила скорее как старшая сестра, а не жена. – Нам неплохо живется вместе, но если ему хочется интрижки с кем-то вроде вас – и если вам это тоже нужно, – то пожалуйста, я не возражаю.
Глядя на нее во все глаза, Бетт машинально подняла свой бокал и отпила чуть ли не до половины.
– Но это же безнравственно, – не удержалась она, будто слыша голос своей матери.
– С чего бы, ежели никому не вредит? – пожала плечами Шейла. – Мы об этом не распространяемся, чтобы ничего не дошло до Кристофера, а в остальном позволяем друг другу жить как нравится. Мне бы хотелось увидеть Гарри счастливым. Он мой лучший друг, и еще он не мешает мне быть счастливой с моим парнем. Немногие мужчины способны на такое. Вы из мозговитых, вроде Гарри. Не знаю, чем вы там занимаетесь в БП, но явно чем-то важным. А ему бы понравилось быть с женщиной, с которой можно обсудить уравнения или о чем еще там у вас, образованных, принято болтать в постели.
– Я не училась в университете.
– И все равно вы такая же, как он. Недавно я увидала вас около бакалеи, вы застыли и смотрели куда-то вдаль. С Гарри это тоже бывает. – Шейла покачала головой. – Не знаю, заняты ли вы в БП тем же, чем он, но в последнее время он как струна, которая вот-вот лопнет…
«Ну да, они уже больше восьмидесяти дней не могут взломать код с подлодок», – подумала Бетт. Достаточно было посмотреть на Гарри, сидевшего за ужином в новой столовой с опущенными плечами и вытянувшимся лицом над своим подносом, чтобы понять: шифр по-прежнему остается невзломанным.
– Я вас увидала сегодня и подумала, а не та ли вы, которая ему нравится. И решила, может, не помешает растолковать вам, как у нас обстоят дела.
– Я не подхожу для интрижек, – выпалила Бетт. – Если ему это нужно, то пусть себе подбирает потаскушек в кинотеатре.
– Скорее всего, время от времени он так и поступает, откуда мне знать.
Бетт не понимала, как Шейла может говорить это с таким спокойствием. От мысли, что Гарри может быть с другой женщиной, Бетт захотелось сплюнуть.
– Мужчинам это дело нравится, – продолжала Шейла, – а мы с Гарри перестали с тех пор, как я повстречала моего Джека.
