«Привидится же такое! – подумала Лёля. – Это у меня галлюцинация после контузии. Сейчас пройдет», – и она крепко зажмурилась. А когда открыла глаза, лошадь стояла на месте и тяжело дышала. Из-за нее, из густой темноты медленно вышел старик с белой бородой. Подойдя к Лёле, он протянул ей руку и помог подняться.
– Не бойся, дочка, я не привидение, – улыбнулся старик. – Меня звать Сан Саныч, фамилия Иванцов. Я из здешнего колхоза «Красный коммунар», конюхом работаю. Ну, работал то есть, пока эти, – он кивнул в сторону немцев, – не пришли. Я тут пяток лошадок в балке схоронил, когда бой начался. Сидел три дня, ждал, что скажут, чего дальше делать. А нет никого. Вот не выдержал, и когда стихло все, сюда пошел. Подумал: может, сгожусь на что.
– Дедушка! Милый вы мой! Да мне вас сам бог послал! – радостно обняла Лёля старика.
– Батюшки-святы, впервые вижу, что комсомолка в бога верует, – усмехнулся Сан Саныч.
Лёля покраснела. И хотя это было незаметно в темноте да на покрытом пылью лице, ей стало неловко.
– Я так… к слову, – смущенно сказала она.
– Ну-ну, девонька, не тушуйся, – поддержал ее старик. – Времена настали такие, что без божьей помощи не обойтись нам. Говори, что делать-то?
– А далеко ваши подводы? – спросила Лёля.
– Туточки, метров триста, – сказал Сан Саныч.
– Вы вот что. Я дам вам бойцов, которые умеют с лошадьми управляться, и вы спешите сюда, вот к этому блиндажу. Надо вывезти раненых до рассвета.
– Сделаем, – ответил старик.
Лёля попросила солдата, что приводил ее к лейтенанту Крохину, найти еще бойцов и отрядить их к старику на подмогу. Сама же санинструктор бросилась к старшему лейтенанту – того тоже надо было срочно вывозить.
Глава 85
– Товарищ старший лейтенант! Представляете, я нашла подводы для раненых! Вернее – они меня сами нашли! – радостно сказала Лёля, оказавшись рядом с Крохиным. Она старалась говорить шепотом, но получилось чуть громче. «Лишь бы немцы не услышали», – подумала санинструктор и инстинктивно вжала голову в плечи. Но с запада не было ни звука, словно вымерли там все. Вот и хорошо бы! Жаль, что не может такого случиться.
Лёля потормошила немного Крохина, думая, что тот или спит, или сознание потерял. Но голова старшего лейтенанта безжизненно моталась из стороны в сторону. Девушка поняла, что тот умер. Она глубоко вздохнула и, чтобы не поддаваться эмоциям, расстегнула нагрудный карман его пропыленной и просоленной гимнастерки, достала документы и положила в свою санитарную сумку. Туда же аккуратно добавила медаль «За отвагу» и орден «Красного знамени», которые висели у Крохина на груди. «Отдам тому солдату, который меня сюда привел, – решила Лёля. – Может, он знает, кому передать».
Девушка вернулась к блиндажу и стала помогать раненым собираться. Дело было трудное. Многие лежали без сознания, несколько бойцов так и не дождались помощи. Вскорости прибыли подводы, началась погрузка. Она проходила почти в ночном сумраке, разве что звезды на небе светили ярко, стояла большая луна, которую то и дело закрывали плывущие по небу облака, и тогда становилось много темнее.
На пять подвод, которые привел Сан Саныч и приданные ему в помощь ополченцы, удалось вывезти всех, кто нуждался в срочной помощи. Возле блиндажа остались только несколько человек раненных – они отказались уезжать, сказав, что могут сражаться. Лёля посмотрела на них, и в глазах ее были жалость и гордость. Вот ведь люди какие: знают, что им не выжить, и что могут уехать, но остаются. Практически не верную погибель.
Лёля вернулась в расположение своей санроты, когда уже начало светать. Она была крайне измотанной физически, но не душевно и даже улыбалась сама себе: все-таки ей, хрупкой девчонке, которая только недавно школу окончила, удалось невероятное. Под самым носом фашистов вывезти с передовой больше двух десятков раненых бойцов. Пусть и с огромным трудом, но все-таки получилось.
Когда подводы остановились у палаток с красными крестами, и девушки бросились помогать раненым, Лёля устало спустилась на землю и первым делом подошла к Сан Санычу, который стоял у головной подводы и ласково проводил рукой по гриве лошади, приговаривая: «Молодец, Стешка, хорошо потрудилась. Найду ежели, тебе зерна полную торбу отсыплю. Наешься всласть».
Увидев Лёлю, старик улыбнулся:
– Ну вот, дочка. Я же говорил, что доберемся до своих. А ты беспокоилась.
– Спасибо вам сердечное, Сан Саныч! – горячо и искренне сказала Лёля. – Если бы не вы… я даже не знаю.
– Ну что ты, что ты, дочка. Какие там благодарности. Не нужно их. Я ж для кого? Для наших воинов стараюсь. Все ведь понимаю. Сам в Первую мировую на германском фронте-то был.
Лёля удивленно подняла брови.
– А ты думала! – усмехнулся в густые прокуренные усы Сан Саныч. – Владимирский шестьдесят первый пехотный полк! – Старик сказал это, став по стойке смирно и браво выпятив грудь в рубахе. Смотрелся он довольно забавно: на ногах гражданские штаны и старые стоптанные ботинки, на голове видавший виды картуз. Но чувствовалась в нем, несмотря на это, стать и выправка старого вояки.
– Я обязательно расскажу о вас командиру, – сказала Лёля.
– Дело твое, дочка. А я пока лошадок своих приберегу. Сдается мне, придется нам нынче дальше отступать, за Волгу. Германец-то вон как прёт, не остановишь, – Сан Саныч тяжело вздохнул, взял Стешку под уздцы и повел в сторону санротной кухни. Надеялся там найти кого-нибудь из ездовых и подкормить своих подопечных, которых следом вели несколько легко раненых бойцов их рабочего батальона.
Лёля после разговора с Сан Санычем поспешила к командиру роты – Антонине. Девушка нашла ее в палатке, где хранились медикаменты – Антонина принимала доклад о том, сколько и чего осталось.
– Товарищ старший лейтенант медицинской службы! – отрапортовала Лёля. – Младший сержант Дандукова после выполнения задания прибыла!
– Слава Богу, Лёля, ты жива! – сказала Антонина совсем по-матерински, а не как должен был бы ответить офицер РККА. Она подошла к девушке и обняла ее, крепко прижав к себе. Так, словно не хотела больше отпускать никуда. Но время нынче было такое – пришлось.
Лёля не ожидала от обычно строгой Антонины такой теплоты, потому смутилась немного. Но, пересилив себя, сказала:
– Я с товарищами из рабочего батальона вывезла их раненых. Тех, что тяжелые. Другие остались, которые еще стрелять могут.
– Как у них там? – грустно спросила Антонина, предвидя заранее ответ.
Лёля тяжело вздохнула:
– Трудно. Их четверть, наверное, осталась от всего батальона. Многие ранены. Но говорят, что отступать не будут.
Антонина молча покачала головой. Куда уж тут отступать. За позициями на восток уже начинались цеха Сталинградского тракторного, а там и городские кварталы совсем рядом. Вернее то, что от них осталось после 23 августа. Старший лейтенант прекрасно понимала: город фашистам никто просто так не сдаст. Не для того один лишь рабочий батальон несколько дней, вгрызаясь в землю, удерживал свои позиции вместе с девушками-зенитчицами.
– Товарищ старший лейтенант, – сказала Лёля. – Разрешите обратиться?
Антонина кивнула.
– Разрешите мне к зенитчицам вернуться? У них там ведь из медиков одна Катя осталась, две другие девочки, с которыми я утром ходила, сюда пришли – раненые они.
– Знаю, – ответила Антонина. Она взяла Лёлю за руку и пристально посмотрела ей в глаза. – Ты понимаешь, что можешь оттуда не вернуться? Никогда не вернуться?
Лёля помолчала несколько секунд. Сказала тихо:
– Понимаю. Но если не мы, то кто им поможет?
Антонина тяжело вздохнула. «И откуда в этой пигалице такая сила воли и такое мужество? Удивительно. Ведь посмотреть со стороны – ребенок в военной форме. Господи, только бы выжила!», – подумала старший лейтенант.
– Разрешаю, – сказала она.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант! – Горячо поблагодарила Лёля и, развернувшись, поспешила искать Сан Саныча. Антонина еще несколько мгновений смотрела ей вслед, словно запоминая…
