— Никак, батарею и шанец соорудили, — сказал он Лоренцу, — похоже, понтон ладят из бревен, переправу наводят по всей форме.
— Туго нам придется, — почесав затылок, проговорил Лоренц, — наши пушки малы, а цель для них велика. Борта у нас в одну доску, они же за бруствером укрыты.
— Куда денешься, — Наум в таких случаях не раздумывал, — кроме нас с тобой, некому шведа забить.
Едва шведы столкнули понтон в воду и начали грузить лошадей, перед ними появились две бригантины. Началась пушечная дуэль. Поначалу удалось разбить ядрами понтон, с криками замертво падали в воду шведы. Но и неприятельская батарея стреляла почти в упор. На бригантине Лоренца убило несколько солдат, появились пробоины, и поручик, махнув рукой, начал отходить вниз по Неве. Бригантина Сенявина держалась еще полчаса, разбомбила вконец второй понтон. Прямой наводкой били по шведской батарее, но шведы надежно укрыли восемь пушек за бруствером из бревен и земли.
Насмерть бился Сенявин, сраженные ядрами, падали на палубу один за другим убитые и раненые матросы, бригантина получила пробоины у самой воды. В конце концов пришлось тоже отойти.
…Обычно сдержанный, матерно ругал адмирал оправдывающегося Боциса, да время ушло, двенадцать тысяч шведов сумели переправиться на левый берег и двинулись в Ингрию, охватывая кольцом Петербург.
Либекер радовался, надеясь пополнить запасы еды: «Теперь-то мои солдаты будут сыты». Уходя из Выборга, армия захватила с собой лишь скудный паек. Рассчитывали поживиться в местах, где провизии прежде было вдосталь. Но Апраксин опередил шведов.
«Я, — донес он царю, — послал Бахметева с казаками во все Копорские уезды, и ежели куда неприятель будет приближаться, чтоб провиант весь сжечь».
Несладко пришлось шведам, всюду перед ними плясали «петухи», пришлось затягивать пояса потуже.
Не все проходило гладко и в корпусе Апраксина. Начальник кавалерии чванливый Фразер плутал с драгунами у Ямбурга, вдали от неприятеля, случайно наткнулся на большой шведский обоз из Нарвы с провиантом.
Отправить бы трофеи в Петербург, где тоже было туго с провизией, так Фразер сжег все добро. Апраксин возмутился, а Фразер кривил губы, усмехался. У адмирала не было права заменить его, обратился к Петру. «Для того прошу вашего величества прислать в конницу доброго командира, а ежели не противно вашему величеству известного из русских». Как ни странно, вскоре нераспорядительность Фразера пришлась кстати.
Когда Либекер высадился на левом берегу Невы, Апраксин с тревогой ожидал, что он двинется на север блокировать и штурмовать Петербург. Но шведский генерал трусил. С голодным войском он устремился к побережью залива, питая надежду, что эскадра адмирала Анкерштерна разбила русских. Наконец-то вдали на рейде заполоскались знакомые шведские флаги.
За Либекером с эскадры прислали шлюпку.
— Адмирал приглашает вас отобедать, — передал офицер.
Либекер оглянулся: «Слава Богу, кроме адъютанта, никто не слышал».
В адмиральском салоне генерал прежде всего накинулся на еду.
— Мои офицеры, не говоря о солдатах, второй день потребляют конину. К столу не подают вина. Русские выжгли все под чистую. Я надеялся, — насытившись, криво усмехнулся Либекер, — что королевский флот быстро расправится с русскими и появится у Петербурга.
— Я вижу, королевские мушкетеры и рейтары тоже не в восторге от русских, — подкусил в свою очередь адмирал собеседника. — И все же, что будем делать, генерал?
— Ждать, — чмокая губами, допивал вино Лебекер. — Постараемся выманить русских в поле — и там-то мы возьмем верх.
…К Апраксину доставили шведского квартирмейстера Вико, накормили голодного унтер-офицера.
— В войсках хлеба осталось на неделю, — выложил он без обиняков. — Солдаты и офицеры перешли на конину. Офицеры поговаривают, что генерал Либекер подумывает уйти из Ингрии.
Апраксин хитро прищурился: «Надобно ему помочь в этом». Послал за генералом Фразером.
— Ты мастак шведам корму показывать, — усмехаясь, начал с ним разговор адмирал, — так сделай теперь это нарочно. — Апраксин вынул из портфеля запечатанный пакет. — Подберись поближе к шведам ночью, разбей палатку где вдалеке, рухлядь разную разложи для виду и этот портфель с пакетом брось поперек. Когда шведы на тебя пойдут, постреляй для острастки и уходи поспешно. Разыграй отступление.
Все произошло, как было задумано. Не успели шведские рейтары доставить портфель с письмом Либекеру, как тот забил тревогу.
— Дважды выстрелить из пушки, вызвать немедля шлюпку с эскадры.
Потревоженный Анкерштерн слушал генерала.
— Мой адмирал, неприятное известие. — Он протянул собеседнику письмо. — Апраксин сообщает своему генералу Фразеру, что ему на подмогу идут из Нарвы шесть тысяч войск и с Ладоги еще семь тысяч пехоты и драгун.
Лицо Либекера покрылось испариной.
— Мне думается, у самого Апраксина тысяч двадцать, и если прибавить подмогу, у неприятеля будет тройное превосходство против моего голодного войска.
— Что же вы предлагаете?
— Вся надежда на вас, адмирал. Мне надо спасать войска. Я готов хоть сегодня начать погрузку на корабли.
Анкерштерн сердито кашлянул. «Эти генералы ни черта не смыслят в нашем деле».
— На виду у русской эскадры грузить десант безрассудно. Пока офицеры и солдаты будут усаживаться в шлюпки, русские бригантины навалятся на нас и всех потопят. Принять на борт двенадцать тысяч солдат потребуется неделя времени.
— Так что же делать?
Анкерштерн поманил Либекера к карте:
— Самое удобное место — Копорский залив. Там можно укрыться от шторма, и русские не обнаружат нас.
— Вы упомянули, адмирал, офицеров и солдат. А что же мне делать с лошадьми?
Анкерштерн зло зыркнул на Либекера:
— Пускай плывут к борту и поднимаются по штормтрапу. У меня, генерал, не конюшни, а боевые корабли.
В тот же день казачьи разъезды донесли Апраксину, что неприятель сворачивает лагерь и спешно двигается вдоль берега…
— Так и должно быть, знамо, попались на наживку, — потирал руки адмирал. — Наблюдайте за шведами на море, они скоро с якорей снимутся.
Через два дня шведская эскадра начала переходить в Копорский залив. Апраксин вызвал Фразера и Бахметева:
— Нынче мы в авантаже, надобно не упустить случай. Обложим Либекера на видимости. Когда он половину войск увезет, почнем его кусать. Шведы запаникуют, а там мы их и добьем. Малой кровью викторию добудем.
И здесь Апраксин переиграл шведского генерала. Когда большая половина шведов перебралась на корабли, началась паника. Охранение поняло свою обреченность и разбежалось по окрестным лесам.
Русские гренадеры вломились в центр лагеря, крушили все на своем пути штыками. Впереди бежал поручик Наум Сенявин:
— Ура-а, братцы! Бей шведа!
Свою бригантину он поставил на ремонт и отпросился у Боциса «помять бока шведу». Во время атаки шальная пуля прострелила ему ногу, но поручик не покинул поле сражения, колол шпагой неприятеля направо и налево…
Дело довершили драгуны, ударили с фланга из перелеска. Сначала шведы отбивались отчаянно, потом одна половина кинулась к переполненным шлюпкам, другая бросилась в лесную чащу. Атаке мешали тысячи трупов лошадей, убитых по приказу Либекера. А шведов полегло на копорском берегу больше тысячи, две сотни попали в плен.
— На море шведы обожглись, более не сунутся, — сказал Апраксин, глядя вслед поспешно снимающейся с якорей неприятельской эскадре. Авось и по сухопутью дороги им будут заказаны…
Из журнала Наума Сенявина: «Октябрь. В16 день г. адмирал был под Сойкиною мызою для провожания генерала Либекера. Он, шведский генерал, уехал на флот свой, а на позициях оставил майора и с ним с лишком 1000 человек, которых мы шпагою взяли. Я на той баталии был у гренадерской роты за капитана и ранен в правую ногу. У нас на той баталии убито: подполковник Грос, майор Озеров, 6 человек капитанов и несколько солдат».
Год 1708-й выдался для русского оружия победным и на море и на суше. Радовался от души царь. Под его началом у деревни Лесной русские полки взяли верх над непобедимой армией Карла XII.
«Сия победа может первая назваться, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало, к тому же еще гораздо меньшим числом будучи перед неприятелем». А в письме Апраксину царь откровенно признал, что нашим войскам помогла и укрыла в нужный момент русская, богатая лесами природа.
«Ежели бы не лес, то б оные выиграли, понеже их 6 тысяч больше было нас».
За победу при Лесной награждали скромной медалью «Достойному достойное».
Адмирала царь чествовал, впервые среди своих полководцев, именной медалью. Вызвал к себе гравера, набросал эскиз:
